read_book
Более 7000 книг и свыше 500 авторов. Русская и зарубежная фантастика, фэнтези, детективы, триллеры, драма, историческая и  приключенческая литература, философия и психология, сказки, любовные романы!!!
главная | новости библиотеки | карта библиотеки | реклама в библиотеке | контакты | добавить книгу | ссылки

Литература
РАЗДЕЛЫ БИБЛИОТЕКИ
Детектив
Детская литература
Драма
Женский роман
Зарубежная фантастика
История
Классика
Приключения
Проза
Русская фантастика
Триллеры
Философия

АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ КНИГ

АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ АВТОРОВ

ПАРТНЕРЫ



ПОИСК
Поиск по фамилии автора:


Ðåéòèíã@Mail.ru liveinternet.ru: ïîêàçàíî ÷èñëî ïðîñìîòðîâ è ïîñåòèòåëåé çà 24 ÷àñà ßíäåêñ öèòèðîâàíèÿ
По всем вопросам писать на allbooks2004(собака)gmail.com



помощи устройства, состоявшего из металлической цепи и системы колес,
деревянную лестницу. Я в то время был молодым человеком, мелким и
прозрачным, как горный ручей. Энергию от музыки, по-прежнему питавшей меня
ежедневно, я больше не тратил. Моя душа жирела, накапливая ненужное духовное
сало, как толстеющий человек, который не успевает израсходовать калории,
приобретенные за счет питания. Геро поставила на балкон горшок с алоэ,
"которое лизнул дьявол", отчего на его колючих листьях остались продольные
белые полосы. Это растение она привезла с собой из Белграда и поставила в
своей комнате так, чтобы, причесываясь, видеть в зеркале его отражение.
Как-то раз она заметила, что в ее зеркале причесывается и бреется молодой
поручик, который жил на том же этаже в доме на противоположной стороне
улицы. Его окно было так близко от нашего балкона, что поручик мог в зеркале
Геро видеть свое лицо; не выходя из дома, мог побриться, пользуясь ее
зеркалом и своей саблей. Дело в том, что он исключительно ловко брился своей
офицерской саблей, употребляя золотую кисточку, висевшую на ее рукоятке, для
того, чтобы намылить щеки. Мы могли бросить друг другу зажженную спичку, и
она долетала, не успев погаснуть, и по вечерам я и поручик таким образом
давали один другому огня, чтобы раскурить трубки.
-- Будьте осторожны, никогда не зажигайте одной спичкой вторую свечу и
третью трубку! -- весело говорил нам новый знакомый. Между поручиком,
которого звали Ян Кобала, и моей сестрой началось что-то такое, что я назвал
бы взаимным обнюхиванием. Но время никогда не стоит на одной ноге. Дело
пошло дальше. Каждый вечер он зажигал свет в тот же момент, как Геро его у
себя гасила. Я сидел на балконе, курил трубку, время от времени приподнимал
шляпу и загонял в нее дым. И смотрел, как по другую сторону улицы Ян Кобала
снимает сапоги, швыряет один в один угол, другой в другой, как он пьет,
держа бутылку одними только зубами, саблей отсекает ножку от жареного
цыпленка, лежащего на столе. Потом он ложился в кровать, обгладывал ножку,
забрасывал кость прямо в сапог, стоящий в углу, затем снимал рубашку, и в
этот момент дверь медленно открывалась и в комнату вливался лунный свет,
сквозь который входила моя сестра Геро. Она смотрела на поручика
неподвижным, немигающим взглядом, будто не видя его, подходила к кровати,
склонялась над ним, и он начинал языком расстегивать пуговицы ее блузки. Тут
Геро бросала мгновенный взгляд в сторону балкона, где я курил, плевала на
пламя свечи и, хлестнув лунный свет своей косой, начинала неспешно обходить
постель и поручика, лежащего в ней, а потом медленно, как падающий на землю
снег, спускалась на свою добычу...
Моя шляпа и волосы были прокурены насквозь, иногда я вставал и шел в
консерваторию заниматься, иногда уходил в пивные, где столы и стулья были
липкими от пива, или же шел смотреть, как евреи хоронят книги, но во мне
что-то кипело, я чувствовал, что моя борода гораздо быстрее растет через
родимые пятна, чем вокруг них, и я тогда понимал, что мне необходимо
перемениться. И я действительно начал меняться и делаю это до сих пор.
Однажды сестра появилась после обеда, с глазами, похожими на перезрелые
фрукты, и руками, забытыми в муфте. Поручик Кобала больше не открывал дверь.
Теперь он принимал у себя какую-то другую любовь. Геро ничего не говорила, а
я сидел как обычно, курил и ждал. Приходило время, когда она гасила свет у
