Чтение 20–й страницы книги ~Скрюченный домишко~

Леонидисов) с легким чувством вины. Хоть я и рассказал инспектору
Тавернеру о показаниях Джозефины относительно Роджера, но умолчал о ее
заявлении насчет того, что Бренда и Лоуренс Браун состоят в любовной
переписке.

Я пытался убедить себя: это чистой воды выдумка, верить которой нет
никаких оснований. Но в действительности я просто чувствовал странное
нежелание помогать сбору дополнительных улик против Бренды Леонидис. Мне
было жаль бедную женщину, окруженную решительно настроенными против нее
людьми. Если эти письма и существуют, несомненно Тавернер со своими
мирмидонами их рано или поздно найдет. Мне же не нравилась роль человека,
бросающего очередное подозрение на оказавшуюся в трудном положении
женщину. Более того, она ведь торжественно поклялась мне: между ней и
Лоуренсом ничего такого нет, и я был склонен больше верить ей, чем этому
зловредному гномику Джозефине. И разве Бренда сама не сказала, что у
Джозефины очень даже "все дома".

Я вспомнил умное выражение круглых блестящих глазок девочки и отогнал
прочь неприятную мысль о том, что у Джозефины очень даже "все дома".

Я позвонил Софии и спросил, можно ли мне снова прийти к ним.

- Пожалуйста, Чарлз.

- Как у вас дела?

- Не знаю. Вроде все в порядке. Полицейские продолжают осматривать
дом. Чего они ищут?

- Понятия не имею.

- Мы все начинаем нервничать. Приезжай поскорей. Я просто сойду с
ума, если не поговорю с кем-нибудь.

Я сказал, что выхожу немедленно. Когда я подъехал к парадному входу
дома, вокруг никого не было видно. Я заплатил таксисту, и машина уехала. Я
заколебался, соображая, позвонить ли мне или войти без звонка. Дверь была
открыта.

В это время за моей спиной раздался легкий шум. Я резко обернулся. В
проеме живой изгороди стояла Джозефина и пристально смотрела на меня: лицо
девочки было частично скрыто огромным яблоком.

Встретившись со мной взглядом, она отвернулась.

- Привет, Джозефина.

Ничего не ответив, девочка исчезла за изгородью. Я пересек дорожку и
последовал за ней. Она сидела на неудобной деревянной скамье декоративного
пруда, болтая ногами и сосредоточенно вгрызаясь в яблоко, поверх
сферической розовой поверхности которого ее глаза наблюдали за мной мрачно
и как будто враждебно.

- Я снова приехал, Джозефина, - сказал я.

Это было никудышное начало, но молчание Джозефины и ее немигающий
взгляд несколько обескуражили меня.

Продемонстрировав великолепное стратегическое чутье, девочка
продолжала молчать.

- Вкусное яблоко? - спросил я.

На этот раз Джозефина решила снизойти до ответа. Последний состоял из
одного слова:

- Червивое.

- Жаль, - сказал я. - Я не люблю червивые яблоки.

- Никто не любит, - презрительно заметила Джозефина.

- Почему ты не ответила мне, когда я поздоровался?

- Не хотела.

- Почему?

Джозефина отняла яблоко от лица, дабы обеспечить большую четкость
произношения.

- Вы пошли и нафискалили полиции.

- О! - Я несколько растерялся. - Ты имеешь в виду... о...

- О дяде Роджере.

- Но, Джозефина, уже все в порядке - поспешно заверил я ее. - Все в
полном порядке. Полицейские знают, что он не сделал ничего плохого...

Джозефина метнула на меня злобный взгляд.

- Как вы глупы!

- Но почему?

- Я беспокоюсь вовсе не о дяде Роджере. Просто следственную работу
нельзя вести таким образом. Разве вы не знаете, что полицейским
н_и_ч_е_г_о_ нельзя рассказывать до самого последнего момента?

- О, понимаю, - сказал я. - Я виноват. Я действительно очень виноват.

- Естественно. - И добавила укоризненно: - А я вам верила.

Я сказал, что виноват, в третий раз, и Джозефина как будто немного
смягчилась. Она энергично куснула яблоко еще пару раз.

- Но полиция все равно выяснила бы это обстоятельство, - сказал я. -
Ты... я... мы не смогли бы долго держать его в секрете.

