оставил в своем номере, достал из него немного помятый светлый летний
костюм и надел его, повязав черный галстук. Он сказал, что теперь носит
только черные галстуки, так как у него умерла мать. Потом он помог
одеться Дани. Он попросил ее остаться в простых очках, но она соврала,
что это невозможно, так как они слишком слабые. Он сказал, что мог бы
сам вести машину. Она осталась в простых очках. Когда она была готова и
стояла уже у двери, он крепко обнял ее и долго гладил, целовал - на его
губах еще сохранился вкус кофе - и шептал, что он истомится, пока они
снова остановятся в какой-нибудь гостинице.
тельной птицы. Когда они проезжали Турню, показались первые лучи солнца.
Макон встретил их звоном колоколов - звонили к воскресной мессе. Она
сказала, что, если он не возражает, она не поедет к своим друзьям в Мон-
те-Карло, а останется с ним до его отплытия. Но он повторил, что никуда
не уплывает.
он, он свернул на какую-то дорогу, которая вилась между скалами.
Навстречу им попадались почти одни грузовики. Он свободно ориентировался
на этой дороге, видно, ездил по ней не раз. Подъезжая к Тассен-ля-Де-
ми-Люн, она вспомнила о парочке, которую встретила накануне в придорож-
ном ресторане около Фонтенбло, и в памяти сразу всплыли все ее вчерашние
злоключения. Сейчас они казались ей какой-то фантастикой, но все же в
глубине ее души вновь проснулся страх. Она придвинулась к своему спутни-
ку, на минутку прильнула головой к его плечу, и все прошло.
ливые из них - чья у нее машина и кто ее ждет в Монте-Карло - она обхо-
дила как могла. Туманно рассказывала о своем "рекламном деле", точно
описав агентство, в котором работала, только без Каравея. Стремясь пере-
менить тему, она стала вспоминать приют. Он очень смеялся каждый раз,
когда она рассказывала о Матушке. Он нашел старушку забавной, он бы мог
ее полюбить. Правда, вряд ли он смог бы рассчитывать на взаимность, не
так ли? Но Дани возразила: это еще как сказать. Где-то в глубине ее души
Матушка в это время твердила: "Будь я жива, он бы сейчас не выглядел та-
ким красавчиком, уж поверь мне. И наказала бы я его не за то, что ты
сразу легла с ним в постель, а за то, что он собирается причинить тебе
зло. А пока что скажи ему, чтобы не гнал так, иначе вы оба отправитесь
на тот свет без покаяния, да еще разобьете чужую машину".
которая шла вдоль реки, пересекая празднично украшенные городки:
Сен-Рамбер-д'Альбон, Сен-Валлье, Тенл'Эрмитаж. Не доезжая нескольких ки-
лометров до Баланса, они остановились пообедать.
Дани изо всех сил старалась не выдать ни жестом, ни взглядом то, что
вдруг захлестнуло ее. Наверное, вот это и есть счастье. Они сидели за
столиком в саду - именно так сидеть она мечтала вчера, - и она даже наш-
ла в меню спагетти. Он рассказывал ей о таких местах, о которых, она
призналась в этом, она и не слышала, где они смогут вечером любить друг
друга, купаться и назавтра снова любить, и так - столько дней, сколько
она пожелает. Она заказала себе малину и сказала, что они поедут в
Сент-Мариде-ла-Мер, это, наверное, самое подходящее место для цыгана,
даже если он и не настоящий цыган, а весьма сомнительный.
он вернулся, она догадалась, что он чем-то озабочен. Даже улыбка его
стала какой-то иной. Оплачивая счет, она поняла, что он звонил не в Мец
и не в Париж, это стоило бы гораздо дороже. Неуклюже орудуя правой ру-
кой, она не смогла скрыть, что вынимает деньги из фирменного конверта, в
котором выдают жалованье, но он ни о чем не спросил ее, может, и не за-
метил этого. "Вместо того чтобы рыться в чужом бумажнике, надо было за-
ранее все предусмотреть и вынуть деньги из конверта", - упрекнула она
себя.
