Чтение 20–й страницы книги ~Ориноко~

- Умрет? - спросил Конесо.

- Должен, должен.

- Когда?

- Не знаю. Может быть, скоро.

Они говорили между собой, не считаясь с присутствием Ласаны и
убежденные, что я не понимаю их языка.

- Глаза у него немного открыты! - заметил подозрительно вождь.

- Но видит он мало! - утешил его Карапана. - Если только...

- Что, если только?

- Если только он не притворяется.

Теперь уже Конесо подошел вплотную и долго молча всматривался в меня.

- Совсем бледный, - проговорил он, - но живой.

- Долго не протянет! - буркнул колдун, и передо мной снова появилось
его морщинистое лицо. Он устремил на меня взгляд столь ненавидящий и
страшный, что нетрудно было понять - это враг беспощадный и жестокий,
вынесший мне смертный приговор.

- А если притворяется? - сомневался Конесо.

- Все равно жить ему недолго, успокойся! - повторил Карапана, в своей
одержимости как-то слишком уж убежденно.

До сих пор я следил за всем происходившим довольно спокойно, чувствуя
в ладони рукоять пистолета. Но при последних словах шамана, таивших
какую-то скрытую угрозу, мне сделалось не по себе, и сердце у меня
заколотилось. С какой стороны грозит мне опасность?

- Ласана! - обратился шаман к женщине. - Покажи нам его рану.

- Мы не хотим ее сами касаться, - добавил вождь, - не бойся.

- Рана закрыта травами! - противилась Ласана.

- Ничего! Это ты его лечишь?

- Нет, мать.

- Позови мать.

Ласана колебалась, не зная, стоит ли оставлять их одних наедине со
мной, но, вероятно, решила, что мне пока ничто не грозит, тем более что
далеко не идти - их хижина стояла рядом. Отойдя от входа на два-три шага,
она позвала мать, попросив ее прийти, и тотчас же вернулась обратно.

Тем временем, а длилось это всего несколько секунд, у моего ложа
происходило что-то странное. Карапана шмыгнул за мое изголовье и, кажется,
наклонился вниз, к полу, но что там делал, я не видел, а повернуться не
решился. Однако до слуха моего донесся какой-то странный, чуть слышный
звук, настолько слабый, что понять его было трудно. Что-то, похоже,
тихонько зашелестело, или зашипело, или булькнуло?

Впрочем, слишком мало времени оставалось для размышлений - тут же
вернулась Ласана, внимательным взглядом окидывая хижину и обоих мужчин.
Видно, ничего подозрительного она не заметила и спокойно сообщила, что
мать ее сейчас придет.

Появившись, старуха обнажила мою рану, к счастью, не отбросив циновку
с правой руки, где был пистолет. Карапана похвалил повязку и вручил
женщинам свои травы, сказав, что они лучше. Но тут же добавил, что не
знает, принесут ли они пользу, ибо больному, кажется, уже ничто не
поможет.

- Не поможет? - удивилась старуха. - Ведь ему стало лучше.

- Я улучшений не вижу! - мрачно заявил шаман. - Давно он лежит
неподвижно?

- Давно, но до этого двигался.

- А теперь застыл - значит, близится смерть. К вечеру умрет.

Женщина была иного мнения, но перечить Карапане не посмела, а
твердость мрачного предсказания еще более усилила ее испуг.

- Умрет! - повторял шаман, упиваясь этой мыслью. - Умрет, потому что
его укусила не простая змея.

- Не простая?

- Не простая: заколдованная.

- Я знаю, кто ее заколдовал и повесил на куст! - гневно крикнула
Ласана.

- Не умничай! - осадил ее шаман с мрачным видом. - Тебе, глупая
женщина, никогда не узнать, кто заколдовал змею!

- Кто же?

- Он сам!

- Он, Белый Ягуар?

- Он сам!

Карапана многозначительно помолчал, а женщины не могли скрыть своего
недоверия.

- Да, он сам! - заверил Карапана. - Ты, Ласана, молодая и глупая, но
твоя мать знает, что бывают разные Канаимы. Самые худшие Канаимы те, что
кажутся хорошими людьми и даже правда хорошие люди, но они сами не знают,
что у них злая, пагубная душа Канаимы. Когда тело их спит, душа отделяется
от него и приносит несчастья людям и зверям, убивает, отравляет кровь,
подбрасывает змей. Скажи сама, есть такие люди? - обратился он к старухе.

- Есть, - подтвердила та испуганно.

- А что вы, глупые, знаете о нем, о вашем Белом Ягуаре? Что вы знаете
о его кровавых делах, совершаемых во сне, если он, наверно, и сам об этом
не знает, если он и сам, наверное, не знает своей злой души Канаимы?