себя в комнате, а он в своей зажигал. Я смотрел с балкона, как он стаскивает
сапоги, швыряет пояс, как пьет из бутылки, держа ее одними зубами, как
саблей отсекает куриную ножку и ест, лежа в постели. И у меня по спине
бежали мурашки, волосы вдоль позвоночника вставали дыбом, рубашка начинала
шуршать. Я пальцем гасил трубку так, что начинало пахнуть паленым мясом.
Тихо поднявшись, я спускался на улицу, переходил ее и поднимался в квартиру
Кобалы. Открывал дверь, в комнату вливался лунный свет, а сквозь этот свет
входил я. Смотрел на него неподвижно, не мигая, подходил, наклонялся, и он
начинал языком расстегивать пуговицы моих брюк. Тогда я бросал взгляд на наш
балкон, где сидела Геро, плевал на пламя свечи и ложился с Кобалой. Потому
что теперь вместо Геро он каждый вечер ждал меня...
Как-то утром Геро встала рано, заплела косу так, чтобы почувствовать,
будто на дворе весна (у нее были разные манеры делать прическу, и, если она
завязывала в волосах ленту, у нее было ощущение лета, а если заплетала
волосы как плетку, ей казалось, что была весна). В тот день она заплела
волосы в косу и рано ушла из дому. Больше я ее никогда не видел. Мне
сообщили, что Геро совершила самоубийство. В тот же день, в двенадцать часов
пять минут, она погибла при взрыве в лаборатории, который сама же и вызвала.
Так что мне никогда не представится возможность спросить ее, кто именно стал
причиной ее столь выходящего за все рамки поступка -- Ян или я. Мне не
удалось увидеть ее даже в гробу.
С тех пор я ношу в кармане часы со стрелками, застывшими на времени ее
гибели, они всегда показывают двенадцать часов пять минут, и каждый день
бывает момент, когда их страшное время соответствует реальному. А страшный
вопрос о том, чья неверность -- поручика или моя -- толкнула ее в смерть,
стал для меня вопросом жизни и смерти.
Разумеется, мое общение с Яном Кобалой тут же прекратилось. Он
бесследно исчез, а я с тех пор блуждаю, спотыкаясь о собственную тень. Я
изменил имя и волосы, начал играть на цыганских свадьбах, причащаться, как
некогда, уксусом и хреном, и единственное, в чем нахожу успокоение, -- это в
задачах по тригонометрии. Мне постоянно приходит на ум пословица о двух
парах глаз, и я пытаюсь понять ее заново. Глубину сияющих глаз Геро я
высчитывал бесконечное множество раз, и эту волшебную цифру я помню и днем и
ночью. У всех, с кем меня сводит жизнь, я стараюсь угадать глубину глазного
дна, надеясь, что, может быть, случится чудо и появится кто-то с глазами
такого же цвета и глубины, как у нее, тогда я смогу надеяться, что узнаю
ответ на вопрос, на который сестра мне уже никогда не ответит. И вот еще
что. Я понял, что точно так же, как существуют мужские и женские
инструменты, -- а хорошим квартетом может стать только такой, где есть и те
и другие, -- на каждом лице имеется один женский и один мужской глаз.
Посмотри в зеркало и без труда поймешь, какой из твоих двух глаз мужской, а
какой женский. У Геро левый глаз был мужским, и он-то и увел ее в смерть.
Правый, женский глаз пытался спасти ей жизнь. И это не следует забывать...
Но перехожу к делу!
Выступая с концертами в Кракове, я столкнулся с одним господином --
доктором Альфредом Вежбицким. Он когда-то давно бывал в доме нашего отца и
хорошо помнил и меня, и Геро еще детьми. Он пригласил меня играть в его
доме, и я имел возможность сделать кое-какие наблюдения, из которых
следовало, что с этим человеком нужно быть начеку. Глаза доктора были такой
же глубины и цвета, как и у моей покойной сестры. В одном глазу день, в
другом -- ночь. Возможно, от него можно было ожидать ответа на вопрос,
заданный ей, и оценки моих отношений с Яном Кобалой. Я долго наблюдал за
Вежбицким, сердечным, прекрасным человеком, немым, как книга, и застегнутым
на все пуговицы до самых ушей, однако ничего примечательного не произошло.
Он держал ногти одной руки под ногтями другой и любезно молчал. Сейчас я
снова еду в Польшу, где обещал выступить с концертом в поместье родственницы
доктора. Если я смогу воспользоваться этим, чтобы что-то разузнать у
Вежбиц-кого, твои услуги будут мне просто необходимы, поэтому прошу и тебя
совершить это путешествие, которое, кстати, может оказаться даже приятным,
если бы не мое общество".



