думал одно, а правый - совсем другое. Пальцы, обхватившие колено, ни на секунду
не прекращали едва заметное шевеление. И по сей день преследует меня видение:
все десять пальцев вдруг отделяются от этих рук и крадутся ко мне, подбираясь
все ближе и ближе... Очень странные пальцы. И вот эти странные пальцы медленно
протянулись к столу и затушили, смяв в пепельнице, скуренную лишь на треть
сигарету. В бокале не спеша таял лед; было видно, как прозрачная вода постепенно
смешивалась с грейпфрутовым соком. Соотношение было явно не в пользу сока.
В комнате стояла совершенно загадочная тишина. Бывает тишина, какую встречаешь,
заходя внутрь огромного дома, - тишина слишком большого пространства со слишком
малым числом людей. Тишина же, царившая в этой комнате, была еще необычнее.
Неприятно-тяжелое, давящее безмолвие. Мне показалось, что тишину вроде этой я
уже где-то раньше встречал. Но чтобы вспомнить, где именно, требовалось время.
Точно старый альбом, страницу за страницей я перелистывал свою память - пока,
наконец, не вспомнил. Тишина, разбухающая от предчувствия Смерти. Воздух,
плотный от пыли и серьезности происходящего.
- Все умирают, - не сводя глаз с моего лица, негромко произнес человек. Таким
тоном, словно прочитал мои мысли и теперь комментировал их. - Все живое
когда-нибудь становится мертвым.
Сказав это, он снова погрузился в молчание. За окном, как безумные, отчаянно
скрежетали цикады. Я живо представил, как каждая из миллиона козявок издает
своим тельцем этот дикий, отчаянный зов в надежде вернуть прошедшее лето и
вместе с ним - свою уходящую жизнь.
- Насколько мне позволяют возможности, я намерен говорить с тобой откровенно, -
вдруг снова произнес он. Речь его сильно смахивала на подстрочный перевод
официального документа. - Но "говорить откровенно" - еще не означает "говорить
правду". Откровенность и Правда - все равно, что нос и корма судна, выплывающего
из тумана. Вначале появляется Откровенность, и лишь в последнюю очередь глазам
открывается Правда. Временной интервал между этими двумя моментами прямо
пропорционален размерам судна. Большому выплыть сложнее. Иногда это получается
уже после того, как закончилась жизнь наблюдающего. Поэтому если, несмотря на
мои усилия, Правда тебе все-таки не откроется - ни моей, ни твоей вины в том
быть не должно.
Даже не представляя, что на это ответить, я молчал. Он убедился, что молчание
должным образом соблюдается - и продолжал свою речь.
- Ты же прибыл сюда как раз для того, чтобы судно выплывало как можно быстрее.
Нам с тобой предстоит ускорить движение судна. Поэтому будем говорить
откровенно. И, таким образом, еще на шаг приблизимся к Правде.
Откашливаясь, он на пару секунд отвел-таки взгляд: с моего лица - на свои
пальцы, теперь уже поглаживавшие подлокотник дивана.
- Подобные объяснения, однако, слишком абстрактны. Поэтому поговорим о реальных
проблемах. Например, о твоей рекламе для страховой компании П. Я думаю, ты уже
слышал об этом?
- Кое-что слышал.
Он кивнул. И, снова выдержав паузу, продолжал:
- Как я предполагаю, ты был весьма уязвлен. Любой почувствует себя неуютно,
когда уничтожают то, что он создавал, не жалея времени и сил. Тем более, если
речь идет о хлебе насущном. Да и реальные убытки, надо думать, понесены немалые.
Я правильно понимаю?
- Совершенно правильно, - подтвердил я.
- Вот об этих реальных убытках я и хотел бы услышать от тебя самого.
- Ну, убытки - это постоянная опасность в той работе, которой мы занимаемся. Сам
характер работы никогда не исключает того, что готовый рекламный макет может
быть изъят из печати - из-за какой-нибудь мелочи, которая не понравилась
клиенту. Но для такой маленькой фирмы, как наша, это - смерти подобно. Чтобы
уберечься от такого риска, мы производим макет в полном, стопроцентном
соответствии с пожеланиями заказчика. Грубо говоря, каждую строчку текста мы
выверяем в присутствии клиента. Только этим мы и можем себя хоть как-то
обезопасить. Не самая веселая работа, конечно; но такого нищего волка, как мы,
только ноги и кормят...
- Ну, все когда-нибудь с этого начинали, - подбодрил секретарь. - Следует ли
понимать тебя так, что, приостановив выпуск журнала, я повергаю твою фирму в
глубокий финансовый шок?
- В общем, именно так. Журнал уже отпечатан и разброшюрован. За бумагу и печать
нужно кровь из носу расплатиться в течение месяца. Плюс - гонорары внештатникам.
Получается что-то около пяти миллионов иен; но именно столько необходимо вернуть
в банк для погашения долга. Год назад мы решили взять кредит на развитие
предприятия...
- Да, я в курсе, - вставил секретарь.
- Ну и, само собой, встает проблема дальнейших заказов. С таким хлипким
положением, как у нас, один-единственный промах - и клиенты немедленно
предпочтут нам другие агентства. Как раз с этой страховой компанией у нас
годовой контракт на изготовление их рекламы. Если в результате нынешнего
скандала их реклама будет изъята - мы просто тут же пойдем ко дну. Фирма у нас
маленькая, связей особых нет; выезжали до сих пор лишь на собственном имидже -
на том, что о нас люди скажут. Малейший удар по репутации - и нам просто крышка.