- Вы имеете в виду скорое банкротство его фирмы?

Как всегда, Джозефина была прекрасно информирована.

- Да, думаю, дело кончится именно банкротством.

- Сегодня вечером состоится семейный совет по этому поводу, -
сообщила Джозефина. - На нем будут присутствовать папа, мама, дядя Роджер
и тетя Эдит. Тетя Эдит собирается отдать дяде Роджеру свои деньги -
правда, она еще не получила наследства. А папа вряд ли станет помогать. Он
говорит, если Роджер попал в переплет, то винить должен только себя
самого. А мама и слышать не желает ни о какой помощи Роджеру, так как
хочет, чтобы папа вложил деньги в ее "Эдит Томпсон". Вы знаете что-нибудь
про Эдит Томпсон? Она была замужем, но не любила своего мужа, а любила
молодого человека по имени Байуотерс, который однажды увязался за этим
мужем после спектакля и ударил его ножом в спину.

Я еще раз подивился необычной направленности интересов и полноте
познаний маленькой Джозефины, а также драматическому чутью, которое
позволяло ей изложить все волнующие факты истории буквально в двух словах.

- На словах-то все гладко получается, - сказала Джозефина. - Но
думаю, спектакль провалится, как и "Иезавель". - Девочка вздохнула. -
Интересно все-таки знать, почему псы не съели кисти ее рук.

- Джозефина, - сказал я. - Ты говорила, что знаешь почти наверняка,
кто является убийцей?

- Ну.

- И кто же?

Джозефина одарила меня презрительным взглядом.

- Понимаю, - сказал я. - В самый последний момент? И даже если я
пообещаю ничего не говорить инспектору Тавернеру?

- Мне нужно собрать еще некоторые улики, - сказала Джозефина. - И в
любом случае, - добавила она, швыряя огрызок яблока в пруд, - _в_а_м_ я не
скажу. Если вы вообще тянете в этой истории на какую-то роль - то только
на роль Ватсона.

Я проглотил это оскорбление.

- О'кей, - сказал я. - Я Ватсон. Но даже Ватсону предоставлялись
исходные данные.

- Чего-чего? - Факты. А он из них выводил разные ошибочные
заключения. Несколько мгновений Джозефина боролась с соблазном. Потом
отрицательно потрясла головой:

- Нет. - И добавила: - И вообще, я не особо увлекаюсь Шерлоком
Холмсом. Он ужасно устарел. Представляете, в то время ездили в кэбах?

- А что эти письма? - спросил я.

- Какие письма?

- Письма, которые, как ты говорила, Лоуренс Браун и Бренда пишут друг
другу.

- Я это придумала, - сказала Джозефина.

- Я тебе не верю.

- Да. Придумала. Я часто придумываю всякую всячину. Развлекаюсь таким
образом.

Я уставился на нее. Она уставилась на меня.

- Послушай, Джозефина. У меня есть один знакомый, который работает в
Британском музее. Он знает все-все про Библию. Если я у него узнаю, почему
собаки не съели кисти рук Иезавели, ты расскажешь мне о письмах?

На этот раз Джозефина заколебалась по-настоящему.

Где-то поблизости громко треснула сухая ветка. Наконец Джозефина
решительно произнесла:

- Нет, не расскажу.

Я вынужден был смириться с поражением. Несколько запоздало я вспомнил
совет отца.

- Ну ладно, - сказал я. - Все это всего лишь игра. Конечно, ты просто
ничего не знаешь.

Джозефина яростно сверкнула на меня глазами, но не поддалась
искушению.

Я поднялся со скамейки.

- Мне надо идти искать Софию. Пойдем.

- Я останусь здесь, - сказала Джозефина.

- Нет, не останешься. Ты пойдешь со мной.

Я бесцеремонно поднял ее и поставил на ноги. Девочка, казалось,
удивилась и хотела было запротестовать, но сдержалась - отчасти,
несомненно, потому, что была не прочь понаблюдать за реакцией домашних на
мое появление.

В тот момент я и сам не смог бы объяснить, почему настаиваю на том,
чтобы Джозефина непременно пошла со мной. Я понял это только когда мы уже
входили в дом.

Меня насторожил резкий треск сухой ветки.

Из большой гостиной доносился приглушенный шум голосов. Я