и розового до пурпурного и белого. Она нарезала дамасских, китайских,
чайных, нуазет, мускусных, бурбонских, моховых, шотландских и еще разных
других, войдя сама в азарт, желая набрать все больше и больше. Вторая
Джесси, с раскрасневшимся от удовольствия и алчности, блаженным лицом,
следила, как морщит брови, теребя колючие стебли, больная бледная девушка,
откручивая пальцами, какой-нибудь непосильный для ножниц стебель, и как она,
присоединяя к букету новую розу, оглядывается на нее, кивая с улыбкой,
означающей, что намерена дать еще много роз. В разгаре занятия ее отыскала
сиделка. Ее возглас: "К вам приехал доктор!" помешал второй Джесси получить
целый сад роз. Джесси Тренган передала ей собранные цветы, ножницы и
сказала:
которой уже свесились, а затем выпали несколько роз, вторая Джесси ответила:
она удалилась первая, а Джесси Тренган, став серьезной, пошла с сиделкой,
взглядывавшей на нее крайне неодобрительно.
и седой бородой; он имел манеру говорить с больными как с детьми, в словах
которых надо искать не совсем то, что они говорят. Непослушание Джесси
вызвало у него особую докторскую злость, но, посмотрев на виноватое лицо
девушки, Сурдрег лишь сказал сиделке:
смягчась, он сказал: - Прилягте, - и взял поданный струсившей сиделкой
листок, на котором та записывала температуру. Там стояло: 36,3 - вечером и
36,2 - утром. Задумавшись, Сурдрег положил бумажку на стол, вынул часы и
начал считать пульс. Он был вял, ровен и нисколько не учащен. Доктор
освободил руку Джесси и спрятал часы.
сердца.
смягчить?.. ну, осеклась на вашей покорнейшей слуге.
сильные пальцы спрашивали все ее тело, но не получали ответа. Состояние
некоторых органов, - почек и печени в том числе - внушало сомнение, но не
настолько, чтобы утвердиться в чем-либо без риска сделать ошибку.
твердых пальцев, запахнулась халатом, - наука еще не сказала последнего
слова в отношении вас; она ничего еще не сказала. Решительно ничего
серьезного у вас нет (про себя думал он другое), но, чтобы окончательно
решить, как вам снова начать прыгать, я должен буду послезавтра - если не
произойдет каких-либо руководящих изменений - созвать консилиум. Трудно
разъяснимые случаи встречаются чаще, чем думают. Но, что бы там ни было,
лежите, лежите и лежите. Завтра я снова навещу вас. Старайтесь меньше пить и
принимайте в моменты расслабленности прописанные мной капли.
расплакалась, сердитая на шутки Сурдрега. - Я пу... пу... пускай я умру, но
вы не... не... должны так... Я ведь се... серьезно вас спрашиваю!..
диете и не вставать, то через неделю будете совершенно здоровы.
девушка, выпив свой бульон, задремала.
ведя разговор, убедилась, что ее оценка вещей Хариты Мальком приблизительно
верна, но, продавая торговцу, она должна была примириться с потерей третьей
части общей нормальной суммы.
других вещей, Моргиана получила задаток и поехала к Джесси.
смертному делу своих рук за время езды от магазина к дому перешли в тяжелое
удовольствие, подобное терпеливому ожесточению, с каким человек несет
тяжелую кладь, утешенный тем, что задыхается под {своей} ношей. Мгновениями
Моргиана была почти счастлива, что у нее нет никаких надежд, что ее
привычное отчаяние озарено так ярко и безнадежно. Она подъехала к дому с
чувством возвращения из долгого путешествия. Ее сердце начало теперь сильно
биться, и она уговаривала себя быть естественной. На приветствия слуг
Моргиана ответила несколькими холодными словами, тотчас спросив, как
чувствует себя Джесси. Узнав от сиделки, что положение неопределенное, -
девушка не выходит, а теперь спит, - Моргиана послала сиделку взглянуть, не
проснулась ли Джесси, а сама села в гостиной, куда, почти немедленно вслед
за ней, вошли Вальтер Готорн и Ева Страттон.
бородой и красивым тонким лицом. Между ним и дочерью было большое сходство.
Ева вошла в оживлении, но, увидев Моргиану, притворилась утомленной.
к двери больной. Моргиана, сделав улыбку, стукнула и услышала слабый голос,
звавший войти.
состоянием Моргианы, она плавно открыла дверь, улыбаясь с порога и
юмористически тревожно всматриваясь в осунувшееся лицо девушки.
трудно залучить, только болезнью, - обратилась Джесси к Готорну, который
жестом показал, как безумно занят всегда. - Ах, Ева, был доктор; он говорит,
что я выздоровею; но он все еще не знает, чем я больна. Моргиана, хорошо у
тебя там, в пустыне?
когда промочила ногу.
разбираются не так-то легко. Я читал о знаменитом математике, не помню, кто
такой, но, решая в уме сложнейшие задачи высшей математики, этот человек
ошибался, делая простое сложение.
тронула лоб Джесси и села, сказав:
не хочу больше говорить об этом. Расскажи, Ева, о выставке!
горько. Ее ненависть стояла между ней и Джесси, невидимая никому, кроме
Моргианы, - ее двойник, с дикой и темной улыбкой. Гниение души образовало
печальный, но руководящий отсвет, благодаря которому самообладание ей не
изменяло и - она знала это - уже не могло изменить.
вещи. Ну, само собой - перпетуум-мобиле, даже два. Это такие потрескивающие
и постукивающие механизмы в стеклянных ящиках; впрочем, нам сказали, что
один из них действует всего четыре дня, а второй - восемь. Потом модели
аэропланов.
начал говорить о полетах; летал Готорн три раза, но относился насмешливо.
Ему неожиданно возразила Моргиана.
горячностью, - возможность падения лишает аэроплан фривольности, которую вы
подчеркиваете.
по-моему, смерть такого рода не трагична, а лишь травматична. Это не более,
как поломка машины.
падение, ломание и пылание напоминает опрокинутый примус?
полные сил, почти мальчики. Разве не прекрасна смерть в двадцать лет?
произнесла его, заставило подумать о Джесси; и Джесси это подумала.
расстроясь от своих слов. - Нет, уж пусть лучше это будет не прекрасно...
лет через пятьдесят... через сто!
Сертаков Виталий
Орловский Гай Юлий
Юрьев Сергей
Буркатовский Сергей
Березин Федор
Акунин Борис