который устал или сердится. Он и в самом деле устал: день был длинный
и утомительный. Многое сделано, но работа еще только в самом начале. -
Это хуже, чем глупо, это преступно! Знаешь, Хью, мир полон нищих,
которые не подозревают, что все вокруг них идет на продажу... если
только ты готов заплатить сполна. Они следуют привычному порядку и
тешат себя собственной гордостью и непродажностью. А такая гордость -
самообман, Хью, самообман, не стоящий выеденного яйца.
расплачиваться нельзя. Самый толстый бумажник в этом городе не стоит
капли пота из-под мышки рабочего человека. Бумажник! Какая чушь! А
души? Души, Хью? Если бы у меня был всего лишь гривенник, веря каждому
на слово, кто готов продать душу за то-то и то-то, я бы уже давно
купил Импайр Стэйт Билдинг. - Он подался вперед, и губы его
искривились в хищной усмешке, обнажив желтые кривые зубы. - Скажи мне,
Хью, что бы я, клянусь всем живым, ползающим под землей, делал с твоей
душой?
как будто из глубины огромной темной пещеры.
Нетти Кобб?
своего мужа.
И тогда ты сможешь забрать свой лисий хвост и отправиться домой.
дождь и свистел ветер.
тебя этого не ожидала. Подойди-ка сюда! Быстро!
сделал что-то не так, нечто ужасное, судя по тону мисс Рэтклифф, но он
не понимал, что именно до тех пор, пока не встал. И только тогда он
понял, что раздет донага. Жар, как волна стыда захлестнула его, но и
возбудила одновременно. Взглянув вниз и заметив, как пенис постепенно
напрягается, он почувствовал смешанное чувство тревоги и гордости. -
Ты слышал, что я сказала? Подойти сюда!
Мейерс, Донни Френкель, Нонни Мартин, и бедняжка придурочный Слоупи
Додд - хихикали над ним.
искры, потрясающий ореол угольно-черных волос над головой.
так что стала казаться, будто это единственная часть его тела, которая
стыда не испытывает, потому что она не плохая вовсе, а совсем наоборот
- очень хорошая. В том, чтобы быть плохим, вероятно, тоже есть своя
прелесть.
электрический разряд, когда их пальцы встретились.
предложение: Я РАСПЛАЧУСЬ СПОЛНА ЗА КАРТОЧКУ СЭНДИ КУФЭКСА, пятьсот
раз на доске.
верхней части доски, и чувствовал дуновение теплого воздуха на своих
ягодицах. Он написал еще только Я РАСПЛАЧУСЬ СПОЛНА, когда рука мисс
Рэтклифф обхватила его пенис нежными пальцами и начала тихонько
теребить. Это было так приятно, что ему показалось он вот-вот свалится
без чувств прямо под доску.
буду продолжать делать вот это.
Слоупи Додд.
сказала мисс Рэтклифф. - Ты у меня поверещишь, сопляк.
Он уже стонал. Это было дурно, он хорошо все понимал, но зато так
приятно. Это было прямо то, что доктор прописал, ни больше ни меньше,
как раз тык в тык.
Ержик, со своим огромным круглым рыхлым лицом и маленькими глубоко
посаженными карими глазками, как две изюминки, вдавленные в тесто.
И это еще не все, сопляк. Он...
полетел на пол. Тело было покрыто холодной испариной, сердце
колотилось как отбойный молоток, а пенис торчал словно твердый
багровый сучок в пижамных штанах...
желание открыть рот и издать призывный клич, разбудив маму. как он
всегда делал в раннем детстве, когда его по ночам будили кошмары. Но
потом он вспомнил, что уже далеко не маленький, что ему уже целых
одиннадцать лет... и потом такой сон маме, пожалуй, не стоит
пересказывать.
Стрелки на циферблате будильника, стоявшего на тумбочке подле кровати,
показывали четыре минуты первого. Мощные порывы завывающего ветра
бросали в оконное стекло его спальни струи дождя, настоящего ливня.
Светопреставление какое-то!
девалась, и он это знал, но понимал при этом, что не сможет заснуть,
пока не проверит, не убедится, что она по-прежнему лежит на своем
месте, в скоросшивателе, где он хранил свою постоянно пополнявшуюся
коллекцию игроков команды "Везунчики" за 1956 год. Он проверял, все ли
на месте вчера утром, перед тем, как отправиться в школу, проверял,
когда из школы вернулся и еще раз вечером, после ужина, когда гонял
мяч на заднем дворе со Стэнли Досоном. Он тогда сказал Стэнли, что ему
срочно понадобилось в туалет. И в последний раз он взглянул на свое
сокровище перед тем, как лечь в постель и погасить свет. Он в глубине
души понимал, что это какое-то наваждение, мания, но ничего не мог с
собой поделать.
соприкосновения с прохладным воздухом сразу покрылась "гусиными"
пупырышками, а пенис съежился. Он подошел к комоду, оставив позади
себя на простыне, покрывавшей матрас, влажные очертания собственного
разгоряченного тела. Большой альбом лежал на комоде в луже бледного
света, разлитого уличным фонарем.
перелистывать страницы из прозрачного пластика с кармашками, куда
вставлялись карточки. Промелькнули лица Мела Парнелла, Уайти Форда и
Уоррена Спэна - сокровища, которые он когда-то берег как зеницу ока, а
теперь даже не задержался ни на секунду. Дойдя почти до самого конца
альбома, где оставшиеся страницы были не заполнены, он чуть не
задохнулся от ужаса, так и не обнаружив карточки с Сэнди Ку-фэксом, но
потом сообразил, что в спешке перевернул сразу несколько страниц.
Тогда он вернулся обратно и... да, вот он - узкое улыбающееся лицо,
внимательный взгляд из-под козырька бейсболки.
Куфэкс".
вниз по карточке, словно санки с горки. Губы его беззвучно шевелились.
Сердце умерило свой бег, на душу снизошел покой... почти снизошел, но
не до самого конца, ведь карточка все еще ему принадлежала не
полностью. Это было нечто вроде... задатка. Он должен был еще кое-что
сделать, чтобы она перешла всецело в его распоряжение. Брайан точно не
знал, что именно придется делать, но был уверен, что это каким-то
непостижимым образом связано с тем жутким сном, от которого он только
что проснулся, и что он обязательно все узнает, когда придет время
(завтра? или уже сегодня?).
красовалась надпись, изображенная каллиграфическим почерком: КОЛЛЕКЦИЯ
БРАЙАНА. НЕ ТРОГАТЬ! - и вернулся в постель.
Куфэкса его больше всего тревожило одно: он не мог ее
продемонстрировать отцу. Возвращаясь домой из Нужных Вещей, он так и
сяк представлял себе церемонию демонстрации. Он, Брайан, скажет
небрежно: слушай, пап, я сегодня еще одну 56-го подцепил в новом
магазине. Хочешь взглянуть? Отец скажет: ну ладно, давай, не слишком
заинтересованный, но пойдет с Брайаном к нему в комнату, только чтобы
доставить удовольствие сыну. Но как сверкнут его глаза, когда он