рука Самойлова.
буквально на глазах, ответил Аркадий Игнатьевич. - Взывать к национальному
самосознанию великороссов и клеймить позором чеченских бандитов.
перстень. Обомлевшему Самойлову на миг показалось, что палец Понтиака
вот-вот проткнет дыру в закате, и оттуда струей брызнет кровь. - Клеймить
позором! Бандитов, блин! Чеченских! Ты кто? Ты, сучара подзаборная,
писатель, властитель, типа, умов и душ. А ты что делаешь, макака
толстозадая? Позавчера предвыборное собрание было. Что ты на нем говорил? Ты
хоть помнишь, что ты нес, сказочник ты хренов? Ты же звал лохов идти на
рынки, кавказские палатки громить! Ты, козлина плешивая, с трибуны сказал,
что чеченов надо мочить. Оно, конечно, надо, но думать своей репой тоже
иногда надо!
почти в лицо Самойлову сложенную вчетверо газету.
запечатленный в тот момент, когда он делал с трибуны неприличный жест: левая
рука лежит на сгибе правой, предплечье которой вместе со стиснутой в кулак
кистью задорно вскинуто кверху. Разглядывая фото, Самойлов смутно припомнил,
что он действительно делал какие-то жесты руками, чтобы усилить впечатление
от своей речи. Честно говоря, тот вечер вспоминался как в тумане. Он был
страшно возбужден, то и дело прикладывался к своей фляге и все время курил
траву. Теперь он с некоторым опозданием понял, что делать это все-таки не
стоило'.
речи Аркадия Игнатьевича. Из нее следовало, что литератор Самойлов призывает
свой электорат объединиться в боевые дружины и совместными усилиями изгнать
лиц кавказской национальности сначала из Москвы, а потом и вовсе с лица
многострадальной планеты Земля, Тон статьи был довольно сдержанным: видимо,
то ли автор, то ли редактор отчасти разделял взгляды лауреата.
Самойлов, возвращая газету Понтиаку. Понтиак взял у него газету и не глядя
швырнул через плечо. Сложенный в несколько раз газетный лист, бешено
вращаясь в горизонтальной плоскости, спланировал вниз и беззвучно шлепнулся
в пенную кильватерную струю. Розовая от закатного солнца вспененная вода
подхватила его, завертела, он несколько раз мелькнул в водовороте, затем
всплыл позади теплохода. Самойлов грустно посмотрел ему вслед. Он любил
видеть свое имя напечатанным на титульных листах книг и страницах газет.
Предвыборные плакаты с той самой фотографией, что стояла на комоде у Тани,
ему тоже нравились. - Что такого? - повторил он, борясь с желанием
схватиться рукой за то место, которое причиняло ему все возрастающее
беспокойство. - В конце концов, публика меня поддержала.., почти вся. И тон
статьи вполне нейтральный...
обеда к тебе заедет мой адвокат. Подашь на газету в суд за клевету. Публика
- дерьмо, а вот Центризбиркому такая, типа, агитация навряд ли покатит. Не
дай Бог, другие газеты за нее ухватятся, а там, глядишь, и эти суки с
телевидения подгребут... Они тебя моментом спалят. И тогда я тебя точно
закопаю, Мопассан. Ты считал когда-нибудь, сколько я в тебя бабок вбухал? Ты
что творишь, вошь лобковая?
один митинг в задрипанном клубе...
Быково кто резал - Пушкин? Молчи, мурло, я сам знаю, что классик не виноват.
У него алиби, он уже полторы сотни лет землю парит. Ведь это ты с ножичком
развлекался, детство золотое вспоминал! А один умник с фотоаппаратом стоял в
сторонке и щелкал. Целую пленку отщелкал, а потом пошел в газету -
продавать. Хорошо, что ихний пахан - ну, редактор, - мой человек. Он мне эти
фотки подогнал и фраера этого сдал с потрохами, так что пленочка уже
тю-тю... Но ты... Ты, сука, как посмел на всю Россию облажаться? Ты кого
подставляешь, животное?
отстранившись на тот случай, если утонченный мочевой пузырь литератора не
выдержит внутреннего давления. Чувствуя, как холодит затылок исходящий от
октябрьской воды ветерок, Самойлов прохрипел бессвязные слова покаяния,
после чего его отпустили и напоследок несильно ткнули в лицо открытой
ладонью.
меняют. Но если еще раз... Ну, ты меня понял. Беги в сортир, а то
обделаешься при всем честном народе...
