Смех его прозвучал так фальшиво, словно надтреснутый колокол, что милорд
опять взглянул на него и крепко сжал бледные губы.
точно помню твои слова. Ты говорил, что это дело недавнее.
- он и тут вмешался, чтобы спасти своего любимца от разоблачения и позо-
ра.
маю, что нам нечего сейчас спорить. Все мы рады, что наконец-то брат
твой находится в безопасности, в этом мы все единодушны и, как благодар-
ные подданные короля, должны выпить за его здоровье.
рейти к обороне и сделал это не без ущерба для себя, а кроме того, ли-
шился ореола преследуемого изгнанника. Сам милорд в тайниках души созна-
вал теперь, что его любимец - правительственный шпион, а миссис Генри
(как бы она ни толковала происшедшее) стала заметно холоднее в своем об-
ращении с развенчанным героем. Таким образом, в самой тонкой паутине ко-
варства всегда найдется слабое место, и стоит его задеть, как рушится
все хитросплетение. Если бы этим счастливым ударом мы не опрокинули идо-
ла, кто знает, каково было бы наше положение в разразившейся катастрофе?
двух-трех дней, как он совершенно загладил неприятное впечатление от
своего конфуза и, по всей видимости, вполне восстановил свое положение.
А милорд Дэррисдир в своей родительской любви ничего не хотел видеть.
Это была даже не столько любовь - чувство деятельное, сколько апатия и
отмирание всех прочих чувств; и всепрощение (если применимо тут это бла-
городное слово) изливалось у него подобно непроизвольным старческим сле-
зам.
него нашлись перед нею оправдания и как он рассеял в ней чувство презре-
ния. В подобном чувстве плохо то, что голос становится важнее слов, а
говорящий заслоняет то, что он говорит. Но, должно быть, какие-то оправ-
дания Баллантрэ нашел, а может быть, даже своей изворотливостью обратил
все это в свою пользу, потому что после недолгого охлаждения дела его с
миссис Генри пошли в дальнейшем как нельзя хуже. Теперь они вечно были
вместе. Не подумайте, что я хочу чем-нибудь сгустить тень, которую нав-
лекла на себя эта несчастная леди, упорствуя в своем ослеплении; но я
думаю, что в те решающие дни она играла с огнем. Ошибаюсь я или нет, но
ясно одно (и этого вполне достаточно): мистер Генри опасался того же.
ния, что я не осмеливался обратиться к нему. Хочу надеяться, что самое
мое присутствие и молчаливое участие доставляли ему некоторое облегче-
ние. Бывало так, что мы говорили, и странная это была беседа: мы никогда
не называли никого по имени и не упоминали определенных фактов или собы-
тий, но каждый из нас думал о том же, и мы прекрасно это знали. Странное
это искусство - часами говорить о каком-нибудь предмете, не только не
называя, но даже не намекая на него. Помнится, я даже подумал тогда,
что, может быть, именно таким образом Баллантрэ целыми днями ухаживал за
миссис Генри, делая это совершенно открыто и вместе с тем ни разу не
спугнув ее. Чтобы дать представление, как обстояли дела у мистера Генри,
я приведу здесь несколько слов, произнесенных им (я имел основания за-
помнить дату) двадцать шестого февраля 1757 года. Погода стояла не по
времени резкая, казалось, что это возврат зимы: безветренный жгучий хо-
лод, все бело от инея, небо низкое и серое, море черное и мрачное, как
пещера.
теперь вошло в привычку) о том, "должен ли мужчина принимать решения" и
"разумно ли вмешательство". Эти и тому подобные отвлеченные рассуждения
каждый из нас понимал с полуслова. Я глядел в окно, как вдруг внизу
прошли Баллантрэ, миссис Генри и мисс Кэтрин - неразлучное трио. Девочка
прыгала, радуясь инею, Баллантрэ что-то шептал на ухо леди с улыбкой,
которая (даже на таком расстоянии) казалась дьявольской усмешкой искуси-
теля, а она шла, опустив глаза, всецело поглощенная услышанным. Я не вы-
терпел.
- сказал я.
его положения. Ни к кому я не могу пойти со своими подозрениями, меньше
всего к отцу. Это вызвало бы у него только гнев. Беда моя, - продолжал
он, - во - мне самом, в том, что я не из тех, кто способен вызывать к
себе любовь. Они все мне признательны, они все твердят мне об этом; с
меня этой признательности хватит до смерти. Но не мной заняты их мысли,
они и не потрудятся подумать вместе со мной, подумать за меня. Вот в чем
горе! - Он вскочил и затоптал огонь в очаге. - Но что-то надо придумать,
Маккеллар, - сказал он и поглядел на меня через плечо, - что-то надо
придумать. Я человек терпеливый... даже чересчур... даже чересчур! Я на-
чинаю презирать себя. И все же нес ли когда-нибудь человек такое бремя?!
