смог ей помочь? Будь доволен, что остался цел и невредим. Но только не будь
самоуспокоенным. Она все им выложила, у них есть твое подробное описание".
на полдороге. Я был в купе один. Только не спать, я должен выдержать, только
не поддаться сновидениям. Меня начало охватывать чувство безвыходности
положения. Гут, будучи моряком, объехал весь свет. Всюду он хоть немного
ориентировался и во всем мог разобраться. Против него я был младенцем. Этот
мир для меня был чужим, я не знал его законов и не мог с ними свыкнуться. Он
обманул меня. Он не был таким, каким я его желал видеть, каким я его хотел
ощущать. Все сильнее я осознавал, что не имею к нему никакого отношения.
Ошибку я сделал не сегодня или вчера, это была уже простая сумма ошибок. Та,
самая главная, ошибка произошла тогда, когда я сказал Августе - да.
Когда-то, ужасно давно, может быть, целый век назад. Но только теперь я
начинал действительно понимать и видеть взаимосвязи. Поздно! Выбросил я свою
жизнь и тщетно хочу вернуть ее обратно. Я с досадой потянулся. Вечная
карусель, не буду об этом думать! За окном была жаркая темная ночь. Что
будет завтра? Я не мог представить. Человек - это соринка, пыль, не имеющая
понятия, куда его в следующее мгновение занесет космический ветер, и не
способная понять свою беспомощность, поверить в нее. Я тоже тороплюсь по
намеченному пути, но не знаю, кто и почему его определил, и никогда это не
узнаю. "Гильдеборг", купе, в котором я сижу, мертвый Гут и светло-голубое
пятно на тротуаре - все это лишь вехи на пути, приметы нашего абсурдного
мира, так же, как и я сам.
экспрессу южноафриканской железной дороги уносить меня дальше и на все
наплевать. "Только для европейцев!" Счастье, что я не черный.
что он не белый, что это обман. Здесь нет белых шоферов такси. Я назвал
адрес и приготовился к дальнейшим ударам судьбы. Как встретит Тони блудного
сына? Меня обдало влажным дыханием океана, мы мчались вдоль побережья к
пригороду. Никто нас не остановил, нигде не было полицейского патруля. Может
быть, я вижу все в черном свете? Трусливый европеец! Заплатив, я прошел
через железные ворота. Фред как раз поливал тщательно подстриженный газон.
Он вытара- щил на меня глаза, а поток воды бил прямо в цветочную клумбу.
самолет, я должен позвонить Тони!
вечером прилетит самолет, и я исчезну из этой проклятой страны. - Все равно
куда. Хоть немного пожить как нормальный человек, пусть в униформе, пусть в
корпусе Макса Гофмана. Я не должен бояться.
выскочил. - Где вы так долго шлялись...
ногами. Меня охватило бешенство, яростное, неудержимое, во мне пробудились
все ужасы, которые я пережил. Я бился за жизнь. Я безжалостно схватил Тони
за ногу, скрутил ее и рванул. Он упал да спину и головой ударился о камень.
Я размахнулся кулаком...
блеснул пистолет. - Вечером прилетит самолет!
Тони и тяжело стал подниматься. - Болваны, я уже о дезертирстве сообщил в
полицию, что теперь с этим делать?
карман и подал им удостоверение.
прикончить. Но я думал, что вы это уже сделали, что уже бежите... - и он
тупо посмотрел на меня. - Ужин, Фред, - сказал он, наконец, усталым голосом.
- У нас еще есть час времени.
карминово-пылающий океан. Конец света! В тот момент, когда я покину
побережье, для меня настанет конец све- та. Никогда я не вернусь домой.
Здесь - дорога, по которой я приплыл, отсюда я и должен возвращаться
обратно. Палитра красок потускнела. Меня охватила ужасная тоска; исчезну в
глубинах континента, и никто не узнает, как я кончил. Никому это неважно,
мое существование перестало иметь смысл, меня уже нет. Как бы я сейчас хотел
идти по Либеньскому мосту и смотреть на мутную Влтаву!
ветчины. Все, что было в доме. На скорую руку. Потом он принес бутылку
южноафриканского виски, и, не говоря ни слова, мы начали напиваться.
Возможно, они хотели придать мне храбрости, вероятно, знали, как я
расстроен. Мы выпили бутылку еще раньше, чем закончился ужин, но настроение
не улучшилось. Нам не о чем было говорить. Виски было плохое.
- Там лучше, чем в каталажке.
сюда не вернусь. Море, по которому я приплыл, растаяло. И Гут не сел со мной
в машину. Он покинул меня окончательно. Я остался один.
порт-элизабетского аэродрома приземлился транспортный "Висконт" без
опознавательных знаков. Тони подвез меня в машине с погашенными фарами к
самому его фюзеляжу. Из самолета спустили металлическую лесенку. Тони подал
кому-то вверх мои документы и с облегчением сказал:
большие чужие звезды. Бежать! Но бежать было некуда. Вместо этого я полез по
лесенке вверх.
несколько парней, которые при свете матового плафона на потолке без интереса
рассматривали меня. Потом двери захлопнулись, свет погас, и "Висконт"
двинулся на старт.
бронетранспортера сержант Маретти, - Не халтурьте, поднажмите!
очередями. Где-то справа сопели Кюллов, Джоел и Вердинг, слева - Пальмер с
Тенсером. Но я никого не видел. Трава саванны была высотой не менее двух
метров, и только Маретти, стоящий у пулемета на транспортере, возвышался
перед нами, как маяк.
пот. Нестерпимая жара саванны накаляла автомат, как утюг. Я продирался через
травянистые джунгли, облепленный мухами и насекомыми. Они чуяли пот и кровь
и тучами стлались за нами. Холмистое плоскогорье трескалось от жары. Вдалеке
колебалась и трепетала в мареве вершина Иньянгани. Прочесывание саванны. Уже
три недели мы ежедневно тренировались. На ходу спрыгнуть с транспортера и
развернуться в цепь. Стрелять очередями веером, не целясь. Без устали бежать
и гнать "неприятеля". С утра до вечера, целый день и снова до упаду.
несмотря на это, я пробирался через траву и густые заросли. Маретти орал,
горланил и подгонял нас бешеными очередями из пулемета. Я не мог о чем-то
думать. Не мог ничего соображать. Наконец, когда транспортер остановился в
тени акаций или брахистеций, мы упали на растрескавшуюся землю и лежали как
убитые.
вечера вы должны выдержать, так что пить будете на базе.
сходили с ума от жажды. Все те новички, которых сборный самолет высыпал
среди ночи на аэродроме в Умтали. Немцы, англичане, французы, швед Кейт
Пальмер. У него была та- кая же белая, обесцвеченная кожа, как у меня, и
теперь мы оба обгорели одинаково. Клочки кожи висели у нас на лице и руках.
Мы не решались даже на минуту снять рубашки.
выбьется из темпа - тот списан, я ничего не хочу слышать! Закройте рты,
тренировка считается боевой акцией, получите доплату. Все в машину! Атака на
"противника" в густых зарослях!
тени деревьев исчезли, саванна выдыхала, душный, пряный аромат,
же на ноги! Автоматы веером разбрызгивали огонь. Только не отклоняться от
цели, не попадать в сектор обстрела. Окровавленные, мы пробивались через
непроходимую саванну. Над гористой полосой накапливались тяжелые дождевые
тучи.
затопил нас. Мы бежали по лесу, через кусты, и потом увидели кормушку под
навесом с остатками прошлогоднего сена...
сплошной кровавый шрам. Транспортер врубался в стену сожженных солнцем трав.
кузов. Сержант пнул меня ногой: