Чтение 20–й страницы книги ~Биография отца Бешеного~

приезжали меня навестить, и друзья по институту, но я категорически
отказывался, ссылаясь на неотложные дела и никогда не говоря правду о том,
что мне совсем не хочется снова погружаться в ту жуть, какую я пережил в
двенадцатилетнем возрасте. Мне действительно показалось тогда, как и той
старушенции, что я спускался в настоящий ад...

Дня три шлялся я по Москве, набираясь впечатлений, которые меня просто
переполняли: столица готовилась к Международному фестивалю молодежи и
студентов. Было такое чувство, что все люди, встречавшиеся мне на улицах, в
транспорте, в магазинах, преобразились в ожидании нового удивительного
праздника: они были веселы, радостны, вежливы и даже внешне похорошели...

Днем-то у меня никаких проблем не было, а вот ночью было посложнее:
чтобы не привлекать внимания милиции, я каждый раз спал в новом месте:
скамейку Казанского вокзала сменил на салон троллейбуса, который стоял на
приколе среди других своих "коллег", дожидаясь утра. Третью ночь я провел в
кустах на Ленинских горах...

Назад я собрался только тогда, когда мои сбережения иссякли. Прихватив
на вокзале пустую бутылку из-под пива со странным названием "Двойное
кольцо", я бродил по залам, пытаясь сообразить, как мне добраться до Омска.

Бутылку я прихватил затем же, что и билет метрополитена:
доказательство, что я побывал в Москве. Дело в том, что пиво в этой
необычной, красивой, витой до самого горлышка из коричневого стекла бутылке
в триста тридцать три грамма, производилось и продавалось только в Москве.
Благо она была маленькой и свободно уместилась в кармане моих штанов.

Трудно сказать, сколько бы я еще бесплодно бродил по вокзалу, если бы
не заметил знакомую морскую форму и машинально пошел за ее обладателем. Этот
кряжистый парень подошел к внушительной группе военных моряков, которые, как
оказалось впоследствии, только что демобилизовались, и многие из них ехали
именно в Омск.

К счастью, они обратили на одинокого пацана внимание и, разговорив
меня, узнали о моем затруднительном положении. Похоже, уже в том нежном
возрасте у меня проявились задатки сочинителя - вот что я им наплел - будто
мы с мамой ехали с Сахалина в Омск и в Москве, во время переезда с одного
вокзала на другой, мама села в вагон, а я должен был дождаться отца и вместе
с ним догонять ее, но отца я не встретил - наверное, он уехал в Омск раньше,
и теперь я не знаю, что мне делать. Деньги кончились, знакомых нет...

Не знаю, как можно было поверить этому детскому лепету, сочиненному
мною, но моряки не стали углубляться в суть сюжета: услышали главное -
пацану нужна помощь, и он ее получит...

Когда подали поезд, следующий до Омска, матросы, прикрывая со всех
сторон, провели меня в вагон, потом усадили под крышку нижней полки, где я и
сидел до тех пор, пока поезд не отъехал от Москвы на порядочное
расстояние... Потом выпустили на свободу, накормили, и мы сели играть в
"дурака". Когда меня все-таки увидел проводник, то братцы матросики, угостив
его стаканом красного вина, быстро уговорили не замечать пацана: словно его
и нет в вагоне... Долго убеждать того не пришлось, и он даже спрятал меня в
служебном купе, когда вагон обходили ревизоры...

До Омска мы доехали очень весело, и время пролетело незаметно...

С видом победителя я вошел в свой дом, и мать, увидев меня целый и
невредимым, да еще улыбающимися, едва не упала в обморок. Дело в том, что в
первую же ночь, когда я не явился под отчий кров, родители бросились в
милицию, где мать откровенно рассказала о своем поступке и о моих угрозах.
На ноги была поднята вся милиция сначала района, потом города, и когда
трехдневные поиски не дали результатов, а кассирша на вокзале признала на
фотографии "сироту", был объявлен всесоюзный розыск...

Очень запомнились мне первые дни после возвращения. Все меня любили,
баловали, угощали вкусными вещами и слушали мои рассказы об удивительных
приключениях. Все охали и ахали, не очень-то веря, что я смог самостоятельно
добраться до самой Москвы. Не верили даже билету метро и необычной бутылке
из-под пива. И только когда по телевизору шла передача о Красной площади и
показывали очередь в Мавзолей, а я, захлебываясь от восторга, предвосхищал с
точными подробностями следующие кадры, мне наконец-то поверили, и я был
откровенно счастлив...

То лето запомнилось мне и еще одним новым моим увлечением. Наш дом
находился в десяти минутах ходьбы от великой сибирской реки Иртыш. Кто не
слышал об этой полноводной и быстрой реке? По ней плавал со своей дружиной
Ермак, по ней десятки лет сплавляли лес: Иртыш помогал и помогает человеку и
во многом другом.

Во времена моего детства воды Иртыша были настолько чистыми, что мы
пили прямо из реки, черпая воду ладошками. А по берегам росло столько зелени
и было так красиво, что в районе Чернолучья, чуть ниже по течению, они были
сплошь застроены санаториями и пионерскими лагерями.

