ответа, забытые предостережения, нарушенные им обещания; мужество поки-
нуло его, страдания его были невыносимы. Он вошел в церковь. Вечерняя
служба кончилась, прихожане разошлись, по церковь еще не была закрыта.
что он почти испугался своего одиночества. Он осмотрелся по сторонам.
Все было по-прежнему. Церковь показалась ему меньше, чем раньше, но ос-
тались те же старые памятники, на которые он столько раз смотрел с детс-
ким благоговением, маленькая кафедра с выцветшей подушкой, престол, пе-
ред которым он так часто повторял заповеди; почитаемые в детстве и забы-
тые в годы зрелости. Он подошел к старой скамье; она казалась холодной и
покинутой. Унесли подушку, исчезла библия. Быть может, теперь его мать
занимала другую скамью, для людей победнее, или хворала и не могла одна
дойти до церкви. Он не смел подумать о том, чего боялся. Холод пробежал
у пего по спине, он дрожал, направляясь к выходу.
ся - он хорошо его знал, много раз видел он, как тот роет могилы на
кладбище. Что скажет он вернувшемуся каторжнику?
ленно прошел дальше. Он забыл его. Эдмондс спустился с холма и вошел в
деревню. Было тепло, люди сидели у дверей своих домов или гуляли в ма-
леньких садиках, наслаждаясь ясным вечером и отдыхом от работы. Многие
поглядывали на него, и он много раз боязливо озирался: узнают ли его,
сторонятся ли? Чуть не в каждом доме были чужие лица. Некоторых он уз-
нал. Это были его школьные товарищи - в последний раз он их видел
мальчиками, - растолстевшие, окруженные ватагой веселых ребят; в слабом
и немощном старике, сидевшем в кресле у двери коттеджа, узнал он челове-
ка, которого помнил здоровым и сильным работником; но все они его забы-
ли, и он шел никем не узнанный.
отблеск на желтые снопы пшеницы и удлиняя тени фруктовых деревьев, когда
он остановился перед старым домом, где прошло его детство, - перед до-
мом, к которому стремился с бесконечной любовью в течение долгих, томи-
тельных лет заключения и тоски. Частокол был низкий, хотя он прекрасно
помнил то время, когда этот же частокол казался ему высокой стеной; он
Заглянул в старый сад. Огородных растений и ярких цветов было в нем
больше, чем в прежние времена, но старые деревья уцелели, - вон то самое
дерево, под которым он сотни раз лежал, устав от беготни на солнцепеке,
и чувствовал, как подкрадывается к нему сладкий безмятежный сон - сон
счастливого детства. В доме разговаривали. Он прислушался, но голоса по-
казались ему чужими, он их не узнавал. И звучали они весело; а ведь он
прекрасно знал, что в разлуке с ним его бедная старуха мать не может ве-
селиться, и он отошел. Открылась дверь, и шумно, с громкими криками вы-
бежала группа детей, в дверях появился отец с маленьким мальчиком на ру-
ках, и дети окружили его, хлопая в ладоши, увлекая за собой, чтобы втя-
нуть в веселую игру. Каторжник подумал о том, сколько раз на этом самом
месте ежился он от страха при виде своего отца. Вспомнил, как часто он
дрожа закрывался с головой одеялом и слышал грубые слова, удары и вопли
матери. Уходя отсюда, он громко разрыдался от душевной боли, но сжал ку-
лаки и в безумной тоске стиснул зубы.
мучительных лет, и ради этого перенес столько страданий! Ни одной при-
ветственной улыбки, ни одного взгляда, несущего прощение, нет дома, где
бы нашел он приют, нет руки, которая протянулась бы ему на помощь, - а
ведь пришел он в свою родную деревню! По сравнению с этим одиночеством,
что значило одиночество в диких дремучих лесах, где не встретить челове-
ка!
