олимпийскую команду, или его прочили в кандидаты, во всяком случае, он был
несомненным дискоболом. Спросите любого завсегдатая пляжей Санта-Моники,
Зума-бич, Биг-Сур, Кармел -- и вам ответят: ну, конечно, Джек был
дискоболом, он получил в свое время золотую медаль, он и сейчас, несмотря на
брюхо, забросит диск куда угодно, подальше любого университетского дурачка.
Впрочем, что там спорить о медали, если нынче имя Хэлоуэя соединяется с
другим золотом, потяжелее олимпийского, -- с золотом Голливуда. В последние
годы на студии "Парамаунт" он запустил подряд три блокбастера. Начал, можно
сказать, с нуля, с каких-то ерундовых и слегка подозрительных денег, с
какими-то никому не ведомыми манхаттанскими умниками Фрэнсисом Букневски и
Лейбом Стоксом в качестве сценариста и режиссера, однако собрал Млечный Путь
звезд и даже несравненная Лючия Кларк согласилась играть ради дружбы со
всеобщим любимцем, сногсшибательным международным другом, громокипящим
романтиком, гурманом, полиглотом, эротическим партизаном Джеком Хэлоуэем
Октопусом. И не просчиталась, между прочим, чудодива с крымских берегов:
первый же фильм "Намек", престраннейшая лента, принесла колоссальный
"гросс", огромные проценты всем участникам, новую славу несравненной Лючии.
Последующие два фильма, "Проказа" и "Эвридика, трэйд марк", -- новый успех,
новые деньги, мусорные валы славы...
дверях "Липпа". -- Если бы вы знали, какое счастье увидеть ваши грешные рожи
в солнечных бликах, в мелькающих тенях Сен-Жермен-де-Пре. Ей-ей, я
почувствовал ваше смрадное дыхание за несколько тысяч метров сквозь все
ароматы Парижа. Тудытменярастудыт, мне хочется в вашу честь сыграть на
рояле, и я сыграю сегодня на рояле в вашу честь,
фак-май-селф-со-всеми-потрохами.
градусах Джека -- они были высоки, но собирались подняться еще выше.
центре, разумеется, несравненная Лючия, справа от нее Лейб Стоке, стало
быть, нынешний ее секс-партнер, слева Фрэнсис Букневски, то есть партнер
вчерашний; по более отдаленным орбитам красавец Крис Хансен, ее партнер по
экранной любви, а с ним рядом его супружник, лысый губастый Макс Рутэн,
потом камерамен Володя Гусаков из новых советских эмигрантов со своей женой,
почтеннейшей матроной Миррой Лунц, художницей, а также "неизвестная
девушка", обязательный персонаж всех застолий Октопуса.
суперстар прибегала иногда в ВМПСу (так называли в компании Лучникова
"Великий и Могучий, Правдивый и Свободный" язык), ибо это был и ее родной
язык, ибо звалась она прежде Галей Буркиной и родилась в семействе
врэвакуантов из Ялты, хотя и получила в наследство от временного пристанища
своих родителей, то есть от Острова Крыма, татарские высокие скулы и
странноватый татарский разрез голубых новгородских глаз. Что поделаешь,
садовник Карим часто в жаркие дни сквозь пеструю ткань винограда смотрел на
ее маму, а мысли садовников, как известно, передаются скучающим дамам на
расстоянии.
крымских интеллектуалов напускным небрежением и улыбочками, те, в свою
очередь, на правах исторического превосходства, как всегда в отношениях с
ньюйоркцами, были просты и сердечны, должно быть, в той же степени, в какой
Миклухо-Маклай был любезен с жителями Новой Гвинеи. Хэлоуэй стоял чуть в
стороне, углубившись в огромную винную карту, почесывая подбородок и
советуясь с немыслимо серьезным, как все французские жрецы гастрономии,
метрдотелем. "До чего же живописен". -- подумал Лучников об Октопусе. Он
всегда был выразителем времени и той группы двуногих, к которой в тот или
иной момент относился. В пятидесятые годы в Англии (где они познакомились)
Октопус был как бы американской морской пехотой: прическа "крюкат",
агрессивная походочка. В шестидесятые гулял с бородкой а-ля Телониус Монк,
да и вообще походил на джазмена. Пришли 70-е, извольте:
из хипповых барахоловок... чудак-миллионщик с Беверли-хиллз. Сейчас отгорают
семидесятые, неизвестность на пороге, а Джек Октопус уже подготовился к
встрече, подрезал волосы и облачился в ослепительно белый костюм.
