Чтение 20–й страницы книги ~Мемуары папы Муми-тролля~

молния, и непобедим. Прежде всего мне доставляло несказанное
удовольствие смотреть вниз на тех, кто остался на земле и с испугом
или восхищением пялился на меня. Это был прекрасный, но, к сожалению,
короткий миг.

"Морской оркестр", описав мягкую дугу и нацепив усы из белой
морской пены, заскользил по воде у самого берега острова Самодержца.

-- Фредриксон! -- закричал я. -- Давай еще полетаем!

Он поглядел на меня невидящим взглядом, глаза у него были очень
голубые, и весь он светился каким-то тайным торжеством. "Морской
оркестр" погружался прямо в море! Пароход наполнился зеленым
прозрачным светом, а за окнами иллюминаторов поплыли, кружась, стаи
пузырьков.

-- Сейчас мы погибнем, -- сказала малышка Мю.

Я прижал нос к стеклу. "Морской оркестр" зажег еще гирлянду
лампочек на передней части судна. Они освещали темноту морской пучины
слабым дрожащим светом.

Мне стало немного жутко. Вокруг ничего, кроме зеленого мрака. Мы
плыли в вечной ночи и полной пустоте. Фредриксон выключил мотор, и
"Морской оркестр" бесшумно заскользил вниз, опускаясь все ниже и ниже.
Все молчали. Откровенно говоря, мы такого не ожидали.

Только у Фредриксона уши от радости стояли торчком. На нем была
новенькая капитанская фуражка, украшенная двумя маленькими серебряными
плавниками.

В этой невыносимой тишине я постепенно стал различать странный
шепот -- с каждой секундой он становился все отчетливее и громче.
Казалось, тысячи испуганных голосов на все лады повторяли одни и те же
слова: "Морская собака, морская собака, морская собака..."

Дорогие читатели, попробуйте произнести много раз "морская
собака" -- предостерегающе и очень медленно, -- вам наверняка станет
страшно!

Теперь мы уже смогли различить множество маленьких теней,
выплывавших из темноты. Это оказались рыбы и морские змеи, и у каждой
на голове был фонарик.

-- Почему же они не зажигают фонарики? -- удивилась Мюмла-мама.

-- Может, батарейки сели, -- предположила Мюмла. -- Мама, а кто
такая морская собака?

Рыбы подплывали к "Морскому оркестру", с большим любопытством
осматривали его и явно что-то хотели нам сказать.

-- Дело плохо, -- сказал Юксаре. -- У меня скверное предчувствие!
Я нюхом чую, что они почему-то боятся зажечь лампочки. Подумать
только, не смеют зажигать лампочки, которые сами же несут на голове!

-- Может, морская собака запретила, -- прошептала Мюмла, сама не
своя от любопытства. -- У меня была тетка по материнской линии,
которая ужасно боялась зажигать свой примус, а когда наконец решилась,
все взлетело на воздух вместе с ней!

-- Сейчас мы сгорим, -- сказала малышка Мю.

Рыбы подплывали все ближе. Они прямо прилипали к "Морскому
оркестру" и таращились на наши лампочки.

-- Они хотят сообщить нам что-то важное, -- догадался я.

Тогда Фредриксон включил свой беспроволочный слуховой аппарат.
Сначала послышалось шипенье, а потом раздался тысячеголосый жалобный
вой:

-- Морская собака! Она приближается, она все ближе и ближе...
Погаси свет! Погаси скорее свет! Тебя съедят... Сколько ватт у тебя,
бедняга кит?

-- Да будет мрак, да будет мрак, -- сказало одобрительно мое
приведение. -- Черная ночь окутывает кладбище своим черным покрывалом,
а черные пустынные гавани...

-- Тише... -- шикнул на него Фредриксон. -- Я что-то слышу...

Мы замерли. Откуда-то издалека доносилось слабое, как пульс,
постукивание. Как будто кто-то приближался к нам большими пружинистыми
толчками. В один миг все рыбы исчезли.

-- Ой! Сейчас нас съедят, -- пропищала малышка Мю.

-- Я, пожалуй, уложу малышей, -- решила Мюмламама. -- Ну-ка
быстро в постель!

Крошки послушно встали в круг и стали помогать друг дружке
расстегивать пуговицы на спине.

-- Посчитайте себя сами, -- сказала мама. -- Я сегодня что-то
немножко не в форме.

-- А ты нам почитаешь? -- закапризничали малыши.

-- Ну ладно, -- согласилась Мюмла-мама. -- На чем это мы в
прошлый раз остановились?

Дети затрубили в один голос:

--...это кровавое... дело... одноглазого... Боба... промолвил...
полицейский инспектор... Твиге... и... вытащил... трехдюймовый...
гвоздь... из... уха... убитого... это... должно быть... случилось.

-- Хорошо, хорошо, -- сказала Мюмла-мама. -- Только давайте
побыстрее...

