тебя укусила?
успокойтесь. Конечно же, вас напечатают. И в "Гудке" и в "Правде". И за
рубеж на пару недель пошлют. Так что живите и радуйтесь.
продолжить разговор в другом месте?..
Надеюсь, вы шутите? - он оторвал наконец глаза от галстука и чуть выше
увидел бледное взволнованное лицо. С леденящим сердце восторгом ощутил,
как полыхают и рушатся за спиной мосты. Вероятно, он еще держался за
тлеющие перильца, но уже твердо знал, что в следующую секунду разожмет
пальцы. Хотелось взорваться фугасной бомбой, заорать, может, даже
запустить чем-нибудь в этот ухоженный, разговаривающий человеческим
голосом костюм. Взять сейчас со стола ненавистную папку и шваркнуть по
элегантным коленям.
за папиросами. Машинально отметил про себя, что вытащил из пачки
последнюю, хотя искать в этом особый смысл не хотелось. Мутные ядовитые
кольца поплыли к Трестсееву, мягко окутали лицо. Тот явно чувствовал себя
не в своей тарелке, но так просто взять и уйти тоже, по-видимому, не мог.
Он просто еще не осознал произошедшего, пытаясь оценить ситуацию исходя из
устаревших данных - тех самых, что по совету ФИСов Евгений Захарович стер
только что с воображаемой доски воображаемой тряпкой.
устроило. Но Евгений Захарович не собирался делать ему поблажек.
Зуд - это ведь болезнь, не правда ли? Так вот я мучаюсь жесточайшим зудом,
- Евгений Захарович проговаривал слова медленно, словно размышлял вслух. -
То есть я, наверное, знал, что от этого можно излечиться, но все как-то не
решался. По крайней мере до сих пор.
усиливается, когда долго приходится сдерживаться. Не перебивайте меня, я
не задержу вашего внимания... Так вот однажды этот зуд может стать
нестерпимым, и тогда желание организма нужно непременно удовлетворить. Вы
догадываетесь о моем желании?
чрезвычайно скромное, но во всяком случае исполнимое, - Евгений Захарович
выдержал паузу. - Мне хочется вышвырнуть вас в окно. Для поднятия тонуса.
Может быть, не всего человечества, но одного отдельно взятого - это уж
точно. Так что если позволите? А вы ведь позволите, правда?..
двадцать четыре часа! И не надейтесь, не по собственному...
взглядом. Несмотря на затхлую канцелярскую обстановку, он был все-таки
довольно светлым и сейчас сиял казенной полировкой, откровенно любуясь
своим первым героем. Отчего-то Евгений Захарович не сомневался, что
обитатели кабинета восприняли происшедшее с юмором. Стекла игриво
переливались, потертые паркетины поскрипывали, наигрывая загадочную, одним
им ведомую музыку, и, разбрасывая по стенам блики, солидно покачивалась
граненная чернильница-непроливашка. Должно быть, за свою долгую чиновничью
жизнь она не видела ничего подобного.
телефонный штепсель стукнулся об пол.
невнятно пробормотал он. - Как учат родные газеты, негодные в туалет, но
неплохо раскуриваемые...
шпингалеты, с хрустом распахнул створки. Грохочущий воздух ворвался в
кабинет, пыхнув бензином и горячим асфальтом. Первый этаж, совсем
невысоко. Трестсеев мог и не пугаться...
карниз. Примерившись, спрыгнул на тротуар и оглядел улицу. Кругом
простиралась вольная воля, и по этой самой воле, не замечая ее, колоннами
брели люди - снулые и озабоченные. Евгения Захаровича и его внезапного
освобождения они попросту не заметили.
