Чтение 20–й страницы книги ~Самовар~

Уррра! -- рота встает и ликующе наступает.

Блям-блям-блям!

Морское сражение: надутые паруса, мачты рушатся, борта клубятся дымом
залпов. Ядро проламывает корпус корабля, внутрь хлещет вода, корабль
кренится, тонет. Внутри матросы пытаются заделать течь, но доски и брусья
выбивает из дыры потоком воды. Старшина делает успокаивающий жест, достает
что-то из аптечного ящика и затыкает дыру. Течь прекратилась! Все в восторге
смотрят на коробочку:

"Тампакс -- это ваше спасение в любой ситуации!"

И корабль с реющим вымпелом гордо удаляется к закату.

Блим-блим-блим!

Дым извергающегося вулкана застилает небосвод, все гибнет в копоти. С
небес простирается рука и чем-то затыкает кратер. И под лазурным небом сияет
радостная и нарядная жизнь.

"Тампакс -- вот чего не хватало мне при сотворении мира!"

4.

...ЖАРА в Москве вначале была незаметна. То есть, конечно, еще как
заметна, но кого же удивишь к июлю жарким днем. Потели, отдувались,
обмахивались газетами, в горячих автобусах ловили сквознячок из окон,
страдая в давке чужих жарких тел, и неприятное чувство прикосновения
мирилось только, если притискивало к молодым женщинам, которые старались
отодвинуть свои округлости не столько из нежелания и достоинства, но просто
и так жарко. "Ну и жара сегодня. -- Обещали днем тридцать два. -- Ф-фух, с
ума сойти!" Хотя с ума, разумеется, никто не сходил. Дома отдыхали в трусах,
дважды лазая под душ.

Так прошел день, и другой, и столбик термометра уперся в 33. Ветра не
было, и в прокаленном воздухе стояли городские испарения. Одежда пропотевала
и светлый ворот пачкался раньше, чем добирался от дома до работы.
Расторопная московская рысь сменялась неспешной южной перевалочкой: иначе
уже в прохладном помещении с тебя продолжал лить пот, сорочки и блузки
размокали, и узоры бюстгальтеров проявлялись на всеобщее обозрение --
откровенно не носившие их цирцеи сутулились, отлепляя тонкую ткань от груди,
исключительно из соображений вентиляции.

По прогнозам жаре уже полагалось спасть, но к очередному полудню
прогрев достиг 34. Это уже случалось в редкий год. Скандальный "Московский
комсомолец" выдавал хронику сердечных приступов в транспорте и на улицах, и
в метро врубили наконец полную вентиляцию, не работавшую из экономии энергии
лет пять. Ошалевшие граждане в гремящих вагонах наслаждались прохладными
потоками.

Суббота выдала 35, и на пляжах было не протолкнуться. Песок жег ступни:
перебегали, поухивая. В тени жались вплотную; энтузиасты загара обтекали на
подстилки, переворачиваясь. Парная вода кишела.

Воскресные электрички были упрессованы, будто объявили срочную
эвакуацию, тамбуры брались с боя. Москва ринулась вон, на природу, под
кусты, на свои и чужие дачи; под каждым лопухом торчала голова, и в глазах
маячило извещение: хочу холодного пива.

Продажа пива и лимонада действительно перекрыла рекорды. Главным
наслаждением манило глотнуть колющееся свежими пузырьками пойло из
холодильника, фирмы сняли с телевидения рекламу прохладительных напитков: и
так выпивали все, что течет.

С каким-то даже мазохистским злорадством внимали:

-- Метеоцентр сообщает: сегодня в Москве был зафиксирован абсолютный
рекорд температуры в этом столетии -- в отдельных районах столицы термометры
показали +36,7¦С. На ближайшие сутки ожидается сохранение этой необычной для
наших широт жары, после чего она начнет спадать. Падение температуры будет
сопровождаться ливневыми дождями и грозами.

Дышать стало трудно. Солнечная сторона улиц вымерла. Плывя в мареве по
мягкому асфальту, прохожие бессознательно поводили отставленными руками,
стремясь охладиться малейшим движением воздуха по телу.

Июль плыл и плавился, и солнце ломило с белесых небес.

И долгожданные вечера не приносили облегчения и прохлады. Окатив водой
полы, спали голыми поверх простынь, растворив окна, и утром вешали влажные
постели на балконах, где уже жег руки ядовитый ультрафиолет.

Дождей не было, а поднялось до 38, и это уже запахло стихийным
бедствием. Примечательно, что те, чьей жизни непосредственно жара не
угрожала, не болело сердце и не подпирало давление, воспринимали
происходящее не без любопытства и даже веселого удовлетворения: ох да ни
фига себе! ну-ну, и долго так будет? вот да.

Сердечникам было хуже. Под сиреной летала "скорая", и десяток
свалившихся на улице с тепловым ударом увозился ежедневно.

Вентиляторы -- настольные, напольные, подвесные и карманные, с сектором
автоповорота и без, простые и многорежимные -- стали обязательной деталью
быта; вращение, жужжание, комнатный ветерок вошли в антураж этого лета.

А явно заболевший паранойей градусник показал 39, и его приятель и
подельник барометр мертво уперся в "великую сушь".