Ио Он снова погрузился в размышления.
связи с моим замечанием, что я не продолжил разговора.
уехал, не было его и большую часть следующего дня, злополучного 27-го;
но о том, куда он ездил и что делал, мы задумались только позднее. А
спохватись мы раньше, мы, может быть, разгадали бы его планы и все обер-
нулось бы иначе. Но так как мы действовали в полном неведении, то и пос-
тупки наши надо оценивать соответственно, и поэтому я буду рассказывать
обо всем так, как это представлялось нам в то время, и приберегу все на-
ши открытия до того момента, когда они были сделаны. Это особенно важно
потому, что я дошел до самой мрачной страницы моего рассказа и должен
просить у читателя снисхождения для своего патрона.
захватывало от холода. У прохожих пар валил изо рта, большой камин в за-
ле был доверху загружен дровами, ранние птицы, которые уже добрались и
до наших суровых краев, теперь жались к окнам или прыгали, как потерян-
ные, по замерзшей земле. К полудню проглянуло солнце и осветило по-зим-
нему красивые, покрытые снегом холмы и леса, люггер Крэйла, ожидавший
ветра за мысом Крэг, и столбы дыма, поднимавшиеся прямо к небу из каждой
трубы. К ночи сгустился туман, стало темно и тихо и неимоверно холодно:
ночь не по-февральски беззвездная, ночь для невероятных событий.
очень рано. С некоторых пор мы проводили вечера за картами, - еще одно
свидетельство того, как скучал в Дэррисдире наш приезжий. Вскоре милорд
оставил свое место у камина и, не сказав ни слова, пошел согреваться в
постели. Прочих оставшихся не связывали ни любовь, ни учтивость, и ни
один из нас минуты не просидел бы ради другого, но в силу привычки и так
как карты были только что сданы, мы от нечего делать стали доигрывать
партию. Нужно отметить, что засиделись мы допоздна и хотя милорд ушел к
себе раньше обычного, но уже пробило полночь и слуги давно спали. И ска-
жу еще, что хотя я никогда не замечал в Баллантрэ приверженности к вину,
на этот раз он пил неумеренно и был, вероятно (хотя и не показывал это-
го), немного пьян.
дверь затвориться за милордом, как он без малейшего изменения голоса пе-
решел от обычного вежливого разговора к потоку оскорблений.
продолжал: - Удивительное дело, как даже в такой мелочи, как карты, ты
обнаруживаешь свою неотесанность. Ты играешь, Иаков, как какая-нибудь
деревенщина или матрос в таверне. Та же тупость, та же мелкая жадность,
cette lenteur d'hebete qui me fait rager! [32] - привел меня бог иметь
такого брата! Даже почтенный квакер и тот слегка оживляется, когда опас-
ность угрожает его ставке, но играть с тобой - это невыразимая скука.
самом деле мысли его были далеко.
- Quel lourdeau! Но к чему я расточаю перед тобой французские выражения,
которые все равно непонятны такому невежде. Un lourdeau, мой дорогой
братец, означает увалень, олух, деревенщина, человек, лишенный грации,
легкости, живости, умения нравиться, природного блеска, - словом, именно
такой, какого ты при желании увидишь, поглядевшись в зеркало. Я говорю
тебе все это ради твоей же пользы, ну, а кроме того, милейший квакер
(при этом он поглядел на меня, подавляя зевок), одно из моих развлечений
в этой скучной дыре - поджаривать вас с вашим хозяином на медленном ог-
не. Вы, например, неизменно доставляете мне удовольствие, потому что
всякий раз корчитесь, когда слышите свое прозвище (как оно ни безобид-
но). Иное дело - мой бесценный братец, который вот-вот заснет над своими
картами. А эпитет, который я тебе только что объяснил, дорогой Генри,
может быть применен гораздо шире. Я это тебе сейчас растолкую. Вот, нап-
ример, при всех твоих великих достоинствах, - их я рад в тебе признать,
- я все же не знал женщины, которая не предпочла бы меня и, как я пола-
гаю, - закончил он вкрадчиво и словно обдумывая свои слова, - как я по-
лагаю, не продолжала бы оказывать мне предпочтение.
казалось, что он погружен в раздумье.
Василенко Иван
Максимов Альберт
Орлов Алекс
Посняков Андрей
Якубенко Николай
Контровский Владимир