- За жизнь разговариваю.
- Дал ему денег и проваливай. Исполнил гражданский долг и ступай с
богом.
Разговаривать более резко бандиты побаивались, черт знает кто перед
ними, может, мент переодетый, может, опер какой, а может, дружок афганца,
ветеран отмороженный, спецназовец, которому человека убить - как за угол
сходить. И справка у него из "дурки" вполне может оказаться в кармане.
- Чего тебе надо? Иди отсюда.
Сергей посмотрел на галичан, один из которых, запустив руку за пазуху
"афганцу", выгребал деньги, перекладывал их в спортивную сумку с
адидасовским трилистником. Сергей почувствовал: с ними разговор не
сложится, во всяком случае сейчас.
Когда все деньги перекочевали в спортивную сумку, один из галичан
достал початую бутылку водки и отдал "афганцу".
- Горло промочи.
Тот закрутил бутылку винтом и, картинно подняв ее над широко
раскрытым ртом, вылил содержимое в глотку. Водка исчезла даже без
бульканья. Спиртное помогло, голос "афганца" тут же окреп и с новой силой
зазвучал под бетонными перекрытиями подземелья.
- Проваливай, проваливай, - один из галичан уже наступал на Дорогина
и оттеснял его поближе к входу в метро.
- Полегче, - сказал Сергей.
Взгляд галичанина остановился на Белкиной.
- Забирай свою бабу, и оба катитесь отсюда. Не ищи приключений на
свою задницу. Баба у тебя хорошая, не охота ее портить.
Если бы Дорогин был один, он, возможно, ввязался бы в драку прямо
сейчас. Но то, что вместе с ним пришла сюда и Варвара, делало его более
осторожным. Да и народу вокруг собралось много, а во время драки могло
произойти непредвиденное: мог появиться нож, кастет, пистолет.
Сергей заприметил, что карман спортивных штанов галичанина
оттопыривался: рисковать чужими жизнями не хотелось.
- Мы еще поговорим, - процедил Муму сквозь зубы.
- Сомневаюсь, - услышал он.
Когда Дорогин и Белкина уже двинулись к выходу, то Сергей заприметил
двух омоновцев, стоявших на площадке. Рослые парни, вооруженные дубинками,
баллончиками со слезоточивьм газом, нагло улыбались, даже не думая прятать
улыбки. Сразу было понятно, омоновцы куплены, и если начнется драка, то
они окажутся на стороне галичан. А потом, очутившись в участке, ничего не
докажешь, протокол составят не в твою пользу.
Дорогин с Белкиной поднялись на ступеньки, и Сергей оглянулся. Один
из галичан уже стоял рядом с омоновцами и здоровался с каждым персонально
за руку. После приветствия рука омоновца тут же исчезла в сумке. Так
деньги сердобольных москвичей и гостей столицы сначала перекочевывали в
грязную шапку, оттуда - за пазуху потному герою афганской войны, из-за
пазухи - в спортивную сумку, из сумки - в кулак галичанина, а из кулака
галичанина - в карман омоновца.
- Круговорот финансов в природе, - усмехнулся Дорогин. - Тоже
благодатная для газеты тема.
- Никого этим не удивишь, все и так это знают, видят, но почему-то
продолжают подавать инвалидам. Что сделаешь, - усмехнулась Варвара, - люди
не ему помочь хотят, а от судьбы откупаются. Мол, дам пятерку, десятку,
Бог меня и помилует, останусь с ногами.
Когда Муму и Белкина садились в машину, омоновцы лениво выгоняли из
перехода бомжей и попрошаек - всех, кто с ними не делился, и всех, кто
составлял конкуренцию герою афганской войны, отсасывая деньги у прохожих.
Этот процесс омоновцы между собой цинично называли "зачисткой вверенной
территории".
Игорь Морозов остался один, и народ к нему потянулся вновь.
- Мы через час тебя навестим. Сиди здесь, и чтобы никуда. - - услышал
он жесткое предупреждение, которое не сулило ничего хорошего тому, кто его
ослушается.
Галичане сели в новенькую "хонду" и уехали на Савеловский вокзал, где
работал еще один герой афганской войны, однорукий и одноногий. За ним
нужен был глаз да глаз, он в запале грубил прохожим, оскорблял их, называя
трусами и предателями родины, отсиживавшимся в тылу, когда он сам "живот
за родину отдавал". А потом в расстроенных чувствах цеплял кого-нибудь из
сердобольных прохожих костылем за ногу, совал горсть смятых денег и просил:
- Отец, отец, уважь инвалида, принеси бутылочку водки, я за твое
здоровье выпью и друзей помяну заодно. Сегодня день у меня важный, в этот
день мы в окружение попали...
Судя по рассказам ветерана, в окружение его рота попадала два раза в
день почитай круглый год. А если перечислить друзей, которых он поминал,
как пономарь, читающий заупокойные записки, набиралась не рота, а целый
полк. Он перечислял тех, с кем учился в школе, даже не смущаясь тем, что
выкрикивает женские фамилии. А затем в ход шел список однокурсников
профтехучилища, которое он не успел закончить и из которого за
неуспеваемость и прогулы был позорно изгнан.
