рода мест. Свободных столиков было предостаточно, но Алексей
заметил слева от себя одиноко сидящую девушку, темноволосую, в
чем-то белом, не то светло-кремовом. Перед ней стояла чашка с
кофе и мороженое в металлической штампованной вазочке. Густая
волна волос закрывала большую часть лица, и разобрать, хороша
она собой или дурнушка, было нельзя.
подумал Алексей.-- Ночная бабочка? Здесь?.. А может, у нее
обстоятельства, вроде моих собственных? Или кто-то с минуты на
минуту обещал подойти?.. Почему бы не подойти, скажем, мне?"
в ее глазах зеленоватым, кошачьим блеском.
неожиданному соседству. Кажется, ей было все равно. Алексей
сел.
как будто даже с трудом. Лицо ее по-прежнему было в тени волос,
и выражения Алексей разобрать не мог.
предположил он.-- Тогда я рискую оказаться в дурацком
положении. Ну да, не привыкать".
слов, но девушка, хотя и не сразу, отозвалась:
удалилась. Алексей протянул меню девушке, но она отрицательно
качнула головой.
ресторане? Извините за прямой вопрос, но иначе я лопну от
любопытства.
усмешкой?.. В которой Алексей не заметил никакого интереса к
себе.
действительно не знает.
котлета, которая теперь почему-то называлась бифштексом,
показалась ему вершиной кулинарного искусства. Соседка по
столу, пока он ел, похоже, совершенно забыла о его
существовании Она сидела с безучастным видом в прежней своей
позе, и Алексей вдруг отчетливо понял, что эту стену равнодушия
ему не пробить. Кажется, она была права, когда сказала, что он
не может ей помешать. В ее словах не было рисовки или
кокетства, как ему вначале показалось. Он, действительно, для
нее не существовал.
возраста, склонных к суициту, задумчиво-отрешенных, скрытных,--
только из посмертной записки и альбомов становится ясно, что
самоубийца была безнадежно влюблена в какогонибудь Пола
Маккартни.
молодежи человек шесть; Алексей сидел боком и не особенно
всматривался. В компании были две подвыпившие девицы, судя по
взвизгам, и с одной из них неожиданно случилась истерика --
слезы, хохот, истошные выкрики. Кажется, она требовала кого-то
убрать, куда-то рвалась, ее не пускали и, наконец, увели.
впечатление, она задрожала вся и неосторожных движением
опрокинула чашку с остатками кофе на стол. Часть пролилась на
платье, оставив на нем след.
Алексей, подавая салфетки. Она салфеток не заметила, однако ж
ему почудилась странная радость во взоре, она как будто была
знакомо с той истеричкой, и Алексей решил, что за какую-то вину
Иру попросту изгнали из компании.
зала. Он успел увидеть ее уже в дверях.
возвращая деньги. Алексей сунул сдачу в карман и устремился за
Ириной. Она слегка прихрамывала при ходьбе, это было заметно --
типичный гадкий утенок в молодежной компании, редко прощающей
телесный недостаток. Хромота, пожалуй, многое объясняла в ее
поведении, но не все.
словам, ни жестом, ни выражением лица. Он решил расценить это
как согласие и пошел рядом.
большими паузами она отвечала на все его вопросы, словно
исполняя обязанность. Но сама не задала ни одного. Ответы были
односложны, часто непонятны или невразумительны, в своих
действиях отчета себе она, видимо, не отдавала и не знала,
почему поступает так, а не иначе. Алексей почувствовал, что ни
на шаг не смог к ней приблизиться, хотя бы зацепить за живое.
Даже напротив, она все более отдалялась от него, он чувствовал
это почти физически -- они шли рядом, почти касаясь один
другого, и в то же время, как бы по разным сторонам улицы.
под фонарем возле одноэтажного в три окна домика, утонувшего
среди черемух и погруженного в синие майские сумерки.
шевелящуюся тень.
на столбе фонаря. Но тень была одна -- его собственная. Он
обернулся. Ира уже стояла за калиткой, и на ее лице ему
почудилась улыбка... Или усмешка? Ему сделалось неприятно и,
если бы не извечное его любопытство, он сейчас просто
повернулся бы и ушел. Но, сделав над собой усилие, спросил:
он, намекая на поспешное бегство.
силуэт, сверкнув из темноты глазами, тихо скрылся за дверью. Он
остался один.
узнаешь о ней все, что тебе нужно," -- мысленно обругал себя
Алексей.
выбраться из этих оврагов и кривых, незнакомых улочек,
понадобилось плутать в темноте часа полтора. Домой Алексей
вернулся лишь в двенадцатом часу ночи, и без сил рухнул на
кровать. Тяжелое забытье навалилось на него, едва он
расслабился и перестал себя контролировать. Сказывалась
усталость минувшего дня.
ясно и отчетливо. Перед его внутренним взором с голографической
ясностью всплыла последняя сцена, под фонарем. Фонарь качался,
и он, помнится, скосил глаза на свою шевелящуюся независимо от
него тень. Сумасшедшая Ира в тот момент стояла рядом, но ее
тень... У нее не было тени! Поначалу до него это не дошло, он
что-то еще ей говорил, она ответила... То есть, они продолжали
стоять рядом. Но когда он повернул голову, чтобы убедиться