тихий женский монастырь, какие только долги ему не приписывали! Строй флот,
корми армию, содержи больных и увечных солдат. Почему монастырская казна
должна нищать из-за богопротивных войн и прочих мерзостных страстей
человеческих? Еще сейчас в памяти страшный год, когда взяли из монастырской
казны все без остатка на "отлитие пушек нового формата". Это ли должно
заботить дочерей Христовых?
человеческий! Истлела гнилая оболочка морали, и не могут уже прикрыть
срамоту людской подлости. Доходят слухи, что в Синоде суета, свара,
взяточничество, фискальство и, страшно сказать, воровство. Бывшего
архиепископа Новгородского монастыря Феофана Прокоповича обвинили в
расхищении церковного имущества. Он-де продавал оклады со старинных икон, а
на вырученные деньги покупал себе кареты, лошадей и вино. Есть ли дела более
противные господу?
Непокорный Пахомий порвал связь с епархией. Сжималось сердце от жалости к
братии -- монастырь подвергался гонениям, а сам Пахомий едва не был убит на
Соборе в Эзне, но сильнее был восторг в душе. Через тьму веков Пахомий
Великий указывал ей, сестре Леонидии, и инокиням ее наикратчайший путь к
Богу.
кончила читать. -- Твой труд угоден богу. Сегодня же прочти сестрам эту
бумагу. Пусть каждая выучит житие Пахомия Великого. Вечером проверю.
молчании, а потом посмотрела на Анастасию просветленным взором и сказала
мягко:
воспитанницей Софьей, девушкой строгой, смиренной и благочестивой. А как
пройдет гроза, вернешься в мир.
цитадель сатаны! С этим наваждением бороться надо! Софья просветит тебя,
обогреет. Она добра и, как роса в цветке, чиста и непорочна. Что там еще?
Кто-то причитал, кто-то читал молитву, а гнусавый низкий голос скороговоркой
бубнил: "Бежала... Я-то знаю, бежала. Она вчера все по кельям ристала***".
убогую Феклушу. Та упиралась, но продолжала гугнить:
видела... "
-- Феклушка говорит, что сегодня утром наша Софья бежала из монастыря с
девицей, что приехала вчера в карете с господами. -- Сестра Ефимья
нерешительно кивнула головой в сторону Анастасии. -- А в келье, где эта
девица ночевала, Феклушка нашла вот это. -- На пожелтевшие страницы
раскрытой книги лег лохматый парик цвета прелого сена.
парик, надела его на кулак и присела перед ним в поклоне. -- Мадемуазель
гардемарин, вы забыли важную часть вашего туалета. -- Она расхохоталась и
покрутила кулаком. Парик закивал согласно.
Почему? Кто ее обидел?
-- положи парик, перестань дурачиться. О каком гардемарине ты толкуешь?
женское платье гардемарин. Я его знаю. Он в маменькином театре играл. Она в
нем души не чаяла. Такой талант, такой талант! Он вашу птичку в сети и
поймал.
впала ты в такой грех? Не уберегла я тебя! Это ты, позорище рода
человеческого, привезла соблазнителя в дом!
ряженых гардемаринов. Ловите теперь вашу овцу заблудшую, а я уезжаю!
ее выражало такое страдание, так горек и грозен был взгляд, что монахини
попятились к двери, а Феклушка повалилась на пол и завыла, словно она одна
была виновата в побеге воспитанницы.
Анастасию на подножку, и Григорий, перекрестясь на храм Рождества
Богородицы, залезает на козлы.
сейчас...
глазами окна игуменьи. "Неужели не выйдет ко мне, не скажет напутственного
слова? Вот она... Идет! " На глаза девушки навернулись слезы.
Лицо игуменьи было печальным, черный креп клобука трепетал на плечах.
племянницы, -- останься. Девочка моя, не уезжай. Эти стены защитят тебя от
навета и тюрьмы.
сухой, пахнувшей ладаном руке. -- Боюсь, страшно...
казалось, не солнце жжет спину через одежду, колышет марево над полями, а
сама земля, как огромная печь, источает клокочущее в ее недрах тепло, и
вот-вот прорвется где-то нарывом вулкан, и раскаленная магма зальет пыльные
дороги и леса, потускневшие от жары.
да еще его позовет купаться. Но опасения его были напрасны. Софья даже
умывалась в одиночестве. Спрячется за куст, опустит ноги в воду, плещется,
расчесывает волосы и поет.
молоденьких странниц, часто кормили задаром, расспрашивали.
подробное описание хором, которые снимал Никита. Отец погиб на турецкой
войне. Они идут по святым местам и бога славят.
войну?
Боясь проговориться о главном, он инстинктивно выбирал в своем рассказе
места подальше от истинных событий.
белицы. -- А про себя сама расскажешь?
стали заходить в деревни все реже и реже. Ночевали на еловом лапнике,
срубленном Алешиной шпагой, или в стогах сена. Спала Софья чутко. Свернется,
как часовая пружина, уткнет подбородок в стиснутые кулачки и замрет, а чуть
шорох -- поднимает голову, всматривается в ночную мглу.
повнимательнее, заметила бы, как вытянулась и похудела фигура мнимой
Аннушки. Алеше надоело возиться с толщинками и искать правильное положение
подставным грудям. Пышный бюст он оставил под елкой, а стегаными боками
пользовался как подушкой. Косынку с головы он не снимал даже на ночь.
мнимые и реальные потеряли первоначальную остроту, и даже приятным можно
было бы назвать их путешествие, если бы не вспыльчивый, своенравный характер
Софьи. Но в ее высокомерии было что-то жалкое, в заносчивости угадывались
внутреннее неблагополучие и разлад, и Алеша прощал ей злые слова, как
прощают их хворому ребенку.
Иногда и Алеша выходил из себя -- нельзя же все время молчать! -- и тогда
они кричали и ругались на весь лес, однажды даже подрались.
костер, вскипятил в котелке воды. Все хозяйственные заботы сами собой легли
на его плечи. Софья и не пыталась ему помогать.
Алешин плащ и неотрывно смотрела в небо. -- Язык у тебя, Аннушка, клеем