какого я себя выдавал. Такова была моя линия (если можно так выразиться)
- много говорить да немного сказать. За столиком в гостинице я мог разг-
лагольствовать о провинции, по которой шел, о том, хороши ли дороги, о
делах моих собутыльников, наконец, о событиях в мире ив государстве -
передо мною открывалось широкое поле для всяческих рассуждении и при
этом полная возможность ничего не сообщать о себе самом. Меньше всего я
походил на человека скрытного; я наслаждался компанией как никто и к то-
му же еще рассказал какую-то длиннейшую небывальщину про свою несущест-
вующую тетушку, после чего уже и самые недоверчивые не могли усомниться
в моем простодушии.
вал! Да он совсем заговорил меня, без конца болтал про свою тетушку,
прямо все уши прожужжал. Ему только дай случай, и уж он выложит вам всю
свою родословную от самого Адама и все свои богатства до последнего шил-
линга.
ностью, что одарил меня парочкой добрых советов. Он сказал, что я, в
сущности, совсем еще юнец - в ту пору у меня была крайне обманчивая на-
ружность, и больше двадцати одного года мне не давали, а это при сложив-
шихся обстоятельствах было весьма драгоценно, - что общество в гостини-
цах весьма разношерстное, и лучше бы мне вести себя поосмотрительней, ну
и так далее, все в том же духе. На это я отвечал ему, что сам никому не
желаю зла и, провалиться мне на этом месте, не жду худого и от других.
с пеленок терпеть не мог, - говорил я далее. - Вы из тех, которые себе
на уме. Весь мир так и делится, почтеннейший: на тех, которые себе да
уме, и на простаков! Ну так вот, я - простак.
от меня отошел.
не клял французов беспощадней меня, никто с такой горечью не отзывался
об американцах. И когда прибыла направлявшаяся на север почтовая карета,
украшенная остролистом, и кучер и страж, уже осипшие, возвестили и нам о
победе, я так разошелся, что выставил всей честной компании чашу пунша,
который сам смешал и разлил щедрой рукою, и даже разразился небольшим,
но прочувствованным тостом:
лингтона! И да будет его оружие победоносным на веки веков! - И еще при-
бавил: - Горемыка Султ! [16] Пусть зададут ему еще разок перцу тем же
манером!
коплесканиями, навряд ли кто-нибудь пользовался большим признанием, не-
жели я в этот час. Ну и ночку же мы провели, уж можете мне поверить!
Кое-кто, поддерживая друг друга, с помощью коридорных добрался до своих
номеров, остальных сон свалил тут же, на поле славы; и на другое утро,
когда мы сели завтракать, взорам нашим предстала редкостная коллекция
красных глаз и трясущихся рук. При дневном свете патриотизм уже не горел
таким ярким пламенем. Да не обвинят меня в равнодушии к неудачам Фран-
ции! Одному богу известно, какая меня снедала ярость. Как жаждал я в
разгар пьяного веселья накинуться на это стадо свиней и столкнуть их
лбами! Но не забывайте, в каком я очутился положении; не забывайте так-
же, что беспечность, столь присущая всякому галлу, составляет сущность
моей натуры и, как дерзкого мальчишку, увлекает меня подчас на поступки
самые необдуманные. Возможно, что временами я даю этому проказливому ду-
ху завести меня дальше, нежели дозволяют приличия, и однажды я, как и
следовало ожидать, был за это наказан.
компанией, ее составляли по преимуществу добропорядочные, уже сильно
хлебнувшие спиртного английские тори известного склада, которые обычно
столь полны энтузиазма, что уже не в силах выразить его словами. Я с са-
мого начала вел и направлял беседу и, когда речь зашла о французах на
Пиренейском полуострове, сообщил (сославшись на своего кузена-прапорщи-
ка) подлинные подробности некоторых каннибальских оргий в Галиции, в ко-
торых принимал участие ни много ни мало сам генерал Кафарелли. Я никогда
не жаловал сего командующего, ибо однажды он отправил меня под арест за
нарушение субординации; и вполне возможно, что мое безжалостное описание
было сдобрено щепоткой мести. Подробности я с той поры позабыл, но, надо
полагать, они были весьма красочны. Конечно же, я не упустил случая по-
дурачить этих олухов; и, конечно же, уверенный в своей безопасности (а
уверенность мне придавал вид этих тупых физиономий с разинутыми от изум-
ления ртами), я зашел слишком далеко. Как на грех, за столом среди про-
чих оказался некий молчаливый человечек, которого мне не удалось провес-
ти. И не оттого, что он обладал чувством юмора, - нет, чувства этого он
был начисто лишен. И не оттого, что человечек отличался особливой сме-
калкой, - его и смышленым-то не назовешь. Расположение ко мне - вот ведь
что, подумать только! - обратило его в ясновидца.