А странный шум становился все громче. "Морской оркестр"
беспокойно качался, слуховой аппарат шипел, как кошка. Я почувствовал,
что шерсть у меня на затылке встала дыбом, и закричал:

-- Фредриксон! Погаси лампочки!

Но прежде чем свет погас, мы все-таки успели увидеть чудовище.
Морская собака была ужасна и отвратительна, а может быть, это нам
показалось именно потому, что мы только мельком взглянули на нее.

Фредриксон включил мотор, но он так сильно волновался, что не мог
управлять судном. Вместо того чтобы подниматься, "Морской оркестр"
стремительно пошел вниз.

На дне он пустил в ход свои гусеничные приспособления и пополз по
песку. По нашим окнам скользили водоросли, будто что-то нащупывающие
пальцы. Во мраке и тишине слышалось тяжелое дыхание собаки. Вот среди
морской травы мелькнула серая тень. Ее желтые глаза испускали два
световых луча. Словно прожекторы, они обшаривали борт нашего судна.

-- Все под одеяло! -- скомандовала Мюмла-мама своим деткам. -- И
не высовывайтесь до тех пор, пока я не разрешу!

В то же мгновение на корме послышался страшный хруст -- морская
собака принялась грызть руль.

Но тут огромная волна подняла и опрокинула "Морской оркестр"
вверх тормашками. Водоросли полоскались по дну, как распущенные
волосы, а вода бурлила. Нас швыряло из стороны в сторону. Дверцы
шкафов распахнулись, оттуда вылетела посуда и все остальное: крупа,
башмаки Мюмлиных малышей, вязальные спицы привидения, и, что самое
неприятное, опрокинулась банка Юксаре с табаком. И все вещи в туче
табака исполняли жуткий танец. Вдобавок из морского мрака послышался
вой, от которого встали дыбом шерстинки на хвосте у каждого из нас.

Потом наступила тишина, леденящая кровь тишина.

-- Мне больше нравится летать, -- откровенно призналась
Мюмла-мама, -- а не нырять. Интересно, сколько детенышей у меня
осталось? Посчитай-ка их, милая доченька!

Но едва Мюмла начала считать, как громовой голос проревел:

-- Так вот вы где, морровы дети! Никак думали, что сумеете
скрыться от меня на дне морском? От меня не спрячетесь! Не спрячетесь
от того, кому вы всегда забываете сказать "до свидания"!

-- Кто это? -- воскликнула Мюмла-мама.

-- Догадайся с трех раз! -- засмеялся Юксаре.

Фредриксон включил свет, и тут дронт Эдвард, окунув голову в
море, поглядел через иллюминатор на всю нашу компанию. Мы старались
держаться как ни в чем не бывало и вдруг увидели, что в воде плавают
клочья шерсти, кусочки хвоста и усов и еще что-то. Это было все, что
осталось от морской собаки! Дронт Эдвард раздавил ее, как яйцо.

-- Эдвард! Дружище! -- радостно закричал Фредриксон.

-- Этого мы никогда не забудем, -- заявил я. -- Ты спас нас в
самую последнюю минуту!

-- Малыши, поцелуйте дядю! -- воскликнула Мюмла-мама,
растроганная до слез.

-- О чем это вы говорите? -- удивился дронт Эдвард. -- Держите
свою ребятню! Пострелята еще вздумают залезть мне в уши! Нет! Вы явно
становитесь все хуже и хуже! Я все пятки себе оттоптал, пока
разыскивал вас, а теперь вы хотите улизнуть от ответственности, да еще
подхалимничаете!

-- Ты растоптал морскую собаку! -- крикнул Юксаре.

-- Что ты говоришь! -- удивился дронт Эдвард, подпрыгивая. --
Опять я кого-то растоптал? Как раз сейчас, когда не на что устроить
похороны... Но уж тут-то я ни при чем, честное слово! -- И вдруг,
разозлившись, закричал: -- И, между прочим, как это вы позволяете
своим собакам путаться у меня под ногами? Сами и виноваты!

И, глубоко оскорбленный, дронт Эдвард побрел от нас прямо по
воде. Но сделав несколько шагов, все-таки оглянулся и сказал:

-- Завтра утром приду к вам выпить кофейку. И чтобы он был
крепкий!

И вдруг -- еще один сюрприз -- морское дно осветилось!

-- Мы, что ли, горим? -- спросила малышка Мю.

Но мы не горели! Это огромные стаи рыб плыли к нам, сверкая
множеством огней: карманными фонариками, судовыми и штормовыми
фонарями, обычными лампочками накаливания и карбидными лампами, а у
некоторых рыб с каждого уха свисали еще и крошечные настенные
светильники. Вся рыбья компания была вне себя от радости и
благодарности.

Море, совсем недавно такое мрачное, переливалось всеми цветами
радуги. Ковры из морской травы стали голубыми, и на них ярко