оказались в совершенно новом для нее краю, более солнечном и, пожалуй,
более близком ей, чем все, где она бывала до сих пор. Дорога шла над Ро-
ной, обмелевшей, высыхающей между песчаными косами, и после Монтелимара
и земля, и скалы, и деревья казались грубым детищем солнца.
Филиппа. Машину он вел быстро и, судя по его лицу, которое ей запомнится
навсегда, о чем-то сосредоточенно думал. Она раскуривала для него сига-
реты, иногда вынимала их у него изо рта, чтобы сделать несколько затяжек
той же сигаретой, что и он. Она радовалась, когда ему приходилось замед-
лять ход, потому что тогда он поворачивался к ней, целовал ее или же,
как бы ободряя, клал ей на колени руку.
ней, миновав Авиньон. Широкий мост через реку Дюранс, по которому движе-
ние шло в несколько рядов. Расстегнув на груди рубашку, Филипп говорил о
машинах ("феррари"), о лошадях (Куропатка, Sea Bird), о кинофильмах
("Лола Монтес", "Жюль и Джим"), но ничего не рассказывал о себе. Она
продолжала называть его Жоржем. В Салоне они остановились у бара и, пока
им заправляли машину, выпили у стойки по стаканчику. Мокрые волосы у не-
го прилипли ко лбу, у нее тоже. Они рассмеялись, молча глядя друг на
друга, потому что одновременно вспомнили прошлую ночь.
медленнее, чаще целовал ее и все нежнее сжимал ее колени. Она поняла,
что это неминуемо, и при мысли, что они будут в машине - такого с нею
еще не случалось, - сердце ее тревожно застучало.
проселочную дорогу, которая вела в Мирамас, но остановил "тендерберд" на
обочине и попросил Дани выйти из машины. Он хорошо знал эти места, что и
без слов было ясно, и тем не менее он сказал ей об этом. Они шли по сос-
новому лесу под оглушительный стрекот цикад и, взобравшись на какой-то
холм, увидели вдали Беррский пруд, неподвижная поверхность которого на-
поминала большое солнечное пятно.
ма не понимала, чего боится, но, после того как она покинула Стреми-
тельную птицу, перед ее мысленным взором стояла какая-то картина, тем-
ная, словно передержанная пленка, картина, которую ей никак не удавалось
как следует разглядеть. Это была комната, то ли ее собственная, то ли
та, в которой она была у Каравеев. Во всяком случае, в ней находилась
Анита, не теперешняя, а та, которую она однажды вечером бросила на про-
извол судьбы - давно-давно, настолько давно, что она уже имела право за-
быть все, что тогда произошло, - Анита, потерявшая на рассвете душу,
Анита, которую она избила и вышвырнула за порог, которую впервые видела
плачущей. Неужели цикады никогда не замолкнут?
Как она и ожидала, и даже подготовила себя к этому, чтобы не выглядеть
оскорбленной идиоткой, он расстегнул пуговицы на ее жакете, нежно провел
рукой по ее бюстгальтеру. И все. Потом он спросил ее о чем-то, спросил
так тихо, что она не расслышала, но все поняла, и он не стал повторять
свой вопрос. Она только не могла взять в толк, зачем ему это знать, это
было непохоже на него, и почему вдруг его лицо стало чужим, замкнулось и
он избегал ее взгляда. Он хотел узнать, скольким мужчинам она принадле-
жала до него - он употребил именно это слово.
не в счет. Он пожал плечами. Она сказала, что были еще двое, но они и в
самом деле не считаются.
он остановил ее.
стороны будет оплошностью ответить так, но она не могла промолчать, от-
речься от всего, и сказала:
детей?
она схватила его за руку больной рукой.
ими.
по, к тому же она никак не могла застегнуть свой жакет. - Хочешь знать,
когда точно? Одиннадцатого сентября, два года назад, и семнадцатого ав-
густа прошлого года. Получил?