Чтение 20–й страницы книги ~Секрет государственной важности~

Вспомнился сын. Он утонул во время охоты на нерпу. Великий Андури не
захотел вернуть Намунке сына. А сколько он молился, сколько ублажал духа
вкусной кашей, политой водкой!..

Потом Намунка думал о войне. Почему русские люди убивают друг друга?
Сколько в тайге и в море зверя, птицы, рыбы - на всех хватит...

Моряки негромко переговаривались между собой. Ороч молчал. Но вот он не
торопясь выбил трубку, спрятал ее, взялся за жердь и стал осторожно спускать
ее в расселину. Когда жердь во что-то уперлась, сказал:

- Ходи вниз, не надо боиси.

Федя посветил фонариком: жердь стала на белую, словно покрытую простыней,
площадку.

- А солдаты? - спросил Ломов.

- Другая сторона ходи есть. - Намунка неопределенно махнул рукой.

- Что ж, рискнем, Федя? - И, не ожидая ответа, матрос ловко скользнул по
жерди.

Старику нельзя было не верить.

Потом спустился ороч с зажженной смолистой веткой и, наконец, Великанов.
Он по-прежнему недоумевал. Если солдаты приходили сюда, то, пожалуй, не
из-за партизан. А если груз - шерсть, то зачем было так ее прятать? Ну
ладно, может быть, пещера поможет найти разгадку.

- Шибко хорошо слышно, - шепотом предупредил старик, когда все оказались
на подземной белой площадке, - громко говори не могу.

В просторной пустой пещере не было тишины. Людей со всех сторон окружали
звуки разного тона, то высокие, то низкие. Федя сразу сообразил: это звучали
капли воды, и каждая по-своему. Капли неодинаковые - одна больше, другая
меньше - и падают с разной высоты. Одна - на камень, другая - в воду. И все
вместе составляют своеобразный оркестр. Замечательная акустика пещеры
усиливает и повторяет каждый звук.

Капельная музыка непередаваема, она очаровывает.

Но вот ороч, призывно махнув рукой, двинулся вперед.

Известняковая площадка была берегом небольшого озерца. Вода в нем была
так прозрачна, что Федя не сразу заметил его. Воды всего по колено, но
холодна как лед. За озерком почувствовался подъем, шли между светлых столбов
- сталактитов. Некоторые из них небольшие, с ребенка, а иные сливались со
сталагмитами, уходившими в потолок пещеры.

Пещера казалась волшебным храмом с белыми фигурам" молящихся. От
ветки-факела ороча играли резкие серебристо-черные тени, и казалось, что
белые одежды "молящихся" шевелятся. На полу стекляшки - лужицы кристально
чистой воды. Трещал пылающий смолистый факел, мелодично перезванивались
капли. Но среди этих звуков старик ороч расслышал другие.

- Говори два люди,- тихо произнес он, остановившись.

И вдруг страшный грохот обрушился откуда-то сверху. Казалось, произошел
обвал и лавина камней стремительно катится вниз. Звуковой ураган. Федя
закрыл голову руками и пригнулся. Ломов отпрыгнул, прижался к стене
пещеры...

Ороч поднял руку и показал два пальца. Он что-то кричал, не двигаясь с
места. Лицо его оставалось по-прежнему спокойным. Обвалы повторялись и
повторялись. Но их грозный гул утихал. Наконец все смолкло. Осталась вечная
музыка капель.

- Два раза пистолета стреляй, - сказал Намунка. - Можно посмотри, кого
убивай.

- Ну откуда старик все знает? - поразился Федя.

Морякам было совестно за свой испуг, и они без колебания последовали за
проводником. Выстрелы вернули их мысли из сказочно красивой белоснежной
пещеры в жизнь.

Они шли, уже не очень присматриваясь, под огромными сводами. Свет факела
терялся вверху пещеры. Белые гигантские сосульки... Известковые натеки на
стенах и на полу как застывшие водопады... И все это царство
серебристо-черных теней искрилось и оживало под колеблющимся пламенем
самодельного факела.

Миновали еще две пещеры, такие же волшебно красивые, пролезли узким и
длинным, как индюшиное горло, коридором, и снова пещера. В ней уже не было
чистоты потолок в темных пятнах, похожих на копоть от костров. Не слышно
капели. Сюда доходил откуда то серый солнечный отсвет.

Ветку-факел притоптали. Старый ороч оставил приятелей за большим каменным
обломком, а сам пошел на разведку.

Федя и Ломов стояли ошеломленные всем увиденным.

- Один люди подох, - сказал, вернувшись, ороч. - Два пули сюда попадай, -
и показал на грудь, там, где сердце. - Солдата ушел и господа ушел

Скоро моряки и сами увидели у входа в пещеру лежал мертвый человек в
ватных штанах и кацавейке. Скуластое серое лицо, втянутые щеки. Тут же
неподалеку остывал пепел костра, валялись консервные банки, коньячная
бутылка, обрывки бумаги.

Феде бросился в глаза маленький черепаховый гребень.

