Чтение 20–й страницы книги ~Пьесы~

чества, а по любви, видите ли.

Он был высокого роста и очень крепко сбит, и обнаженные кисти рук с
белесыми кольцами волос были как лопаты. Фермер, но не местный. Нос кур-
носый, глаза водянисто-голубые. Что-то не то. А! Джинсы. Потертые и про-
масленные даже. И кроссовки. Грязные. Майка. Брюшко. Запах одеколона или
деодоранта.

- Чего это вы тут сидите? - спросил он.

....Он и в самом деле пробродил остаток ночи. До этого было много
всякого разного - он был сильно и красиво пьян, и начало помнилось имп-
рессионисткими бликами, сгустками цвета и света. Какой-то бар, или рес-
торан, чего-то там такое ели, потом он долго и артистично, хоть и не без
элемента отчужденной грубости, удовлетворял тайные и явные страсти ка-
кой-то дуры средиземноморского происхождения, со слоем жира вокруг талии
и щербатой, но не без шарма, после чего, через час, примерно, он дрался
с какими-то безнадежно и гордо застрявшими в предыдущей фазе эволюции
типами в Марэ и, прошатавшись до рассвета, он вдруг резко, почти скач-
ком, протрезвел и, зайдя в какой-то полу-легальный и беззаконно поздно
открытый бар, глянул в двуфранковом сортире в зеркало. На скуле был си-
няк, и щека наверняка опухнет, что придаст левой половине лица подобие
аристократической одутловатости. Под правую щеку продется что-то подкла-
дывать для симметрии. Он поссал, ощущая рукой липкость члена, вышел.
Умывальник, как здесь водится, был вне сортира рядышком, под уютной жел-
товатой ламполй в стиле Бель-Эпок. Он еще раз расстегнул ширинку и
кое-как помыл член. Все-таки засекли, подумал он, косясь на пожирающего
его глазами метродотеля, стоящего неподалеку в надменной позе, как Напо-
леон, с рукой чего-то такое там ищущей за пазухой, не то блох, не то
портсигар. А вот не буду ничего заказывать! И хотел вроде бы, а вот не
буду и все.

Он заметил Мод, сидящую на парапете, задним числом, остановился,
вгляделся.

- Чего это вы тут сидите? - спросил он.

- Поезда жду, - сказала Мод мрачно.

Он нагнулся и поднял один из пары туфель. Туфель почти полностью
уместился на ладони.

- Ага, - сказал он. - А вы сегодня еще не писали? Надо пописать. Это
всегда приносит облегчение.

Ее уже раздражал его акцент - какого то германского происхождения,
решила она, англэ или альмань - и еще то раздражало, что он был прав. Ей
действительно хотелось писать.

- А на хуй вам не пойти ли? - осведомилась она светским тоном.

Он задумчиво повертел в руках туфель.

- Да вы бы слезли с парапета, - сказал. - Сыро. Простудитесь.

- Да вам-то что?

- Да так просто. Дайте-ка мне вашу руку.

Она посмотрела на него затравленно. Спрыгнула с парапета. Было
больно, ноги затекли. Она взяла у него туфель и надела. На ногу. Потом
поняла, что не та нога. Сняла. Переодела. Он не хихикал и даже не улы-
бался.

У меня есть еще по крайней мере полчаса, подумала она. Сегодня суббо-
та, и народу еще долго не будет. А вот и второй туфель. Надеть его или
сначала дать ему по роже каблуком?

- Вы за мной не ходите, - сказала она, когда они перешли мост и ули-
цу. И пошла в кафе.

Она нашла двуфранковую монету и опустила ее в щель, подумав, что
именно столько ей сейчас не хватит на кофе. Закрывшись в кабинке, она
начала писать с достоинством, вымпрямив спину, но потом, вспомнив что в
последний раз, согнулась и дописала с чувством и удовольствием. После
чего ей захотелось обратно к лионцу в постель, не принимая душ. Вот так
- со слоем пота, с запахами. Она с грустью подумала, что ему бы и это
понравилось.

