предмета, вид которого сперва так сильно его испугал.
любопытство - при каждой остановке она глядела на странное существо своими
широко раскрытыми большими блестящими глазами.
словно для того, чтобы пошептаться и спросить друг у друга, не разгадал ли
один из них, что это за существо.
продолжали придвигаться, взглядом и всей повадкой выдавая недоумение и
любопытство.
но на этот раз в измененном образе. Что-то у него ярко блестело на солнце, и
этот блеск совсем заворожил самца - настолько, что он не мог двинуться с
места, стоял и глядел, не отрывая глаз.
пронзило ему сердце - и больше он не видел сверкающего предмета.
блея. Она не знала, чем вызвана эта внезапная смерть, но видела, что он
мертв. Перед ее глазами темнела ранка на его боку, из ранки струилась кровь.
возлюбленный мертв. Его молчание, его недвижимо распростертые на траве ноги
и шея, его остекленевшие глаза - все говорило ей, что жизнь его кончена.
даже с его безжизненным телом. Ей необходимо было остаться около него хоть
немного - погоревать о Нем. Но недолго она оставалась одинокой. Опять над
землей что-то вспыхнуло, опять затрещала сверкающая трубка, и бедняжка упала
на тело своего товарища.
же снова зарядить ружье, как делают обычно перед тем, как броситься к
добыче: луговина была совершенно ровная, и поблизости не было больше ни
одного животного.
мертвых двух, еще и третью - живого ориби!
кружил у распростертого тела матери и блеял тоненьким голоском.
он и взрослых двух почти не видел до той минуты, когда смог прицелиться, а
крошечного их детеныша трава укрывала с головой.
картиной. И только сознание, что он не умышленно и не ради пустой забавы
лишил крошку матери, успокоило его совесть.
собственном - как у сестры - ручном зверьке. Вскормить зверька можно будет
на коровьем молоке.
выходить и вырастить. Поймал он его без труда - зверек не хотел удаляться от
места, где лежала его мать, и вскоре Гендрик уже держал маленького ориби на
руках.
веревки на рогах самца, пошел домой, волоча за собой обеих убитых им
антилоп.
шерсти, и тела легко скользили по траве. Только покрытая густой травой
луговина и отделяла Гендрика от нваны, поэтому юный охотник без большого
труда доставил в лагерь свою добычу.
обрадовались. Но больше всех ликовал Ян; и теперь он уже не завидовал Трейи,
обладательнице маленькой газели.
Глава 23
ПРИКЛЮЧЕНИЕ МАЛЕНЬКОГО ЯНА
для маленькой антилопы, потому что в ту ночь безобидное создание вызвало в
лагере страшный переполох.
в фургоне, бушмен и Тотти на воле. Тотти забралась под фургон, а Черныш
развел поодаль большой костер и растянулся у огня, закутавшись в свой каросс
из овчины.
лошади, пристреленные днем, отвлекли на себя все внимание этих милых особ,
как показывал их отвратительный смех, доносившийся издалека - с той стороны,
где лежали конские трупы. Гиены получили обильный ужин; зачем им еще с
опасностью для жизни подходить слишком близко к лагерю, где прошлой ночью им
оказали столь нерадушный прием! Так рассудил ван Блоом - и, повернувшись на
бок, мирно заснул. Впрочем, рассудил он неверно. Правда, в тот час гиены
действительно занялись уничтожением конских туш, но ошибочно было
предполагать, что такой ужин удовлетворит этих прожорливых тварей, которым,
кажется, сколько ни дай, все будет мало. Задолго до рассвета ван Блоом, если
бы проснулся, услышал бы их сумасшедший хохот совсем близко от лагеря и мог
бы увидеть не одну пару зеленых глаз, устремленных на догоравший костер
Черныша.
гиен, но, зная, что теперь бильтонг висит высоко, и полагая, что в лагере
гиены никому не могут нанести вред, он не придал этому значения и спокойно
опять заснул под их шумный концерт.
