Чтение 20–й страницы книги ~Циники~

- Так, следовательно, и пролежал он там все эти две недели?

- Не ворохнулся. Чокнемся, Владимир Васильевич!

Вино фыркает в стаканах, как нетерпеливая лошадь.

Илья Петрович ударяет ладонь об ладонь. Раздается сухой треск, словно
ударили поленом о полено.

Ему хочется похвастать:

- Пусть кто скажет, что Докучаев не по добросовести - учит большеви-
ков торговать.

Я говорю с улыбкой:

- Фиораванти, сдвинувший с места колокольню в Болонии, а в Ченто вып-
рямивший башню, научил москвитян обжигать кирпичи.

Он повторяет:

- Фиораванти, Фиораванти.

46

Сергей подбрасывает в камин мелкие дрова. Ольга читает вслух теат-
ральный журнальчик:

- "Форрегер задался целью развлечь лошадь. А развеселить лошадь не-
легко... Еще труднее лошадь растрогать, взволновать. Этим делом заняты
другие искатели. Другие режиссеры и поэты... Лошадиное направление еще
только развивается, еще только определяется... "

Сергей задает вопрос, тормоша угли в камине железными щипцами:

- А как вы считаете, Ольга, Докучаев - лошадь или нет?

- Лошадь.

Я встреваю:

- Если Докучаев и животное, то, во всяком случае...

Сергей перебивает:

- Слыхал. Гениальное животное?

- Да.

- А по-вашему, Ольга?

- Сильное животное.

- Неужели такое уж сильное?

Тогда, не выдержав, я подробно рассказываю историю с парафином.

Сергей продолжает ковыряться в розовых и золотых углях:

- Ты говоришь... сначала Петрогубхимсекции... потом Ривошу... потом
Северо-Югу... Техноснабу... Главхиму и наконец Спичтресту... Замеча-
тельно.

Ольга хохочет.

- Замечательно!

Сергей вынимает из камина уголек и, улыбаясь подергивающимся добрым
ртом, закуривает.

От папиросы вьется дымок, такой же нежный и синий, как его глаза.

47

"Людоедство и трупоедство принимает массовые размеры" ("Правда").

48

Вчера в два часа ночи у себя на квартире арестован Докучаев.

49

Сергей шаркает своими смешными поповским и ботами в прихожей. Он бу-
дет шаркать ими еще часа два. Потом, как большая лохматая собака, долго
отряхаться от снега. Потом сморкаться. Потом...

Я взволнованно кричу:

- Ты слыхал? Арестован Илья Петрович!

Он протягивает Ольге руку. Опять похож на добродушного ленивого пса,
которого научили подавать лапу.

- Слыхал.

- Может быть, тебе известно за что?

- Известно.

Ольга сосредоточенно роется в шоколадных конфетах. Внушительная квад-
ратная трехфунтовая коробка. Позавчера ее принес Докучаев.

Вздыхает:

- Больше всего на свете люблю пьяную вишню.

И, как девчонка, прыгает коленями по дивану:

- Нашла! нашла! целых две!

- Поделитесь.

- Никогда.

Сергей сокрушенно разводит руками, а Ольга сладострастно запихивает в
рот обе штуки.

- Расскажи про Докучаева.

- Что же рассказывать?

Он оборачивает на меня свои синие нежные глаза:

- Арестован за историю с парафином. Мы проверили твои сведения...

Кричу:

- Кто это "мы"? Какие это такие "мои сведения"?

- Ну и чудак. Сам же рассказал обстоятельнейшим образом всю эпопею, а
теперь собирается умереть от разрыва сердца.

Ольга с улыбкой протягивает мне на серебряном трезубчике докучаевскую
конфетку:

- Владимир, я нашла вашу любимую. С толчеными фисташками. Разевайте
рот.

1924

1

Заводом "Пневматик" выпущена первая партия бурильных молотков.

2

Госавиазавод "Икар" устроил торжество по случаю первого выпуска мощ-
ных моторов.

3
Завод <Большевик> доставил на испытательную станцию Тимирязевской сельскохозяйственной академии первый
изготовленный трактор.

4
- Ольга, не побродить ли нам по городу? Весна. Воробьи, говорят, чирикают.
- Не хочется.
- Нынче премьера у Мейерхольда. Что вы на это скажете?
- Скучно.
- Я позвоню Сергею, чтобы пришел.
- Не надо. С тех пор как его вычистили из партии, он брюзжит, ворчит, плохо рассказывает прошлогодние сплетни и
анекдоты с длинными седыми бородами.
- От великого до смешного...
И по глупой привычке лезу в историю:
- Князь Андрей Курбский после бегства из Восточной Руси жил в Ковеле <в дрязгах семейных и бурных несогласиях с
родственниками жены>. Послушайте, Ольга...
- Что?
- Я одним духом слетаю к Елисееву, принесу вина, апельсинов...
- Отвяжитесь от меня, Владимир!
Она закладывает руки за голову и вытягивается на диване. Каждый вечер одно и то же. С раскрытыми глазами будет
лежать до двух, до трех, до четырех часов ночи. Молчать и курить.
- Фу-ты, чуть не запмятовал. Ведь я получил сегодня письмо от Докучаева. Удивительно, вынесли человека на погреб, на
полярные льды...
- ... а он все не остывает.
- Совершенно верно. Хотите прочесть?
- Нет. Я не люблю писем с грамматическими ошибками.

5
Бульвары забрызганы зеленью. Ночь легкая и неторопливая. Она вздыхет. Как девушка. Которую целуют в губы.
Я сижу на скамейке с стародавним приятелем:
- Слушай, Пашка, это свинство, что ты ко мне не заходишь. Сколько лет в Москве, а был считанных два раза.
У <Пашки> добрые колени и широкие, как соборные ступени, плечи. Он профессор московского вуза. Но в Англии его
знают больше, чем в России. А в Токио лучше, чем в Лондоне. Его книги переводятся на двеадцать языков.
- И не приду, дружище. Вот тебе мое слово, не приду. Отличная ты личность, а не приду.
- Это почему?
Он ерзает бровями и подергивает короткими смышлеными руками - будто пиджак или нижняя рубаха режет ему под
мышкой.
- Почему же ты не придешь?
- Позволь, дружище, сказать начистоту: гнусь у тебя и холодина. Рапортую: я зиму насквозь в полуштиблетиках и не
зябну, а у тебя дохлые полчаса просидел и пятки обморозил.
- Образно понимать прикажешь?
Он задумчиво, как младенец, ковыряет в носу, вытаскивает <козу>, похожую на червячка, с сердитым видом прячет ее в
платок и бормочет:
- Ты остришь... супруга твоя острит... вещи как будто смешные говорите... все своими словами называете... нутро
наружу... и прочая всякая размерзятина наружу... того и гляди, голые задницы покажете - а холодина! И грусть, милый.
Такая грусть! Вам, может, сие и непризаметно,а вот человека, бишь, со свежинки по носу бьет.
Зеленые брызги висят на ветках. Веснушчатый лупоглазый месяц что-то высматривает из-за купола Храма Христа. Ночь
вздыхает, как девушка, которую целуют в губы.
Пашка смотрит в небо, а я - с завистью на его короткие, толстые - подковками - ноги. Крепко стоят они на земле! И весь
он чем-то напоминает тяжелодонную чашку вагона-ресторана. Не красива, да спасибо. Поезд мчит свои сто верст в час,
дрожит, шатается, как пьяный, приседает от страха на железных икрах, а ей хоть бы что налита до краев и капли не
выплеснет.

6

Заходил Сергей. Ольга просила сказать, что ее нет дома.