После второго списка шли фамилии сокамерников и тюремных надзирателей
и лишь после них тех солдат, с кем на самом деле довелось служить на
афганском аэродроме, на котором моджахедов никто не видел от начала войны
до самого ее конца. Руку же и ногу "афганец" потерял по собственной
дурости, пьяным раскручивая боевую гранату.
Морозов же в присмотре не нуждался. Лишнего не пил, он ловил кайф от
общения с людьми, упиваясь тем, что может раскрутить их на деньги и
сочувствие. Второе Морозов ценил больше.
- Варвара, теперь ты будешь только мешать. Белкина обиделась и надула
губы.
- До этого я тебе не мешала, почему же вдруг стала обузой?
- Варвара, скажи честно, ты драться умеешь? Ты сможешь заломить руку
одному из галичан, если они бросятся на нас с ножами?
Белкиной хотелось сказать "да", но это прозвучало бы смешно.
- Они не станут бросаться на женщину. Дорогин хихикнул.
- Конечно, рыцари плаща и кинжала, робины гуды долбаные! Им тебя
прирезать ничего не стоит!
- По-моему, ты прав, - пришлось согласиться Белкиной.
- Так что я тебя сейчас завезу домой, и занимайся своими делами.
- Конечно, женщине ты предлагаешь заниматься только кухней, церковью
и детьми. "Киндер, кирхе, кюхе", - как говаривал, не помню уже кто,
Бисмарк или Геринг.., один черт.
- Не знаю, как насчет кухни в комплексном понятии, а кофе ты варить
умеешь. Но в церковь ты уж точно не пойдешь, если тебе не дадут в редакции
задание. И детей у тебя, насколько я знаю, нет.
- В церковь не хожу, это верно. Исповедуюсь в своих грехах сугубо
публично, через газету. Черт с тобой, Сергей, отдохну сегодня вечером.
Поехали хоть кофе попьем. Как я понимаю, до вечера у тебя время есть?
- Мне этот "афганец" чем-то симпатичен, - сказал Дорогин, выезжая на
улицу.
- Мне тоже. Артист, ему бы в кино сниматься.
- Нет, перед камерой он так не сможет. У него от сердца идет, от
души, не лицедействует, а живет. Он себя всего выплескивает в криках, в
песнях. Я так не умею. Я немногословен, ибо человек действия.
- Самородок, - отозвалась Белкина.
- Ты, Варвара, мне его чем-то напоминаешь. Любишь на людей страх
нагонять и слезу из них вышибаешь на ровном месте. За это и ты, и он
деньги получаете.
- Каждый живет, как может. Главное, не воровать, - усмехнулась
Белкина, закуривая очередную сигарету.
- Это уж точно, кто на что учился, - сказал Сергей.
- А ты на кого учился?
- Тому, что я умею, нигде не учат.
- Не хотелось бы мне тебя одного отпускать.
- Ты-то мне чем поможешь?
- Может, с милицией связаться? У меня знакомых пруд пруди, они с
удовольствием помогут.
- Видел я уже твою милицию в переходе, двух дуболомов-взяточников.
- Кстати, если хочешь, я позвоню, и их возьмут за задницу.
- Зачем? Эти двое - прикормленные, придут другие, зверствовать
начнут, ставки увеличат.
- Ты прав, - вздохнула Белкина, - звонком жизнь не изменишь, по
знакомству порядок не наведешь. Порядок или есть в стране, или его нет.
Кофе они попили в маленьком барчике. Белкиной не хотелось дома
разводить грязную посуду.
- Я уж сама дойду, - Белкина с ходу отклонила предложение Дорогина
отвезти ее домой. - В машине неинтересно кататься, скоро пешком ходить
отучусь. Да и забуду, как город с тротуара выглядит.
Дорогин некоторое время ехал рядом, пока наконец Варвара не махнула
ему рукой.
- Выбери кого-нибудь помоложе и попокладистей, - крикнула
журналистка, - а то мне всех мужиков распугаешь.
Сергей махнул на прощание ей ладонью и подумал, что у него еще есть
время прокатиться там, где мог побираться Абеба. Первое - конечно
Тверская, где у памятника Пушкину мог и лицедействовать эфиоп, собирая
дань с любителей классической русской поэзии. Также Абеба мог оказаться на
любом из московских вокзалов или у Большого театра.
Но у памятника Пушкину тусовалась лишь стая гомиков, к которым
Дорогин относился прохладно, не то чтобы ненавидел, но старался держаться
подальше, словно о них можно испачкаться. Даже подходить и расспрашивать,
не видели ли те эфиопа, изображающего из себя Пушкина, не хотелось. Муму
несколько раз прошелся вдоль скамеек, разглядывая людей.
Гомики его взгляды восприняли на свой счет. Они почувствовали в
Акунин Борис
Шекли Роберт
Шилова Юлия
Буркатовский Сергей
Эриксон Стивен
Флинт Эрик