Я и раньше ходил рыбачить, но лишь эпизодически, подчиняясь настойчивым
просьбам приятелей, но в то лето Иртыш меня словно приворожил. С вечера
накопав в потайных местах самых "жирных" червей и упитанных "опарышей",
тщательно проверив рыболовные снасти, я укладывался спать пораньше и,
поставив будильник на пять утра, вскакивал при его первом звуке, боясь
прийти после своего приятеля Акимчика.

Быстро собирался, намазывал хлеб маслом, если оно было, или отрезал
кусок сала: при отсутствии того и другого брал несколько кусков хлеба,
прихватывал огурцов, помидоров и, конечно, соль. Если уходил с ночи, то
добавлял и несколько картофелин, которые мы пекли на костре.

Обычно моего верного друга Акимчика на месте не оказывалось: он любил
понежиться в постели, а его родители всячески его баловали. Володя был у них
единственным и поздним ребенком: он был обречен на всепоглощающую любовь,
заботу и внимание. Часа через два он появлялся с виноватым видом,
присаживался рядом со мной и протягивал какой-нибудь вкусный бутерброд с
колбасой, с сыром или с вареньем. Это вам не кусок хлеба с огурцом!

Разве мог я в такой ситуации на него дуться? Думаю, каждый из читающих
эту книгу правильно ответит на заданный вопрос...

Я облюбовал место, где скобами сцеплялись бревна, собирающие в ловушки
одинокие плавуны. Попробую пояснить, что это такое. Обычно плоты из
заготовленного леса вяжутся в местах заготовки и потом сплавляются по реке к
местам загрузки. Но иногда бревна отрываются от плотов и становятся
одинокими плавунами. Если они держатся на поверхности, то хоть и
представляют опасность для судов, но ее можно предотвратить, а когда бревно
долго находится в воде и сильно набухает, оно уходит под воду и превращается
в топляк, а это уже очень опасно. Скорость течения приличная, и если топляк
врезается в судно, то пронзает металлический корпус, как бумагу.

Потому и ставятся по реке такие ловушки для одиночек плавунов: бревна
прочно сцепляются между собой в цепочку и образуют своеобразный полукруглый
загон, в который и направляют одинокие плавуны, образуя понтоны. Эти бревна
как бы бесхозны, и ни у кого до них не доходят руки: порой они годами
скапливаются, все больше занимая водную поверх-ность. Это происходило до тех
пор, пока понтоны кому-то не начинали мешать. Тогда вызывались сплавщики,
сбивали плоты и отправляли их к местам загрузки.

Именно эти понтоны я и облюбовал для рыбалки. Я рыбачил двумя
способами: на "закидушку" и на блесну. "Закидушка" - это местное название
одного из методов ловли. Длина лески у "закидушки" зависит от сноровки и
способностей рыбака - как далеко он сможет забросить "закидушку", состоящую
из нескольких крючков, грузила и маленького колокольчика, оповещающего о
том, что насадка схвачена. У меня в основном были десятиметровые "закидушки"
с пятью или семью крючками и свинцовым грузилом, который я изготавливал сам,
растапливая свинец в ложке.

Забив в песок колышки с привязанными к ним концами двух-трех
"закидушек", я забрасывал их на чистую воду, где не было бревен, приподнимал
колокольчики специальными проволочными подставками и отправлялся на понтоны,
чтобы половить на блесну. Конечно, в то время мы слыхом не слыхивали о
каких-то там спиннингах, а если таковые уже и были, то они явно были нам не
по карману.

Наша снасть была проще пареной репы. Удилище: у меня был даже не
бамбук, а обыкновенная палка, выструганная из черенка лопаты, четыре-пять
метров прочной лески, на конце которой блесна. Забрасываешь ее в свободную
от бревен прогалину и начинаешь тянуть на себя: как только почувствовал, что
рыба ухватилась за блесну, резко подсекаешь и быстро устремляешься к берегу.

Этим способом я наловил немало щук и крупных язей. Но он, увы, был не
самым безопасным: мог иметь и грустные последствия. В тех местах было много
топляков, и рыболов часто оставался без блесны, а кроме того, нога могла
соскользнуть с мокрого бревна, бревно, оказаться хлипким и не выдержать твой
вес, легко и просто оступиться... Хрясть головой о бревно и под воду! Пока
придет помощь, пока тебя найдут... Редко, но были и такие несчастные
случаи...

Но не будем о грустном! Вот на твоем кукане уже плещутся две-три
сорокасантиметровые щучки, и в этот момент начинают трезвонить колокольчики
"закидушек". Ты не торопишься, давая возможность поглубже заглотить наживку,
а может, и другая рыбина заметит наживку: глядишь, вытащишь не одну, а две,
три, а то и четыре рыбины зараз.

На "закидушки" попадались пескари, окуни, чебаки, подъязки, а иногда
стерлядки и даже сомы! Представляете?..

Боже мой, куда делось все это богатство? Почему человек так
расточителен к богатствам природы?!

В прошлом году я съездил в Омск вместе со своей будущей женой Наташей,
чтобы познакомить ее с родителями. Они пришли в восторг от Наташи, хотя
вначале отнеслись с некоторой настороженностью.

- Она же тебе в дочери годится! - увидев ее, испуганно прошептала мама.

Но не прошло и двух дней, как мама в ней души не чаяла и при случае не
уставала повторять:

- Ты береги НАШУ дочку!..

Мы с Наташей прошлись по тем местам, где я рыбачил, куда ходил
купаться... Я рассказывал ей о том, о чем рассказываю в этой книге, но ей во