Когда она вышла, нагло и намеренно не подкрасившись, фермер уже сидел
за столиком на тротуаре и официант, сникший и притихший под ставшим
вдруг железным взглядом клиента, услужливо ставил две чашки кофе перед
ним. Что-то между ними такое произошло. Не исключалось даже взятие за
засаленый галстук волосатой ручищей и вкрадчивое убеждение тихим, хрип-
ловатым голосом. Урок хорошего тона зарвавшемуся в своем презрении к
иностранцам парижанину. Деловое предложение лишить нескольких зубов и
ребер.

Фермер кивнул Мод, и она, злясь на себя за то, что не может вот так
просто отказать мужчине, села за столик.

- Спасибо, - сказал фермер официанту. - Теперь иди отсюда, блядь, а
то рожа твоя неинтересная совсем, скучная.

И официант ушел, хорохорясь.

>>>>

После часа разговора с Мартой, женой дирижера, у Рони Рива болела го-
лова. Он несколько раз порывался стукнуть ее чем-нибудь тяжелым, но
сдерживался. Она ходила по спальне под дулом, делала жесты, раздевалась,
надевала халат. Говорила, что сочувствует.

Монотонность обстановки разбил бдребезги телефонный звонок. Марта
подняла трубку.

- Это вас, - сказала она после паузы и протянула трубку Рони. Он чуть
не выронил пистолет.

- Как - меня? - спросил он зловещим шепотом.

- Вы ведь тот самый, что сидите в моей спальне с пистолетом?

- Ну и?

- Вот вас и просят. К телефону. С пистолетом.

Так. Рони прикинул, что уж если просят, значит здание оцеплено. Где
же была ошибка? Где-то он чего-то там недодумал, напортачил. Как же ты
так? А? Что же делать? Брать эту дуру заложницей? Последнее средство, да
и не было случая, чтоб оно всерьез срабатывало. Дааа. Дааа, блядь. Поку-
шение? Шантаж? Сколько за это дают?

Он взял трубку.

- Здравствуй, Рив.

- Привет.

- Отменяется.

- Что именно отменяется?

- Все отменяется. Произошла небольшая ошибка. Его не нужно убирать.

- Ага.

- Это я.

- Да, я понял.

- Все понял?

- Несовсем. Насчет второй половины денег очень плохо понял.

- Будет.

- Понял.

- Сматывай удочки.

- Понял.

- И уезжай. Прямо сейчас. Даже кофе не пей. Интерпол осведомлен.

- Не понял.

- Неважно. Уезжай немедленно.

- Понял.

>>>>

Фермер отпил кофе, эстетствуя двумя пальцами, и посмотрел на Мод. Она
не улыбнулась. Она была не американка какая-нибудь, а парижанка перед
самоубийством. Дело серьезное, так что никаких там улыбок, ни сте-
рильных, ни тем более сексуальных со всем Млечным Путем в глазах.

- Пейте кофе, - сказал фермер.

Она глотнула послушно.

- Хороший кофе, - сообщил он.

- Да.

- Вы меня извините, - сказал он. - Дело житейское. Походишь ночь по
городу, - хорошо. Ни людел, ни цен на бензин, только птицы поют пошлости
всякие. Уютно. А тут сидит такая на парапете. Согласитесь, это странно.

Она согласилась.

Фермер вытащил из бумажника и сунул под пепельницу пятидесятифранко-
вую купюру. Мод нырнула было в сумочку, но он уже встал во весь свой ле-
гендарно-викинговый рост, расправил плечи, кивнул, и перешел улицу под
носом у гнусно заоравшего и засигналившего мамонтом водителя грузовика.
Он не обернулся. Изчез в зарослях Ситэ.

>>>>

Двое из Интерпола остались в гостиной, третий снял пилстолет с пре-
дохранителя и ударом ноги распахнул дверь в спальню.

- Как вы смеете! - вскричала Марта, оторвавшись от рони и поспешно
прикрываясь простыней.

- Извините, Мадам, - сказал парень из Интерпола. И вышел.

Втроем, они вышли в коридор, прикрыли за собой дверь, и долго хохота-
ли, стараясь не смотреть друг на друга.

Через три часа, Рони был отпущен с миром.

Он безпрепятсвенно покинул отель, дошел не спеша до набережной, пос-
тоял, подумал, и зашагал вдоль реки к Сан-Мишелю. Пересек Ситэ, зашел в
какой-то полулегальный и беззаконно поздно открытый бар, приблизился к
стойке и заказал, удивляя самого себя, чашку крепкого кофе.

>>>>