бывших невольников, стоявших в шеренге, охотно поддержали его предложе-
ние.
невозмутимо.
поступлю так, как найду нужным. Так мы договаривались, и прошу об этом
не забывать, - сказал он громко, как бы обращаясь ко всей команде. - Я
хочу, чтобы полковнику Бишопу была сохранена жизнь. Он нужен нам как за-
ложник. Если же вы будете настаивать на том, чтобы его повесить, то вам
придется повесить вместе с ним и меня.
продолжал:
тан. - И, обернувшись к полковнику, он сказал: - Хотя вам обещано сохра-
нить жизнь, но я должен впредь до нашего выхода в открытое море задер-
жать вас на борту как заложника, который обеспечит порядочное поведение
со стороны губернатора Стида и тех, кто остался в форте.
закончить свою речь.
давшим Бишопа: - Господа, вы слышали, что я сказал. Прошу передать это
его превосходительству вместе с моими наилучшими пожеланиями.
"Синко Льягас", захваченного мною у дона Диего де Эспиноса-и-Вальдес,
который находится здесь же на борту в роли пленника. Вот трап, господа
офицеры. Я полагаю, что вам удобнее воспользоваться им, нежели быть выш-
вырнутыми за борт, как это и произойдет, если вы задержитесь.
ретироваться - правда, после того, как их слегка подтолкнули мушкетами.
Однако бешенство полковника усилилось, после того как он остался один на
милость своих бывших рабов, которые имели все основания смертельно его
ненавидеть.
ми в морском деле. К ним, разумеется, относился и Джереми Питт. Однако
сейчас он был ни к чему не пригоден.
вигации никогда не изучал. Все же он имел некоторое представление, как
управлять судном, и под его командой вчерашние невольники начали гото-
виться к отплытию.
вились к выходу в открытое море. Форт молчал. Поведение губернатора не
вызывало нареканий.
да Питер Блад подошел к полковнику, уныло сидевшему на крышке главного
люка.
ленькие глазки стали еще меньше, чем обычно.
улыбкой произнес Блад и, не получив ответа, продолжал: - Вам повезло,
что я по натуре не такой кровожадный человек, как вы или некоторые из
моих друзей. Мне дьявольски трудно было уговорить их забыть о мести,
впрочем, совершенно законной. И я склонен сомневаться, что ваша шкура
стоит тех усилий, которые я на вас затратил.
если бы он поступил так, как ему подсказывали ум и инстинкт, то полков-
ник давно уж болтался бы на рее, и Блад считал бы это справедливым воз-
мездием.
дила его выступить не только против своей совести, но и против естест-
венной жажды мести его друзей-невольников. Только потому, что полковник
был дядей Арабеллы, хотя сам Бишоп и не подозревал этого, к нему была
проявлена такая снисходительность.
больше четверти мили, и, если в пути ничего не произойдет, вы легко туда
доберетесь. К тому же у вас такая солидная комплекция, что вам нетрудно
будет держаться на воде. Живей! Не медлите! Иначе вы уйдете с нами в
дальнее плавание, и только дьяволу известно, что с вами может случиться
завтра или послезавтра. Вас любят здесь не больше, чем вы этого заслужи-
ваете.
когда и ни в чем себя не сдерживал, сейчас вел себя, как смирная овечка.
длинную доску.
на доску.
ражение. Он быстро снял башмаки, сбросил на палубу свой красивый камзол
из светло-коричневой тафты и влез на доску.
двадцати пяти футах от него плескались зеленые волны.
ный, насмешливый голос.
[35], над которым торчали загорелые лица. Еще вчера они побледнели бы от
страха, если бы он только слегка нахмурился, а сегодня злорадно скалили
зубы.
но бессвязно выругался, выпустил веревки и пошел по доске. Сделав три
шага, Бишоп потерял равновесие и, перевернувшись в воздухе, упал в зеле-
ную бездну.
нескольких сотнях ярдов от него с подветренной стороны. Но до Бишопа еще
доносились издевательские крики, которыми его напутствовали ссыльные
повстанцы, и бессильная злоба вновь овладела плантатором.
мутным взглядом окинул каюту, залитую солнечным светом, струившимся в
квадратные окна, выходившие на корму. Он застонал от боли, закрыл глаза
и, лежа так, попытался определиться во времени и в пространстве. Но ди-
кая боль в затылке и сумбур в голове мешали ему мыслить связно.
реться еще раз.
а если это так, то он не должен был ощущать чувство тревоги. И все же
обрывки смутных воспоминаний упорно подсказывали ему, что не все было
так, как нужно.
золотистым светом, сейчас должно было быть раннее утро, если, конечно,
корабль шел на запад. Затем ему пришла в голову другая мысль. Возможно,
они шли на восток - тогда сейчас была уже вторая половина дня. То, что
корабль двигался, ему было ясно по слабой килевой качке судна. Но как
случилось, что он, капитан, не имел понятия, шли они на восток или на
запад, что он не знал, куда же направлялся корабль?
чились вчера. Он отчетливо представил свое успешное нападение на Барба-
дос. Все детали этой удачной экспедиции были свежи в его памяти вплоть
до самого возвращения на борт корабля. Здесь все его воспоминания вне-
запно и необъяснимо обрывались.
с удивлением увидел, как в каюту вошел его лучший камзол. Это был на
редкость элегантный, отделанный серебряными позументами испанский костюм
из черной тафты, сшитый около года назад в Кадиксе. Командир "Синко
Льягас" настолько хорошо знал все его детали, что никак не мог оши-
биться.
вану, на котором лежал дон Диего. В камзоле оказался высокий, стройный
джентльмен, примерно такого же роста, как и дон Диего, и почти с такой
же фигурой. Заметив, что испанец с удивлением рассматривает его,
джентльмен ускорил шаги и спросил по-испански:
вое лицо джентльмена обрамляли черные локоны. Склонив голову, он ожидал
ответа; но испанец был слишком взволнован, чтобы ответить на такой прос-
той вопрос.
и застонал.
большим и указательным пальцами.
щупать пульс своего пациента. - Пульс частый, ровный, - наконец объявил
он, опуская руку. - Большого вреда вам не причинили.