- А откуда ты знаешь, что у него такая душа? - воскликнула Ласана.

- Посмотри, женщина, на мое лицо и скажи, сколько мне лет. Я знаю
столько, сколько мне лет. Умеешь ли ты смотреть и понимать?

- Смотреть я умею, - возразила она, - и не вижу в нем Канаимы, а в
тебе вижу злобу и ненависть, хотя ты и великий шаман!

Наступила минута молчания. Я решил пустить шаману пулю в лоб, если он
бросится на Ласану. Но он не бросился. Он подавил в себе вспышку ярости и
лишь проговорил спокойным хриплым голосом:

- Он сегодня сдохнет! А ты смотри, змея, как бы и тебе не пришлось
отправиться вслед за ним!

Проговорив это, он собрался уходить. Тогда Конесо подскочил к Ласане
и, схватив ее за плечи, стал исступленно трясти.

- Если ты в своем уме и хочешь жить, - брызгал он слюной в припадке
внезапной похоти и бешенства, - если хочешь жить, то ты знаешь, что
делать! Только я, я один могу спасти тебя от смерти! Сейчас же отправляйся
в мою хижину!..

- Не трогай меня! - услышал я твердый ответ. - Уйди!

- Я хочу, чтоб ты жила! - бесился и в то же время молил он. -
Приказываю тебе...

Вдруг Конесо так же неожиданно отпустил ее и бросился вслед за
Карапаной.

После их ухода женщины сразу пришли в себя. Мать спросила у дочери,
указывая на меня:

- Они трогали его?

- Нет, мама.

Старуху это успокоило, но не развеяло ее опасений. Женщины тотчас же
принялись тщательно изучать травы, дарованные Карапаной, - не подмешал ли
он туда яда, а я тем временем старательно обследовал пол возле ложа в том
месте, где совершал свои загадочные действа шаман. Там стоял
предназначенный только для меня кувшин с водой для питья и ничего больше!
Вдруг меня осенило! Так вот в чем дело - сомнений не оставалось:
услышанное мной бульканье исходило из кувшина, в котором что-то
размешивалось. Яд? Конечно, яд. Вот отчего шаман и был так уверен, что еще
сегодня я распрощаюсь с этим миром.

Я велел Ласане принести черепок, налить в него воды из моего кувшина
и напоить пса, прибежавшего к нашей хижине вместе с двумя непрошеными
гостями и продолжавшего бегать поблизости.

- Это пес Конесо, - заметила мать Ласаны.

- Тем лучше!

Я еще не был уверен, подтвердится ли мое подозрение. Пес вмиг вылакал
воду и продолжал резвиться перед хижиной вместе с нашими собаками. Но уже
через четверть часа вбежала Ласана с криком, что пес свалился как
подкошенный и дергается в предсмертных судорогах. Яд подействовал.

Я лишь понимающе усмехнулся, но на душе у меня заскребли кошки. Дикая
ненависть шамана вселяла невольный страх. С твердой решимостью все-таки
начать против них борьбу я снова погрузился в сон.

Разбудили меня крики. На этот раз веселые. Это наши несли из леса
добычу. Они складывали убитых кабанов перед моей хижиной, навалив их там
целую гору. А внутрь ко мне со счастливыми лицами ворвались Вагура и
Арнак, поднимая высоко на бамбуковых жердях шкуру ягуара.

- Видишь? - закричал Вагура.

- Шкура совсем целая! - похвалил Арнак. - Ни одной дырки. Колдовством
ты его умертвил, что ли?

Мой юный друг хорошо знал, отчего погиб ягуар, и просто шутил, но
шутка его подала мне идею.

- Может, и колдовством! - улыбнулся я. - Это совсем неплохая мысль!..
Далеко ты нашел его от места выстрела?

- Шагах в ста, а то и больше. Ты попал ему в левый глаз.

В хижину вошли Манаури, негр Мигуэль и целая группа индейцев, все в
радостном возбуждении.

- Десять, десять и восемь - вот сколько диких свиней! - радовался
Манаури. - Скажи, как будем делить?

- Двенадцать людям Конесо, - ответил я, - восемь для Пирокая,
остальные восемь нашему роду.

- А Карапана ничего не получит?

- Получит, обязательно. Шкуру ягуара.

- Шкуру ягуара?! Шкуру ягуара?!

Все решили, что ослышались или я неправильно понял вопрос Манаури.

- Все правильно! - повторил я. - Карапана получит шкуру ягуара!

Вагура схватился за голову, остальные загалдели:

- Ян! Такую красивую шкуру этому подлецу? Безумие! Это же твой знак!