x x x
Такими словами закончил свой рассказ Ма-нассия Букур. Хотя он тут же
заплатил мне за услуги, которых ожидал от меня как от профессионала, в
Польшу мы отправились лишь в 1937 году. Мой друг был в почти хорошем
настроении. Им владело какое-то странное предчувствие; как и в студенческие
дни, он носил мою шляпу поверх своей и в Варшаве познакомил меня с доктором
Альфредом Вежбицким. Мы сидели в приемной его кабинета, пили польскую водку,
и доктор покуривал трубку, не подозревая об истинной цели нашего визита.
Впрочем, кто бы мог предположить, что мы питали безумную надежду с его
помощью, то есть с помощью чьих-то глаз, похожих на глаза Геро, раскрыть все
четыре глаза моему другу Манассии Букуру? Разумеется, все это можно было
списать на его причудливые фантазии, а истинная цель нашего путешествия и
пребывания в Польше, как я думал и надеялся, все же заключалась в том самом
концерте в поместье родственницы доктора. Правда, одна деталь разрушала это
предположение. И этой деталью был я. Если цель поездки -- концерт, на кой
черт я понадобился Манассии?
Наш хозяин говорил так мало, что его губы склеивались от молчания и
лопались, как головка зрелого мака, стоило ему проронить слово. Мы ехали в
его автомобиле, за окном были сумерки, и я пытался заснуть. Когда машина
остановилась и мы вышли, Вежбицкий сказал, что хочет нам что-то показать.
Уже смеркалось, но мы ясно увидели то, на что указывал серебряный дым из
трубки Вежбицкого. Перед нами находилась граница, разделявшая два разных
климата. Через поле, теряясь за горизонтом, проходила прямая линия,
представлявшая собой границу между снегом и сухой землей, покрытой травой.
Мы постояли немного в этой сухости и тепле, а потом шагнули в пургу. И сразу
же увидели замок. По обе стороны въездных ворот горело по фонарю, и падающий
снег был белым с освещенной и черным с неосвещенной стороны.
Через некоторое время мы оказались в гостиной, с дверными ручками в
форме человеческой руки. Я подошел к роялю, на который Манассия Букур
положил свою скрипку, и увидел на его крышке книги. В этот момент,
обмениваясь рукопожатием сначала с дверной ручкой, а потом с нами, появилась
хозяйка дома.
Ее платье шуршало, соприкасаясь с чулками, и этот шум взволновал меня.
Волосы были гладко причесаны и стянуты назад, так что уши и шея казались
частью лица. Она в тот вечер научила меня, что нужно зимой солить тарелки до
того, как на них будет положена еда, потому что дважды соленое греет в два
раза сильнее. За нашей спиной раскрылась двустворчатая дверь, и в соседнем
зале мы увидели стол, накрытый на четверых. Два подсвечника по три свечи в
каждом давали гораздо больше света, чем можно было ожидать, и я заметил, что



Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 [ 20 ] 21 22
ВХОД
Логин:
Пароль:
регистрация
забыли пароль?

 

ВЫБОР ЧИТАТЕЛЯ

главная | новости библиотеки | карта библиотеки | реклама в библиотеке | контакты | добавить книгу | ссылки

СЛУЧАЙНАЯ КНИГА
Copyright © 2004 - 2024г.
Библиотека "ВсеКниги". При использовании материалов - ссылка обязательна.