Чтение 20–й страницы книги ~Записки динозавра~

сотрудников компонентой Бессмертного (с тех пор, естественно, сия
компонента носит его имя, а иностранцы язык ломают).

Из Кузьминок я позвонил академику Эн.

Тот сказал: "Умереть не дадут спокойно", позвонил куда-надо и
потребовал выдачи в мое распоряжение рядового Бессмертного. Его два раза
переспросили: "Какого-какого?"... А еще через день позвонили в Кузьминки и
доверительно объяснили мне, что молодой советский рядовой гений
Бессмертный таинственно исчез под Новый год из расположения родной
воинской части, что его вот уже четвертый день не могут найти у известных
девиц в окрестных селах, и что в исчезновении Бессмертного подозреваются
козни нескольких иностранных разведок, а меня просят не сообщать об этом
академика Эн.

Как бы не так!

Я тут же опять позвонил академику Эн. Тот ударил тростью по столу,
взбешенный всей этой шпиономанией, и тут такое началось!

Не знаю, может быть Владик мне потом врал, зато врал красиво: будто
бы усиленная опергруппа Министерства обороны прибыла на Финский залив с
жутким намерением взломать лед, тело найти, а Владикино начальство
разжаловать в рядовые; будто бы его матрац дали понюхать какому-то
сверх-Джульбарсу - и пес в точности повторил весь путь рядового
Бессмертного от воинского забора до дверей детдомовской воспитательницы, а
потом от ее дома до Невского проспекта, где Бессмертного пять дней назад
арестовал патруль. (Мне не следовало давать ему стопку на коня - конь не
выдержал. После нашей беседы Владик шагал по Ленинграду, как пьяный, и
таки забрел на проспект). На Невском овчарка сорвалась с поводка и
прямиком примчалась к старой питерской гауптвахте, где когда-то сидел
Михаил Юрьевич Лермонтов, а сейчас в ожидании трибунала страдал от острого
приступа радикулита Владислав Николаевич Бессмертный.

Иногда мне кажется, что эти и другие события происходили во сне или
на киноэкране. Будто наши роли исполняли артисты, а меня и Владика в
помине не было. Мне кажется, что мне всю жизнь было под сто лет, и я уже
не представляю себя другим, а Владислав Николаевич был всегда при мне
любимым учеником и директором этого учреждения.

Таким вот образом.

Мы продолжаем молчать. В гостиницу никто не уходит. Владислав
Николаевич ревнует Татьяну к марсианину, а тому без шинели в конце зимы
совсем не жарко, но и он не уходит. Мотаю на ус: появился третий
претендент в женихи.

- Идите в гостиницу, - советую я ему. - А я еще подышу воздухом.

Нет, не уходит... Похоже, он меня телохраняет. Они в самом деле
что-то задумали.

А вот и наши подъезжают, израненные, но победоносные!

Впереди пожарная машина тащит на буксире наш искалеченный, но полный
рыбы автобус. За ними в автобусе Центрального телевидения везут моих
натерпевшихся страху сотрудников, а кавалькаду замыкает "скорая помощь".
Милицейский "жигуленок" и Олин "Запорожец" пожарники, наверно, спихнули с
дороги, и там, на обочине, они еще долго будут устрашать своим видом
путников и странников.

В общем, зрелище.

Очередь за валенками обернулась и разглядывает загадку: без окон, без
дверей, переполнен карасей. Свежую рыбу привезли. Значит, сегодня вечером
все Кузьминки пропахнут жареной рыбой. Из окна ресторана выглядывают
жующие вертолетчики. В дверях гостиницы появляется Татьяна с моим
паспортом... Если я промедлю, то за меня сейчас возьмутся - запрут в
гостинице и начнут лечить. Внимание Космонавта отвлечено, он не ожидает от
меня подвоха.

- Слушай, Владик... - я дергаю за рукав Владислава Николаевича,
который гипнотизирует вторую сосульку. - Ты с этими фокусами поосторожней.
Лучше скажи, нас чаем напоят в твоем Доме ученых?

- Во-первых, это ваш Дом ученых, - Владислав Николаевич с трудом
отводит взгляд и размышляет. - Во-вторых, пусть попробуют не напоить!

- Тогда, в-третьих, поехали! А этих - к черту!

Я подталкиваю Владислава Николаевича к "ЗИМу", мы быстренько садимся,
Павлик трогает и проезжает мимо растерявшихся Татьяны и марсианина. А
пусть не зевают! Ехать тут недолго, минут десять, прямо вверх по
Академическому спуску. Обойдемся без телохранителей.