Я закончил, но мой собеседник еще долго не говорил ни слова в ответ, а только
сидел и пристально глядел на меня. Наконец, он раскрыл-таки рот:
- Ты рассказываешь очень откровенно. Кроме того, содержание твоего рассказа
полностью совпадает с той информацией, которой располагаю я. И этого я не могу
не оценить. Теперь - по сути вопроса. Какие еще проблемы, по-твоему, останутся у
твоей фирмы, если я возмещу все убытки этой страховой компании за изъятую
рекламу, а также - порекомендую им заключать контракты с вами в дальнейшем?
- Тогда - никаких проблем. Ну, может, все поудивляются поначалу, из-за чего весь
сыр-бор, - да и вернутся в свои серые будни.
- Сверх того можно было бы обеспечить и моральную компенсацию. Достаточно мне
написать одно слово на обороте визитки - и ваша фирма будет обеспечена работой
лет на десять вперед. Подчеркиваю - работой, а не жалкими рекламными
листочками...
- То есть, вы предлагаете сделку?
- Скорее - обмен пожеланиями. Я из добрых пожеланий предлагаю тебе информацию о
том, что такое-то издательство остановило выпуск журнала с изготовленной тобой
рекламой. Ты, приняв эту информацию, выражаешь мне твои собственные пожелания,
на которые я снова откликаюсь своими. Почему бы не воспринять это именно так?
Думаю, тебе лично мои пожелания были бы очень полезны. Не хочешь же ты всю жизнь
провести в одной упряжке со своим головастым алкоголиком...
- Мы - друзья, - сказал я.
Тишина камня, падающего в бездонный колодец, была мне ответом. Добрых тридцать
секунд миновало, прежде чем камень, наконец, достиг какого-то дна.
- Ладно, - произнес он. - Это твои проблемы. Я довольно подробно проверил твою
биографию - ты, по-своему, весьма интересный тип. Все население можно условно
разделить на две группы: посредственности-реалисты - и
посредственности-идеалисты. Ты, несомненно, принадлежишь ко вторым. Будет очень
хорошо, если ты это запомнишь. Весь твой путь - это путь посредственности,
оторвавшейся от реальной жизни.
- Я запомню, - сказал я.
Он кивнул. Лед в грейпфрутовом соке совсем растаял; я взял бокал и отпил
половину.
- Ну, а теперь поговорим конкретно, - сказал он. - Поговорим про овец.
Он слегка шевельнулся, достал из нагрудного кармана бумажный конверт, извлек из
него черно-белый фотоснимок с овцами и положил на стол, повернув изображением в
мою сторону. Будто свежим воздухом - запахом реальной жизни? - вдруг повеяло в
комнате.
- Вот фотография с овцами, которую ты использовал для журнала.
Изображение переснимали без негатива, прямо с оригинала; и тем не менее, то была
невероятно контрастная и четкая фотокопия. Судя по всему, применялась какая-то
очень специальная аппаратура.
- Насколько мне известно, фотография эта попала к тебе частным путем, и затем ты
решил использовать ее для журнала. Или я ошибаюсь?
- Нет. Все так и было.
- Результаты проведенной нами экспертизы показали, что снимок сделан на Хоккайдо
не более полугода тому назад рукой человека, ничего в фотографии не смыслящего.
Камера - дешевка карманных размеров. Снимал не ты. У тебя - "Никон" с большим
объективом, да и снимаешь ты куда лучше. К тому же, за последние пять лет ты ни
разу на Хоккайдо не выезжал. Не так ли?
- Как сказать...
- Уф-ф! - перевел он дух и выдержал новую паузу. - Ладно, как хочешь - а у нас к
тебе три пожелания. Мы желаем, чтобы ты объяснил нам: где, от кого ты получил
эту фотографию, а также - что тебя заставило использовать такой
непрофессиональный кадр в журнальной рекламе.
- Не скажу, - ответил я и сам удивился, как просто у меня это получилось. - Как
любой журналист, имею полное право на неразглашение источников информации.
Секретарь, не мигая, смотрел на меня; пальцы его левой руки переползали то
влево, то вправо вдоль тонкой линии губ. Поблуждав туда-сюда несколько раз, они
оторвались-таки от лица - и вернулись на колени хозяина. Молчание становилось
все напряженнее. Хоть бы кукушка какая-нибудь закуковала в саду, подумал я
вдруг. Но кукушка, конечно же, не закуковала. Кукушки не кукуют по вечерам.
- Странный ты все-таки человек! Одним движением пальца мы можем похоронить твою
фирму. Случись это - никому вокруг и в голову не прийдет называть тебя
журналистом. Даже если эту возню с памфлетиками и афишками, которой ты занят
сегодня, и считать журналистикой...
Я снова подумал о кукушке. Все-таки, почему кукушки никогда не кукуют по
вечерам?
- К тому же, существует несколько способов заставить говорить таких людей, как
ты.
- Наверное, - сказал я. - Только чтобы они сработали, нужно время - а до тех пор
я буду молчать. Когда же я заговорю, то не буду рассказывать все, что знаю. Ведь
вам же неизвестно, что я знаю, а что - нет. Разве не так?
Я говорил наугад - но явно шел правильным курсом. Неуверенное молчание,
последовавшее за моими словами, показало, что я заработал очко в свою пользу.
Афанасьев Роман
Семенова Мария
Афанасьев Роман
Панов Вадим
Каменистый Артем
Браун Дэн