- Мадама потеряй, - с безразличным видом сказал ороч, ковыряя прутиком в
костре.

Глава восьмая

ЖЕЛАТЬ - НЕДОСТАТОЧНОЕ ОСНОВАНИЕ, ЧТОБЫ ОБЛАДАТЬ

Профессор Леонид Иванович Силантьев жил недалеко от Мальцевского базара,
в доме своего однокашника по Московскому университету. Волна страха перед
большевиками подхватила его и принесла из Москвы в сибирское колчаковское
царство. Во Владивосток он попал с эшелонами каппелевцев, без гроша в
кармане, с маленьким дерматиновым саквояжем в руках.

Оба брата профессора Силантьева дослужились при царе до генеральских
чинов. Сейчас их уже нет в живых. Давно умерла и жена профессора.

Леонид Иванович занимал в одноэтажном домике своего приятеля библиотеку -
большую комнату, три стены которой заполонили книги. То, что делалось за
пределами этой комнаты, перестало интересовать профессора. Казалось, он был
доволен жизнью: днем и ночью рылся в книгах, что-то выписывал, часами
просиживая за толстыми старыми томами. Иногда местные власти просили его
подготовить заключение, справку по какому-нибудь запутанному историческому
вопросу, перевести важный документ на японский или китайский язык. Платили
ему гроши, и на них он жил сам и содержал старушку, дальнюю родственницу,
тоже беженку.

За последние годы ученый заметно одряхлел. Сидя в кресле, он вдруг
засыпал. Ноги дрожали, спина согнулась. Выцветшие глаза слезились и смотрели
на мир все безразличнее. Высохшие руки оплетали синие вены.

Имя профессора Силантьева, выдающегося китаеведа, было известно в России
и за границей.

В один из туманных владивостокских дней у его дома, окрашенного в охряный
цвет, остановилась черная щегольская коляска с крытым верхом. Ее окружали
вооруженные всадники на вороных лошадях. На погонах у них видны две буквы:
"МС" - морские стрелки, личная охрана Меркулова. В городе кто-то пустил
шутку, что буквы означают "Меркулов Спиридон". Из коляски вышли Меркулов и
располневший японец в штатском.

Вслед подъехал второй экипаж, попроще, с адъютантами.

Силантьев встретил неожиданных гостей с настороженностью: глава
государственного образования, шутка ли. И этот важный японец в массивных
черепаховых очках...

Меркулов торопливо стащил зубами с правой руки прилипшую к потной коже
перчатку. Здороваясь, он невольно покосился на полурасстегнутые штаны
профессора и спущенные подтяжки. Серый пуховый платок, оберегавший Леонида
Ивановича от простуды, был кое-как завязан на спине большим узлом.
Затрапезный вид ученого несколько обескуражил правителя.

Меркулова Силантьев знал, а на толстого японца с иссиня-черньши волосами,
сверкавшими бриллиантином, глянул поверх очков с некоторым интересом. "Вряд
ли он видит из-за живота свои ноги", - подумалось профессору.

- Господин Ямаги, коммерсант, рыбопромышленник и лесозаводчик, -
представил японца Меркулов.

- Прошу вас, господа, - сказал Леонид Иванович и, шаркая ногами, повел
гостей в библиотеку.

Несмотря на полдень, плотные зеленые шторы на окнах были опущены.
Полкомнаты тонуло в тени. Горела яркая керосиновая лампа под матовым
абажуром. При ее свете профессору лучше работалось.

- Прошу вас, господа, не курите, - тронул себя за грудь профессор, когда
гости уселись за круглым столиком и дружно вынули один сигару, другой
сигарету.

- Конечно, конечно, - с готовностью ответил Меркулов.

Японец тоже сделал жест извинения.

Старушка родственница принесла видавшие лучшие времена чашечки, кофейник
и сиреневую сахарницу с отбитой ручкой. Наполнив чашки, старушка тихонько
удалилась. Меркулов с любопытством осмотрелся. Старый турецкий диван со
смятой постелью. Кабинетный рояль с нотами на крышке, портрет Бетховена...

- Кто играет на иструменте? - спросил правитель.

- На инструменте, - сказал ученый, - играю я.

Больше ничего примечательного в комнате не было. Кинги, одни книги: на
полках, в шкафах, на стенах, на пыльном паркетном полу, на ночном столике...
В одном из углов - киот, горящая лампадка. Потолок темный, с извилистыми
трещинами и пятнами. Воздух пропитан застоявшимися лекарственными запахами.
Пыльно-дымчатую однотонность комнаты нарушали яркие переплеты книг,
мерцающие золотым тиснением. Сейчас на книги легли причудливые человеческие
тени.

Взгляд Меркулова снова задержался на штанах профессора: "Застегнул бы,
срамник, главу государства принимаешь... Бедновато живет профессор, скучно",
- подытожил Меркулов и едва сдержал зевок.

- У вас есть дети, Леонид Иванович? - спросил он.

- Дочь умерла, - коротко ответил Силантьев, - сын - советник русского