- Юрий Васильевич, вы из чего чай собираетесь пить? - продолжает
чайную тему Владислав Николаевич.

- Да хоть из кружки.

- А где же ваш третий подстаканник?

- Пропал. Давно. Еще до запуска первого спутника.

- Или украли, - вздыхает Владислав Николаевич. - Жаль, серебряный
все-таки.

- Точно, украли! - со злостью вмешивается Павлик. У него задумчивый
вид. Ему хочется выговорить свои дорожные впечатления, но ураганы и смерчи
как-то не входили раньше в круг его непосредственных интересов, и он не
знает, как к этой теме подступиться. Зато воровство серебряных
подстаканников Павлику предельно понятно.

- Такой подстаканник потянул бы сейчас рублей на триста... Да за
такие штуки надо морду бить!

- Согласен, - кивает Владислав Николаевич. - Это я украл
подстаканник. На счастье. Еще тогда, в клинике... От злости, что вас
выписали раньше меня.

- Тогда это называется не "украли", а "одолжили", - делает поправку
Павлик. - "На счастье" - это совсем другое дело.

- А ты мне грехи не отпускай. Украл - значит, украл.

- А помогло? - интересуюсь я, разглядывая почерневшее серебро. -
Счастье-то было?

- Кажется, было, - вздыхает Владислав Николаевич. - Вроде не скучал в
жизни.

Мы проезжаем мимо мемориального кладбища, но не глядим в ту сторону.
Там чернеет гранитный памятник - все та же рука на постаменте с клубком
орбит.

- А почему не женился? - спрашиваю я.

- А зачем? - опять вмешивается Павлик. - Какое же это счастье -
жениться?

- Потому не женился, что всегда подражал вам.

- Я был женат!

- Но в ЗАГСе не расписались.

- Она сама не захотела. ЗАГС - это обстракция.

(Владислав Николаевич был влюблен в сестру моей жены, потом в мою
жену, сейчас в мою внучку... но это все запретная тема).

- И все-таки подстаканники я ни у кого не воровал, - сержусь я.

- Да? А трость у академика Эн?

- Потому что это была волшебная трость! Он, бывало, ка-ак трахнет по
столу... и все сразу же исполнялось. И не воровал я. Он у меня однажды на
кухне ее забыл.

- Это называется "не украсть", а "зажилить", - объясняет Павлик.

- Он перед концом забывал у друзей свои вещи, - вспоминает Владислав
Николаевич. - Как будто нарочно... на память. У меня записную книжку
оставил. А в ней!.. Имена, адреса, телефоны... Находка для шпиона.

Внимание, за нами погоня!

Это по мою душу.

- Гони! - командую я Павлику, но "ЗИМ" на мокром подъеме воет,
скрипит и еле ползет. Мы почти у цели, но у самого Дома ученых, где в
ожидании "Звездных войн" собралась изрядная толпа, нас обгоняет "скорая
помощь" и останавливается поперек дороги. Я толкаю Павлика в спину:

- Объезжай, не обращай внимания!

Павлик пытается объехать "скорую помощь", но из нее выбираются врач,
санитары, марсианин, Татьяна, Тронько Андрей Иванович с березовым
веником... Да сколько же вас?

Врач вращает руками, будто делает гипнотические пассы, призывая
Павлика остановиться.

- Дави его! - подзуживаю я.

Павлик объезжает и врача, и "скорую помощь", но марсианин милицейским
жестом окончательно останавливает его, марсианина Павлик не может
ослушаться.

Надо выходить.

Нас окружили. Лицо и ужимки врача мне хорошо знакомы, хотя из-за
белого халата я не могу вспомнить, где видел этого человека. Сейчас
вспомню... Все, вспомнил: это мой личный враг Леонард Христианович Гланц -
тот самый экстрасенс, у которого я выиграл битву за трехкомнатную
квартиру. Значит, теперь он шаманит на "скорой помощи".

Я выбираюсь из "ЗИМа" с подстаканником и с тростью на перевес. Они
нас догнали, но у меня еще остается надежда провести их: надо
прикидываться здоровеньким и осторожно продвигаться туда, в народ... из
толпы, ожидающей "Звездных войн", выдернуть труднее, чем в чистом поле.

- Что вы делаете на "Скорой помощи"? - ехидно спрашиваю я Гланца. -
Лечите наложением рук? Или разглашаете тайны народной тибетской медицины?

- Если вы интересуетесь народной медициной, пройдемте, пожалуйста, в