предсмертный - какого-то животного, потом снова послышался писк, вдруг
оборвавшийся, и показалось - оборвался он потому, что того, кто его издавал,
удушили. В этих писках ван Блоом, да и другие, которые теперь тоже
проснулись, узнали блеяние ориби, слышанное ими несколько раз в течение дня.
"Гиены раздирают ориби!" - подумалось каждому. Но они не успели высказать
это вслух, как новый, совсем иной крик достиг их ушей и заставил всех
вскочить так быстро, как если бы под фургоном разорвалась бомба. Кричал Ян,
и крик его прозвучал в той же стороне, откуда донесся писк задушенного
ориби. "Боже! Что это значит?" Сперва их слуха достиг внезапный крик
ребенка... потом послышалась глухая возня, словно была драка, и опять
раздался громкий крик Яна, призывавшего на помощь; но голос мальчика теперь
прерывался, и, казалось, зов доносился каждый раз все с большего расстояния.
Она их наполнила ужасом, но спросонок никто сразу не сообразил, что нужно
делать.
на ум, это кинуться в ту сторону, откуда доносился зов. Нащупать в темноте
ружье означало бы потерю времени, и все трое выскочили из фургона
безоружными. Тотти была уже на ногах и без умолку говорила, но о том, что
произошло, она знала ровно столько, сколько и они. Расспрашивать ее не
стоило. Издалека доносился голос Черныша. Бушмен не то громко причмокивал,
не то изображал собачий лай; и тут они увидели пылающий факел, который
уносила во мрак чья-то рука - несомненно, рука их верного Черныша.
как только могли. Вопли бушмена доносились до них непрестанно, но, к их
безмерному ужасу, вперемежку с визгом маленького Яна. Конечно, никто не мог
уяснить себе, чем все это вызвано. Они только спешили как могли, подгоняемые
самыми страшными опасениями.
опустился и опять поднялся, и снова опустился быстрыми, резкими взмахами.
Голос Черныша затявкал и защелкал громче, чем до сих пор, - казалось, бушмен
кого-то сечет и отчитывает. Но голос Яна смолк - неужели мальчика больше нет
в живых? При этой страшной мысли они кинулись бежать быстрей.
лежал на земле совсем рядом, меж корней какого-то куста, за ветви которого
он крепко ухватился ручонками. Вокруг левого его запястья был укреплен
красный ремень или постромок, протянутый сквозь кусты на несколько футов
вперед, а к другому концу постромка был крепко привязан детеныш ориби,
мертвый и весь изувеченный. Над ним стоял Черныш с горящим деревцем в руке,
ярче разгоревшимся оттого, что бушмен только что отхлестал им по спине
жадную гиену. Самой гиены не было видно. Она давно улизнула, но никому и в
голову не пришло погнаться за нею, так как все были слишком озабочены
состоянием Яна.
беспокойно оглядели его всего, ища глазами рану; и, когда они убедились,
что, кроме царапин от шипов и глубокого следа от затянутого на руке ремня,
на его маленьком тельце нет никаких повреждений, крик радости вырвался у
них. Мальчуган уже пришел в себя и уверял их всех, что ничуть не поранился.
Слава Богу, Ян цел и невредим!
история. Он лежал вместе со всеми в фургоне, но они-то спали, а он нет. Он
не мог уснуть ни на минуту, потому что думал о своем ориби, которого из-за
тесноты не взяли на ночь в фургон, а привязали снаружи, к колесу. Яну
взбрело на ум еще разок взглянуть на него перед сном. И вот, не сказав
никому ни слова, он выполз из-под парусинового навеса и спустился к
антилопе. Он ее тихонько отвязал, подвел к костру и сел у огня, любуясь
своей живой игрушкой. Наглядевшись на нее вдосталь, Ян подумал, что и
Черныш, конечно, тоже будет рад полюбоваться ею, и без долгих церемоний
растолкал спавшего слугу. Тому отнюдь не понравилось, что его будят среди
ночи ради удовольствия взглянуть на зверька: бушмен за свою жизнь съел не
одну сотню ориби и других антилоп. Но Ян и Черныш были истинными друзьями, и