животный страх и словно в миг протрезвел.
затронули! Они не знали, что это было то, о чем чагодайский выкормыш не
смел и мечтать: стать маленьким моисеем с берегов пошехонского Нила и
возглавить шествие своего племени через пустыню.
профессиональные журналисты из-за бугра, я и сам бы мог сотворить
политический бестселлер о заговоре против молодой демократии и тем
оправдать негаданное членство в писательской шарашке - не важно даже,
куда бы мы с моей тихой родиной в результате вышли. Да никто и не
рассчитывал всерьез на успех - чего еще от Вандеи ждать?
блестящий репортаж или написать книгу о том, как приезжает на родину
удивительный человек, которым городу следовало бы гордиться, но который
оказывается никому не нужен, снять горький фильм о нынешней России, где
ничего не переменилось. Судьба давала мне шанс, но воспользоваться им я
не смог.
интеллигентская мнительность или запойная блажь, но не укладывалось в
голове, как в маленький, тихий, туманный городок, где иностранцев сроду
не видывали, приедут чужие белозубые люди в ярких одеждах, поселятся в
убогой гостинице, станут ходить по пыльным улицам, по проложенным вместо
асфальта дощатым мосточкам, беспрестанно щелкая дорогими аппаратами
потрескавшиеся, ссутулившиеся дома, покосившиеся храмы с продырявленными
куполами и отсутствующими крестами, крашеные заборы, водокачки,
обмелевшую речку, пустые витрины магазинов, очереди за водкой, шелудивых
собак, народный хор, круглые лица чагодайских жителей и маленького
Ильича на торговой площади, как потянутся к приезжим жалобщики и
плакальщицы, а те с вожделением наведут камеры на обывателей и
начальников и заснимут на качественную кинопленку зрелище русского
кулачного боя и полоскания грязного белья. Жадные, любопытные, до всего
охочие вообразят, что это и есть настоящая Русь, которую нигде, как в
таком вот Чагодае, не сыщешь, да еще полезут париться в баню и будут
пить самогон, громко хохоча и толкуя о загадочной славянской душе, а
потом с похмелья станут совать иностранные купюры за лифчики горничным и
в карманы грузчикам, поварам и банщикам, а им будет невдомек, что с
этими фантиками делать.
вызовет у них презрения и насмешки убогое существование моих земляков,
все равно хорошо воспитанные чужеземцы станут смотреть на чагодайцев,
как на таинственных зверьков из резервации, и удивляться тому, что они,
оказывается, тоже люди-человеки, тоже заводят семьи, рожают детей, пьют
чай, едят варенье, смотрят телевизор и читают книги, и таковыми
преподнесут их любопытному миру.
стыда, но, как бы далеко я ни отстоял от Чагодая и сколько бы обиды ни
испытывал, как ни стремилась к реваншу и торжеству моя душа, я не хотел
выставлять его напоказ и на поругание. Я не мог соединить две части моей
жизни - чагодайскую и московскую - и оттого не послушал умного Васю,
утверждавшего, что готовностью поехать в Чагодай меня проверяют и
испытывают. Я не верил ему, да только с того момента, как я отказался
показать чужеземцам дорогу, а без меня они бы ее никогда не нашли, а
может быть, это было лишь совпадение и просто переменились неверные
времена, но в моем восхождении снова что-то нарушилось, как если бы в
некоем месте, мистическом или чересчур земном, меня вычеркнули из
тайного списка как не оправдавшего доверия и неперспективного кандидата.
ябрь", №3, 1999
Шилова Юлия
Орловский Гай Юлий
Посняков Андрей
Шилова Юлия
Шилова Юлия
Сапковский Анджей