еще четыре попытки, бесполезных и мучительных. Круги снова завертелись у
меня перед глазами, а резкая боль в груди убедила, что одно из ребер на-
верняка сломано. Пришлось дать себе отдых, прежде чем вновь возобновить
попытки вытащить пистолет. Наконец, извиваясь червем, я кое-как встал на
колени и изогнулся так, что "хэкати" выскользнул из чехла, но тут же по-
терял равновесие и упал прямо лицом на пол. Когда в конце концов вновь
прояснилось в голове, я принялся доставать валяющийся пистолет. И вот в
слабоосвещенном полутемном подвале я стоял на коленях, уставившись на
него, размышляя, не могли ли приволокшие меня сюда позабавиться, выта-
щить обойму, а оружие вновь сунуть в чехол. Но судьба меня пожалела.
Пистолет был на боевом взводе, и стрелка показывала цифру "9". Магазин
был полон. Извиваясь на полу, я схватил "хэкати" связанными руками,
взвел курок и потянул пистолет вправо, насколько позволяло левое плечо.
Складки пальто мешали мне, но все же я сунул "хэкати" под себя и стал
сгибать колени, пока ноги не оказались в пятнадцати дюймах от дула.
колотки: шансов попасть в шнур, а не в ноги почти не было. Связанными за
спиной, да к тому же онемевшими руками прицелиться точно я не мог. Ско-
рее всего, результатом выстрела могло быть исполнение желания тех двух
лондонских хирургов, которые хотели ампутировать мне ногу. И тогда я ре-
шил сосредоточить внимание на четырехжильном шнуре восемнадцати дюймов
длиной, которым были привязаны мои ноги к винным чанам. Глубоко вздохнул
и нажал на курок.
большой палец. Гулкий звук выстрела оглушил, ударил мне по барабанным
перепонкам, а пуля с визгом пролетела рикошетом всего лишь в полдюйме от
головы.
если начну думать о пуле, проходящей рикошетом в полдюйме от головы, то
никогда не решусь спустить еще раз курок. Грохот выстрела - и шнур пере-
резало пулей, как бритвой. Лучше сделать трудно.
чаны, и, извиваясь, попытался встать на дрожащие от напряжения ноги. По-
том для устойчивости облокотился локтем о первый попавшийся выступ и ус-
тавился в ожидании на дверь. Если кто-то войдет сюда узнать, в чем дело,
что за грохот, то будет довольно легкой целью. До двери - футов шесть, а
человек - не восемнадцатидюймовая веревка.
ваясь и ничего не слыша, ибо оглох от выстрелов. Затем рискнул подоб-
раться к высокому окну. Никого. Тогда допрыгал до двери и локтем нажал
на ручку. Заперта. Я повернулся спиной к двери, нащупал дулом "хэкати"
замок и нажал на курок. После второго выстрела дверь поддалась. Навалил-
ся на нее всем корпусом, и она распахнулась, а я вывалился через порог,
тяжело рухнув на цементный пол.
не представлялось. Но никто не стукнул меня, поскольку никого за дверью
не было. И снова я кое-как поднялся на ноги. Нашел выключатель и включил
свет плечом. Лампочка на коротком шнуре под потолком не зажглась. Навер-
ное, перегорела, но, скорее всего, вообще в доме было отключено электри-
чество. Воздух в подвале спертый, и это вернее всего говорило о забро-
шенности дома.
балансируя, чтобы не потерять равновесие, но едва успел плюхнуться на
ступень, чтобы не покатиться вниз. Мне показалось гораздо безопаснее и
благоразумнее ползти вверх спиной, отталкиваясь от каждой ступени пятка-
ми. Дверь вверху также была замкнута, но у меня оставалось еще пять пат-
ронов. Замок поддался первому же выстрелу, и я оказался в комнате. При-
хожая была высокой и узкой. Две двери по сторонам, обе закрытые, стек-
лянная дверь в дальнем конце, еще одна - рядом со мной, ведущая в заднюю
половину дома, лестница вверх и бугристый паркетный пол, густо покрытый
пылью, на которой отчетливо проступали отпечатки ног, ведущих от стек-
лянной двери к месту, где я стоял. На всем лежала печать заброшенности.
Стало ясно, что поблизости нет ни единой живой души.
кунды. Я не хотел затаптывать следы и поэтому направился к боковой две-
ри. Она оказалась открытой. Запрыгал дальше и вскоре оказался в хозяйс-
твенной части дома: кладовая, кухня, чулан. Как положено в старинном
большом доме.
зря тратил время. Бывшие хозяева не оставили даже иголочной булавки, а
мне нужно было что-то такое, чем можно избавиться от пут. Наружная дверь
кухни была не заперта. Открыл ее и оказался под сильным дождем. Оглядел-
ся, но вокруг ничего не увидел и не смог ориентироваться. Разросшийся
заброшенный сад окружала десятифутовой высоты зеленая изгородь, к кото-
рой годами не прикасались ножницы. Шелестели под черным плачущим небом
сосны и кипарисы. Неподалеку смутно виднелись два деревянных строения.