ду и посмотреть на собор; человечек же сей молча шел за мною по пятам.
Несколько отойдя от гостиницы, в плохо освещенном месте, я почувствовал,
что кто-то тронул меня за локоть, круто обернулся и увидел, что он стоит
рядом и смотрит на меня взволнованными, сияющими глазами.
бавна. Хи-хи! Препикантная историйка! Поверьте, сэр, я вас вполне понял!
Я вас, можно сказать, учуял! Право же, сэр, ежели бы нам с вами побесе-
довать по душам, у нас бы нашлось много общего. Вот в двух шагах "Коло-
кольчик", очень подходящее местечко. Там подают отличный эль, сэр. Не
удостоите ли вы меня чести выпить со мной кружечку?
наюсь, меня разобрало любопытство. Уже в ту минуту кляня себя за неосто-
рожность, я все же не отказался от его предложения, и в скором времени
мы сидели друг против друга и потягивали пиво, подогретое с пряностями.
Незнакомец понизил голос до едва слышного шепота.
Нет? - Он подался вперед, так что мы соприкоснулись носами, и пояснил: -
За императора!
не на шутку встревожился. Для шпиона он был, по моему разумению, черес-
чур бесхитростен и, уж конечно, чересчур смел. Но если он честный чело-
век, то, как видно, до крайности неблагоразумен, и тогда беглецу уж ни-
как не годится его поощрять! Поэтому я выбрал среднюю линию: ничего не
ответил на его тост и выпил пиво, не выказывая никакого восторга.
мне и во Франции не доводилось слышать, разве что из уст господ, которым
за это полагалась особая плата.
говорил человечек. - Сам я не очень о нем наслышан. Не знаю никаких под-
робностей, сэр, ровным счетом никаких! Беспристрастные сообщения нам
здесь приходится добывать с величайшим трудом.
метил я. - Но что касается Кафарелли, сэр, он не хромой и не слепой, у
него обе ноги целы и нос на месте, как у нас с вами. И мне до него так
же мало дела, как вам до покойного мистера Персиваля! [17]
Вы француз! Наконец-то мне довелось пожать руку одному из сынов благо-
родной нации, что первой провозгласила славные принципы свободы и
братства. Тес!.. Нет, все в порядке. Мне показалось, ктото стоит за
дверью. В этой жалкой, порабощенной стране мы собственную душу, и ту не
осмеливаемся назвать своею. Всюду шпионы и палачи, сэр, шпионы и палачи!
И все-таки свеча горит. Добрые дрожжи делают свое дело, сэр... Делают
свое дело в подполье. Даже и в нашем городе есть несколько храбрецов,
они собираются всякую среду. Непременно обождите денек-другой и присое-
динитесь к нам. Мы собираемся не здесь. В другом месте, где не так люд-
но. Там, однако, подают превосходный эль, превосходный, в меру крепкий
эль. Вы окажетесь среди друзей, среди братьев. Вы услышите, какие там
высказываются отважные чувства! - воскликнул он, распрямляя свою узкую
грудь. - Монархия, христианство! Вольное братство Дургама и Тайнсайда
смеется над всеми этими уловками напыщенной старины!
бе внимания! Вольное братство было вовсе не по мне. Доблестные чувства
сейчас лишь обременили бы меня, и я попытался несколько охладить пыл мо-
его собеседника.
службу государству, - заметил я.
маете Наполеона. Я проследил весь его путь. Я могу объяснить всю его по-
литику от первого до последнего шага. Взять, к примеру, хотя бы Пиренеи
- вы так занимательно о них рассказывали, - ежели вы зайдете со мной к
другу, у которого есть карта Испании, то, смею надеяться, за полчаса я
проясню вам весь ход тамошней войны.
танских тори; условясь встретиться завтра, я сослался на внезапную го-
ловную боль, воротился в гостиницу, уложил свой заплечный мешок и часов
около девяти вечера сбежал от этого ненавистного мне соседства. Было хо-
лодно, звездно, ясно, дорога сухая, чуть прихвачена морозцем. Но при
всем том у меня не было ни малейшего желания шагать по ней долго, и в
одиннадцатом часу, углядев по правую руку освещенные окна какого-то
трактира, я решил остановиться там на ночлег.