накручивая хвостом, подбежала к самым ногам. Он почесал ее за ухом и
услышал в ответ довольное потявкивание. Овечка не умела блеять, потому что
оказалась обычным пудельком. Получив свою порцию ласки, она снова скрылась
в людском потоке. А он, выпрямившись, неожиданно ощутил себя высоким и
сильным. Главное было сделано, оставались сущие пустяки. С облегчением
сорвав галстучную петлю, Евгений Захарович бросил ее в урну. Долой кандалы
и тараканьи принципы! Он устал семенить в ногу со временем, ему хотелось
просто шагать. И он зашагал, дразня окружающих вызывающе пустыми руками,
бесцельной легкостью походки.
пятнадцати, не то сорока лет отроду, строго и укоризненно погрозила ему
пальцем. Евгений Захарович виновато пожал плечами.
пахали... Да и не вижу я что-то у него горбушки.
был старчески хриплым. - Как бы не так! И мыша дохлого не прихватил, не то
что горбушки. А вот каменюку про нас - это запросто.
ним голубело высокое, пронзаемое мошкарой небо. Обрамленное нежной
березово-сосновой зеленью, выглядело оно просто волшебно. Но волшебным
показалось ему и другое. С сучковатой, в человеческую руку толщиной ветки
на него пристально смотрел дятел в малиновой узбекской тюбетейке. Рядом
расположился знакомый утенок, а чуть выше, под елочной гирляндой шишек,
восседал хмурый седой филин. На этот раз шока Евгений Захарович не
испытал. Перевернувшись на другой бок, он сладостным полустоном выдохнул
из себя остатки дневной дремы. Джинсы его попачкались в траве, часы на
руке стояли. Он встряхнул их, но секундная стрелка даже не пошевелилась. А
может, это и к лучшему? Отныне время его ручейком будет скапливаться у
плотины, и, стыкуясь в часы, секунды станут тяжелеть, медленно уходя на
дно разрастающегося пруда.
всех сторон. Где-то в голове оживали забытые мелодии, и вспомнилось кем-то
сказанное: "Музыка - продолжение тишины, тишина - продолжение музыки..."
мысли.
карманах. Горбушки у него действительно не оказалось, и он со злорадством
взглянул на болтливых птиц. Очень уж рассудительные...
голоден. Это ведь не столовая и не продуктовый магазин. Как же быть?..
Оглядевшись, он сорвал несколько неосторожно приблизившихся к нему
одуванчиков и запихал желтыми шляпками в рот. Лепестки чуть горчили, но
было в них что-то медовое, сытное. Медленно он пережевывал цветок за
цветком, заставляя себя глотать. В конце концов стало ясно, что в качестве
пищи одуванчики ему вполне подходят. Во всяком случае в животе появилась
благодатная наполненность, и с некоторым подъемом Евгений Захарович понял,
что голодная смерть ему не грозит. На этой поляне вполне можно было жить -
и не один день.
подлетела пчела. Почти мазнув крыльями по его щеке, она внезапно
пробасила:
опаской косясь на мохнатое, вооруженное жалом насекомое.
болтать горазды!
успокоить гудящую перед лицом пчелу, он протянул руку и неловко потрепал
уцелевшие одуванчики по вихрастым головушкам. Бог его знает, как тут себя
вести...
обнаружилась тропа. Он вздохнул с облегчением. По крайней мере не надо
было шагать по поляне, топча траву и цветы.
тропа выглядела не совсем обычно, но что, черт подери, тут выглядело
обычным? Еще минуту назад этой узенькой лесной дорожки здесь не было вовсе
- и вот уже на глазах она раскатывалась от ног пыльным рулоном, торопливо
убегая за деревья, петляя между кустами и муравейниками. Полынь,
одуванчики и стебли подорожника, завидя ее приближение, с шелестящим
гомоном расступались. Скорее следуя традиции, нежели из нужды, Евгений
Захарович ущипнул себя за плечо. Нормальная человеческая боль. Уж в чем в
чем, а в этом он разбирался. Как всякий живущий на Земле... Оглянувшись на
Трубников Александр
Маккарти Кормак
Никитин Юрий
Посняков Андрей
Контровский Владимир
Сапковский Анджей