Большое походило на гараж, другое по размеру вдвое меньше. Я поскакал к
последнему просто потому, что оно находилось ближе. Разбитая дверь бол-
талась на ржавых петлях и противно заскрипела, когда я стал ее откры-
вать. Здесь, очевидно, была мастерская. Возле грязного окна стоял верс-
так с массивными ржавыми тисками. Если бы они не так заржавели и я отыс-
кал бы режущий инструмент, который можно зажать в тиски, то они пригоди-
лись бы мне. Но сколько ни глядел, не мог обнаружить ничего подходящего.
Как и в доме, уезжавшие захватили с собой все. Стены мастерской совер-
шенно голые. Только одна плетеная коробка, набитая наполовину всяким
хламом, стояла посреди мастерской. Мне удалось открыть ее и вывалить со-
держимое на пол: кусочки дерева, ржавые отвертки, изогнутые куски желе-
за, кривые гвозди. Наконец, попалось старое и ржавое полотно ножовки.
Минут десять я закреплял его в тисках бесчувственными, будто парализо-
ванными руками. Еще десять минут ушло на распиливание шнуров вокруг за-
пястий. Со связанными за спиной руками быстрее этого не сделать. Нужно
было соблюдать осторожность, чтобы не перепилить заодно себе артерию или
сухожилие, ибо руки мои ничего не чувствовали.
их рассмотреть, то увидел вдвое распухшие багрово-синие культяшки с по-
резанными запястьями и следами шнура. Что ж. Можно только надеяться, что
ржавчина от ножовки не вызовет заражения крови. Я сидел на ящике около
пяти минут и отчаянно ругался от боли, ожидая, когда спадут багровые
пятна и восстановится нормальное кровообращение.
ногах.
брюки, чтобы не расстраиваться. Бок весь был покрыт запекшейся кровью и
сплошными синяками. Видать, меня сильно пинали. Тренировались на мне,
как на футбольном мяче.
вряд ли кто мог оказаться поблизости. Я не стал проходить мимо дома:
знал, что ничего, кроме следов, там не найду, а ими займутся люди Хар-
денджера. От фасада дома петляла среди раскачивающихся сосен дорожка. И
я поковылял по ней. Наверняка она вела к какой-то дороге. Пройдя нес-
колько шагов, вдруг додумался своей отчаянно болевшей головой, что при-
волокшие меня сюда спрятали мою машину где-то поблизости. Проще и логич-
нее оставить машину Кэвела там же, где и его. Но где?
нулся на спинку сиденья, посидел так несколько минут и нехотя вылез под
дождь, решив, что машину мою могут узнать и догадаются, что я снова сво-
боден. Я даже не задумывался, насколько это было необходимо, но все же
смекнул, что это может оказаться моим преимуществом: преступники будут
считать, что Кэвел выведен из игры. Я был настолько измучен, избит и
обессилен, что действовал скорее интуитивно - моя голова еще не могла
мыслить последовательно. Я был беспомощен, и расследование до сих пор
ничего не дало мне нового. Словом, приходилось хвататься за любую соло-
минку. Поэтому двинулся пешком.
грязью. Повернул вправо к крутому холмику и через двадцать минут вышел
на проселочную дорогу с указательным знаком "Нитли Комен. 2 мили". Я хо-
рошо знал это место, находящееся в десяти милях от Альфингема, на шоссе
Лондон - Альфингем. Значит, я оказался, по крайней мере, в шести милях
от той телефонной будки, возле которой меня стукнули. Наверное, это был
единственный заброшенный дом поблизости.
чувствовал, но еще из-за того, что прятался в кустах и за придорожными
деревьями при звуке машины или мотоцикла. Нитли Комен я обошел безлюдны-
ми в это холодное и ненастное октябрьское утро полями. И вот наконец
добрался до главного шоссе, опустился на обочине за реденькими кустами.
Я ощущал себя полной развалиной, настолько был измучен, и даже не чувс-
твовал боли в груди. Замерз, как могильная плита, и дрожал мелкой дрожью
марионетки в руках сумасшедшего кукольника.
ком Уилтшире никогда не сравнится с движением на лондонском Пикадилли,
даже в выходной день. За это время прошло только три автомобиля и один
автобус, почти полные. А я ожидал грузовик с одним водителем. Впрочем,
неизвестно еще, как отнесется ко мне одинокий водитель. Оборванная фигу-
ра, смакивающая на арестанта или беглеца из сумасшедшего дома, не может
внушать доверия на пустынной дороге.
цейских в форме, даже раньше, чем определил марку большого черного, мед-
ленно двигавшегося "уолси". Машина затормозила, из нее вышел большой до-
родный сержант и участливо помог мне выбраться из кювета.