-- Ниче-го себе лето!..

Полез спрос на автомобильные чехлы, и только белые, отражающие солнце.
Оставленная на припеке машина обжигала, сидение кусало сквозь одежду --
рвали с места, пусть скорей обдует. Богатые лепили автомобильные
кондиционеры, что в странах жарких нормально или даже обязательно.

Кондиционер стал королем рынка электротоваров.

Их ящики выставились в окна фирм, и теплая капель с фасадов кропила
прохожих, оставляя неопрятные потеки на тротуарах.

На верхние этажи вода доходила только ночью. Набирали кастрюли и ведра
для готовки, наполняли ванну -- сливать в унитаз, мыться из ковшика над
раковиной.

В связи с повышенной пожароопасностью лесов были запрещены выезды на
природу, станции и шоссе перекрыли млеющие пикеты ГАИ и ОМОНа. Зыбкий
желтоватый смог тлел над столицей.

В этих тропических условиях первым прибег к маркизам (забытое слово
"маркизет"!) Макдональдс. Жалюзи помогали мало и закрывали витрины -- над
витринами простерлись, укрыв их тенью, навесы ткани. И спорые работяги на
телескопических автовышках монтировали металлические дуги на солнечные
фасады -- Тверская и весь центр расцветились, как флагами, пестрыми
матерчатыми козырьками.

-- О черт, да когда ж это кончится... ф-фу, Сахара...

Появились объявления: "Прачечная временно закрыта по техническим
причинам". "Баня временно не работает в связи с ремонтом водопровода".

-- Небывалая засуха поразила Подмосковье. Пересыхание источников
привело к обмелению многих водоемов. Уровень воды в Москва-реке понизился до
отметки два и семь десятых метра ниже ординара.

При 40 реальную нехватку воды ощутили заводы. Зеркала очистных
сооружений и отстойников опускались, оставляя на месте водной глади бурую
вонючую тину, под иссушающим зноем превращающуюся в шершавую слоеную пленку.

Караванами поперли многотонные фуры с прицепами воду в пластиковых
канистрах из Финляндии и Германии, канистры эти с голубыми наклейками
продавались во всех магазинах и ларьках.

А градусник лез, и был создан наконец Городской штаб по борьбе со
стихийным бедствием, который возглавил мэр Москвы Юрий Лужков. Жесткий
график почасовой подачи воды в жилые кварталы. Советы в газетах: носить
только светлое, двигаться медленно, не выходить на солнце, много пить,
употреблять холодную пищу, и веселая семейка в телепередаче "Семейный час"
деловито делилась опытом: ка-ак только дают воду -- муж быстро моет полы,
жена шустро простирывает (не занашивать!) белье, дочь резво споласкивает (не
жрать жирного в жару!) посуду -- двадцать минут, потом по очереди скачут в
душ, семь минут на человека, вытираться уже в коридоре -- еще двадцать
минут, и еще двадцать минут наполняется ванна на предстоящие сутки: час -- и
все в порядке, все чисты и свежи.

Раньше плана и вообще вне плана вставали предприятия и конторы на
коллективный отпуск. Все равно работать считай бросили. Устали. Ждали спада,
дождя, прохлады.

И появились голубые автоцистерны-водовозки. Загремели ведра. Активисты
из жильцов собирали деньги по графику: машина заказывалась по телефону,
фирмы развернулись мигом, возили из Шексны и даже Свири, дороже и престижней
была ладожская вода, но очереди на вызов росли, машин не хватало.

И вышла на улицу ветхая старушка с забытым в истории предметом --
довоенным солнечным зонтиком. Гениально -- идти и нести над собой тень! Цены
прыгнули ажиотажно, крутнулась реклама, контейнеры бамбуковых зонтов с
росписью по синтетическому шелку поволокли челноки из Китая.

-- Слушайте, это ж уже можно подохнуть! Что делается?! Ничего себе
парниковый эффект пошел.

-- Ну, не надо драматизировать. Для Ташкента -- нормальная летняя
температура.

Здесь был не Ташкент, и при сорока трех градусах стали жухнуть газоны.
Ночами поливальные машины скупо обрызгивали только самый центр. Листва
сворачивалась и шуршала сухим жестяным шорохом.

Духота верхних этажей под крышами стала физически труднопереносимой.
Городской штаб изучал опыт Юга и изыскивал меры: крыши прогонялись белой,
солнцеотражающей, краской -- эффект! Любая белая краска вдруг стала (еще
одно забытое слово) "дефицитом" -- граждане самосильно защищались от зноя.

Не модой, но формой одежды сделались шорты. Модой было, напротив, не
носить темных очков и настоятельно рекомендуемых головных уборов. Отдельная
мода возникла у стриженых мальчиков в спортивных кабриолетах -- белые
пробковые шлемы.

Первыми на ночной график перешли рестораны -- те, что и были ночными,
просто закрывались днем за ненадобностью. С одиннадцати до пяти дня
прекратили работу магазины, наверстывая утром и вечером. И очень быстро
привычным, потому что естественным, стало пересидеть самую дневную жару
дома, отдохнуть, вздремнуть -- вошла в нормальный обиход сьеста. Замерла