себе родную деревню такой, какою ее покинул, не думал о том, как изме-
нится она за время его отсутствия. Печальная действительность больно его
ударила, и глубокое уныние овладело им. У него не хватило мужества наво-
дить справки или явиться к тому единственному человеку, который, по всей
вероятности, встретит его ласково и сочувственно. Медленно побрел он
дальше; словно чувствуя себя виноватым, он избегал проезжей дороги,
свернул на луг, хорошо ему знакомый, закрыл лицо руками и бросился на
траву.
тот повернулся, чтобы украдкой взглянуть на пришельца, одежда его зашур-
шала, и Эдмондс поднял голову.
желтым лицом, обитатель работного дома, если судить по одежде. Он казал-
ся очень старым, но дряхлостью своей был, по-видимому, обязан распутной
жизни или болезням, а не прожитым годам. Он в упор смотрел на незнаком-
ца, и через несколько секунд какойто странный, тревожный огонек загорел-
ся в его тусклых и сонных глазах, и казалось, они вот-вот выскочат из
орбит. Эдмондс приподнялся, встал на колени и пристально стал вгляды-
ваться в лицо старика. Они молча смотрели друг на друга.
ся. Эдмондс вскочил. Тот отступил на шаг. Эдендс двинулся к нему.
тяжелый удар по лицу.
рванулся вперед, схватил старика За горло, - но это был его отец, и руки
его бессильно опустились.
словно завывание злого духа. Лицо его почернело; из носа и изо рта хлы-
нула кровь и окрасила траву в густой, темно-красный цвет; он зашатался и
упал. У него лопнул кровеносный сосуд, и он был мертв раньше, чем сын
попытался его поднять.
уголке кладбища, о котором я упоминал выше, похоронен человек, служивший
у меня в течение трех лет после этих событий и проявивший такое глубокое
раскаяние и смирение, какие редко приходится наблюдать. При его жизни
никто, кроме меня, не знал, кто он такой и откуда пришел. Это был Джон
Эдмондс, вернувшийся каторжник.
пасть в ворону, метил в ворону и ранил голубка, как клуб крикетистов
Дингли Делла состязался с объединенным Маглътоном и как Дингли Делл да-
вал обед в честь объединенных магльтонцев, а также о других интересных и
поучительных вещах
вызванное рассказом священника, повлияли так сильно на мистера Пиквика,
но когда его провели в уютную спальню, не прошло и пяти минут, как он
погрузился в крепкий сон без сновидений, из которого его вывело только
утреннее солнце, укоризненно бросавшее яркие лучи в его комнату. Мистер
Пиквик отнюдь не был лежебокой; он вскочил с постели, как выскакивает
пылкий воин из своей палатки.
открывая окно. - Может ли тот, кто однажды почувствовал влияние подобно-
го пейзажа, жить, созерцая изо дня в день кирпичи и черепицы?
виде флюгера, где о Пане напоминает только панель и где зелень - только
в зеленной лавке? Кто может вынести прозябание в таком месте? Кто, спра-
шиваю я, может это выдержать? - И, руководствуясь весьма похвальными
прецедентами, мистер Пиквик долго вопрошал самого себя, после чего высу-
нул голову из окна и огляделся по сторонам.
комнаты; цветочные клумбы под окном насыщали воздух своими ароматами;
ярко-зеленые лужайки были покрыты утренней росой, которая сверкала на
каждом листочке, трепетавшем под легким ветерком, а птицы пели так,
словно каждая искрящаяся росинка была для них источником вдохновения.
во, но никого там не увидел; его глаза обратились налево и пронизали да-
лекое пространство; он возвел их к небу, но там в нем не нуждались; на-
конец, сделал то, с чего начал бы всякий заурядный человек, а именно
посмотрел в сад и увидел мистера Уордля.
в предвкушении наслаждений. - Чудесное утро, не правда ли? Рад, что вы
так рано встали. Спускайтесь-ка поживее и приходите сюда. Я буду вас
ждать.
находился уже в обществе пожилого джентльмена.
спутник держит ружье, а другое лежит на траве. - Что это вы задумали?
тил хозяин. - Он, кажется, прекрасный стрелок.
Пиквик, - но никогда еще не видал.
воздуху был погружен в дремоту не больше, чем на три четверти с дробью.