уже успели окатить крымцев пренебрежением и не успели еще переварить
ответного добродушия. Лючия Кларк с очень недвусмысленной улыбкой смотрела
через стол на Лучникова, как будто впервые его увидела, явно просилась в
постель. Крис и Макс мрачновато переговаривались, как будто они не муж и
жена, но лишь "товарищи по работе". Володя Гусаков, как и полагается
советскому новому эмигранту, "стеснялся". Жена его Мирра каменной грудью,
высоко поднятым подбородком как бы говорила, что она будет биться за честь
своего мужа до самого конца. Лучников старался не глядеть на ньюйоркеров,
чтобы не разозлиться, и успокоительно улыбался в ответ Лючии Кларк: легче,
мол. Галка, легче, не первый день знакомы. Букневски и Стоке, развалившись в
креслах и выставив колени, переглядывались, подмигивали друг другу,
посмеивались в кулак, но явно чувствовали себя как-то не в своей тарелке,
что-то им мешало. "Неизвестная девушка", кажется, порывалась смыться. Один
лишь Петр Сабашников чувствовал себя полностью в своей тарелке: он мигом
актерским своим чутьем проник в сердцевину ситуации и сейчас с превеликим
удовольствием разыгрывал участника "тягостного молчания", застенчиво сопел,
неловко передергивал плечами, быстренько исподлобья и как бы украдкой
взглядывал на соседей и тут же отворачивался и даже как будто краснел,
скотина эдакая.
неправильно выберешь вино, весь обед покатится под откос, и все вы через два
часа будете выглядеть, как свиньи.
фигура, добродушные толстые щеки и маленькие, цепкие и умные глазки во главе
стола внесли гармонию. Вина оказались выбранными правильно, обед заскользил
по накатанным рельсам: авокадо с ломтиками ветчины, шримпы, черепаховый суп,
почки по-провансальски, шатобрианы, -- "Липп" под дирижерскую палочку
Октопуса не давал гостям передохнуть.
Пети в подкомитете ЮНЕСКО. Дипломат притворно возмущался: "Как ты смеешь
выставлять меня в карикатурном свете! " Лючия хохотала. Ньюйоркеры, заметив,
что русские дворяне не очень-то кичатся своей голубой кровью, с
удовольствием похерили манхаттанский снобизм. Разговор шел по-английски, и,
глянув на Володю Гусакова, Лучников подумал, что тот, быть может, не все
понимает.
Володя Гусаков. -- Что это такое забавное вы рассказываете о процентах
свободы?
выражало настороженную неприязнь. Быть может, он как раз все понял, может
быть, даже больше, чем было рассказано.
его жена. -- Наша боль для него-- возможность поострить.
через стол легла на плечо Володи Гусакова. Лучников вдруг заметил, что
маленькие глазки Джека не сияют, как обычно, а просвечивают холодноватой
проволочкой \У. Только тогда он понял, что это не просто дружеский обед,
начало очередного парижского загула, что у Октопуса что-то серьезное на уме.
Он смотрел то на Джека, то на Володю Гусакова. Новые эмигранты для всего
русского зарубежья были загадкой, для Лучникова же -- мука, раздвоенность,
тоска. По сути дела, ведь это были как раз те люди, ради которых он и ездил
все время в Москву, одним из которых он уже считал себя. чью жизнь и борьбу
тщился он разделить. Увы, их становилось все меньше в Москве, все больше в
парижских кафе и американских университетских кампусах. В Крым они
наведывались лишь в гости или для бизнеса, ни один не осел на Острове Окей:
не для того мы драпали от Степаниды Власьевны, чтобы снова она сунула себе
под подол.
обижаетесь, я не над вами смеюсь, а над собой... Но вдруг пронзило, что
Володя Гусаков и его жена Мирра Лунц не поймут ничего, что бы он ни сказал,
как бы он ни сказал, на каком бы языке, хоть на самой клевой московской
чердачной фене. Вот она, пропасть, это и есть тот самый шестидесятилетний
раскол в глыбе Общей Судьбы.
знаток славянской души я вас развожу на десять минут.
нами, пуссикэт, -- и подмигнул Лучникову: надо, дескать, обмозговать наши
делишки. Лучников, однако, уже понимал, что разговор пойдет о другом.
тридцать. Разумеется, в "липповском" баре оказалось у Хэлоуэя не менее трех
знакомых, как раз не менее и не более трех человек восседали там на
табуретках. Один из знакомых, некий гонкуровский лауреат, похожий скорее на
пьянчужку-часовщика, чем на утонченного французского писателя, оказался к
тому ж лучшим другом Октопуса, и это тоже было нормально, потому что
из трех знакомых один всегда был его лучшим другом. С барменом тоже было
какое-то общее прошлое, какие-то сложные отношения, возникшие в последний
приезд, какая-то жалоба какого-то месье Делану, визиты комиссара Привэ,
который все-таки оказался, как и предполагал бармен, хорошим парнем, месье
Октопу ошибался на его счет, но, во всяком случае, на теперешний момент
никакие неприятности в VI арандисмане Парижа ему не угрожают, потому что
месье Привэ полностью соответствует своему имени, это "Привэ", это старая
Франция, месье Октопу, где люди умели смотреть друг другу в глаза и понятия
Василенко Иван
Махров Алексей
Сертаков Виталий
Ильин Андрей
Лукьяненко Сергей
Ильин Андрей