услышали ту же песнь вспененной воды. Но здесь вокруг фонтанов
выросла миниатюрная роща из желтых тюльпанов, которые, подобно
прусским солдатам, стоящим по стойке смирно, ощетинились лесом
штыков -- своими желтыми цветами.
созерцания струй воды в ночной темноте. н мучается, -- подумала
она. -- Как легко мне было вызвать в нем раскаяние!
растворяюсь, глядя на это. Разве ты не понимаешь меня?
ощущать себя сильным.
поцеловать ее; но он не знал, чем это может кончиться. Лучше
всего было бы въехать на клумбу, смять желтые тюльпаны,
разбросать все вокруг и, схватив Лилиан в охапку, умчаться с
ней куда-нибудь... Но куда? Унести ее- и спрятать куда-то в
надежное убежище или навсегда остаться прикованным к этому
вопрошающему взгляду, к глазам, которые, как ему казалось,
никогда целиком не погружались в его глаза.
Забудь ту женщину.
время была одна?
мотор.
устала.
мост Сен-Мишель. Он не знал, как поступить. Он бы с
удовольствием избил Лилиан, но не имел права: ведь она
призналась ему в том же, в чем он до этого признался ей.
Сомневаться ни в чем не приходилось. Клерфэ хотел только одного
-- удержать ее. Лилиан вдруг стала для него дороже, желаннее
всего на свете. Он должен был что-то предпринять. Нельзя так
просто распроститься с ней у входа в отель. Тогда она больше не
вернется к нему. Сейчас его последний шанс. Чтобы удержать ее,
надо найти какое-то магическое слово, иначе она выйдет из
машины и с отсутствующим видом улыбнется, поцелует его и
исчезнет в дверях отеля. Ее навсегда поглотит этот отель,
вестибюль которого пропах рыбным супом и чесноком; она
подымется по покосившейся лестнице с выщербленными ступеньками,
пройдет мимо конторки, за которой дремлет портье, приготовивший
себе на ужин кусок лионской колбасы и бутылку дешевого вина, и
последнее, что останется в памяти у Клерфэ, -- это тонкие
светлые щиколотки Лилиан в полутьме узкого прохода, щиколотки,
подымающиеся по ступенькам вплотную друг за другом. А когда
Лилиан окажется у себя в комнате, у нее за спиной вдруг
вырастут два крыла и она выпорхнет на улицу; она полетит не к
часовне Сен-Шапель, о которой сегодня рассказывала, а прямо в
Вальпургиеву ночь, сидя на весьма элегантном помеле -- изделии
Баленсиага или Диора. Все черти там будут во фраках, сплошь
рекордсмены-гонщики, которые к тому же свободно изъясняются на
шести языках, изучили всех философов от Платона до Хейдеггера и
вдобавок еще виртуозы-пианисты, мировые чемпионы по боксу и
поэты.
Достаньте там. Мы подождем вас здесь. Я за вас подежурю.
я еще никого так поздно не принимала у себя. Ты ведь именно это
хотел узнать?
домой одна. C'est pas normal, monsieur *. Принести вам
шампанского? У нас еще есть шампанское урожая тридцать
четвертого года, ом Периньон.
что у вас найдется поесть?
портье.
кусок черного хлеба и кусок бри.
соответственно уменьшатся.
сказал Клерфэ, -- хотя бы для меня одного. Я хочу сегодня
кое-что отпраздновать.
за вас подежурю.
показывая на доску дежурного.
---------------------------------------------------------------------------
* Это ненормально, мосье (франц.).
собрался уезжать, попросил разбудить его в шесть часов утра.
Клерфэ все записал. Лысому господину, удивленно посмотревшему
на него, Клерфэ передал ключи от двенадцатого номера, а двум
молодым англичанкам -- ключи от номеров двадцать четыре и
двадцать пять. Потом в вестибюль забрел подвыпивший мужчина; он
желал узнать, свободна ли Лилиан и какова ее такса.
и снова исчез, растворившись во мраке набережной, откуда
доносились всплески воды.
что-нибудь понадобится, он готов снова отправиться в ур д'Аржан
или в аперуз. У него, мол, есть велосипед.
комната?
повергнув в недоумение портье, который явно перестал понимать,
зачем же тогда понадобился ом Периньон.
мадам.
надо, он готов всю ночь разъезжать на велосипеде, выполняя
поручения мосье. Клерфэ дал ему листок бумаги, на котором было
записано, что он просит купить и положить утром перед его
дверью зубную щетку, кусок мыла и тому подобное. Портье
пообещал все выполнить и ушел. Потом он еще раз вернулся --
принес лед -- и наконец исчез окончательно.
сегодня вечером одну, -- сказал Клерфэ.
фоне ночи за окном. Она вдруг показалась ему ужасно одинокой,
именно одинокой, а не покинутой.
или нет, но я говорю правду.