оно, наверное, и должно быть: умный не годится на роль марионетки, а с
дурака взятки гладки. Просто надо не отпускать его далеко, держать поводок
покороче и все время дудеть в уши, подсказывая каждое слово, каждый шаг. Как
этот тип, который сидит в театре в специальной будке под сценой и
заглядывает балеринам под юбки. Покушение на него организовать, что ли...
Неудачное, конечно, просто для поднятия рейтинга.
целиком завладел образ суфлера, сидящего в своей будке и пялящегося на ноги
балерин с расстояния в несколько сантиметров.
полоска заката. - Бу-бу-бу... Бабу бы, - закончил он и заторопился вниз -
туда, где звенели бокалы и визгливо хохотали наемные валютные шлюхи.
Глава 8
из восемнадцатой квартиры, вежливо разворачиваясь плечом вперед, чтобы
спокойно разминуться на узкой лестнице со своим широкоплечим соседом.
утренний обмен приветствиями превратился почти в ритуал. Кавказец встречался
ему на лестнице с монотонной регулярностью строго соблюдающего расписание
поезда. "Пасет он меня, что ли? - с неудовольствием подумал Юрий, ставя
торчком воротник куртки и выходя под моросящий дождь. - Чем, интересно
знать, он занимается по ночам?"
плохой погоды. Лезть в ее закопченные, промасленные, черные от дорожной
грязи потроха у Юрия не было никакой охоты, и он терпеливо терзал стартер до
тех пор, пока старенький движок не ожил. Из головы упорно не выходили
чеченцы, против которых собирался выступить Валиев. Затея с профсоюзом
казалась Юрию заранее обреченной на провал. Светловолосый парень был прав:
частные таксисты - анархисты от природы, и на бешеные московские улицы они
сбежали именно от бюрократии во всех ее видах и формах. Глядя на убегающую
под колеса ленту асфальта, легко тешить себя иллюзией свободы. Ведь не
каждый же день нарываешься на голодного инспектора ГИБДД с тремя детьми и
больной женой или на отморозка с волыной в кармане и золотой цепью на шее,
который предлагает тебе защиту от самого себя в обмен на твою выручку.
Валиев рисковал остаться один и притом в очень невыгодном положении
бунтовщика и смутьяна, с которыми во все времена поступали одинаково.
пятиэтажки. Этот симпатичный негодяй почему-то полюбил задирать лапу у
заднего колеса "Победы". У спаниеля была не менее симпатичная хозяйка лет
тридцати или около того, но, к сожалению, помимо нее существовал еще и
хозяин, который ездил на джипе и не расставался с трубкой мобильника,
наверное, даже в постели.
длинной морде "Победы", казалось, стыло недовольное выражение. Ее явно не
устраивали жалкие двадцать литров, которые предлагал ей хозяин. Несмотря на
возраст, а точнее, именно благодаря ему аппетит у "Победы" был отменный. -
Юрий намеренно не пытался установить, каков расход топлива у его автомобиля,
но и без того было ясно, что он до неприличия огромен.
огромный, шумный, мокрый от моросящего затяжного дождя, серый и пестрый,
суетливый. Нужно было всего-навсего включить передачу и тронуться с места,
чтобы на весь день погрузиться в этот сумасшедший водоворот проблем и
решений. Вслед за этими мыслями как-то само собой всплыли воспоминания,
ностальгия по армии, где все было просто и всегда находился кто-то, готовый
думать и принимать решения за тебя. К сожалению, подумал Юрий, эти решения
не всегда оказывались верными.
Правда, старушка?
послышалось одобрение.
попробуем отработать хотя бы твой бензин.
колесить по городу, подбирая пассажиров. У некоторых вид древнего автомобиля
вызывал улыбку, иные попросту пугались, не уверенные, что на этой машине
можно проехать двести метров и остаться в живых, кому-то было все равно -
лишь бы эта развалюха двигалась поживее и довезла их куда надо.
пассажиры торопились побыстрее юркнуть в салон, не имея никакого желания
стоять на бровке тротуара в вихрях летящей из-под колес грязной воды и
дожидаться автомобиля поновее и поприличнее. "Дворники" древней конструкции
судорожными рывками ползали взад-вперед по стеклу, издавая монотонный скрип,
"Победа" резво бежала вперед, опасно кренясь на поворотах, так, что
Посняков Андрей
Шилова Юлия
Грабб Джеф
Шилова Юлия
Афанасьев Роман
Браун Дэн