открывает дверь, а внутри пьяный грузин: "Дарагая! Ты что тут делаешь? Это
мой квартира!"
проиграл этот паспорт в карты полгода назад. Я решил опросить всех жертв
квартирных мошенничеств, и они его опознали.
и пьет с ним чай. Жилец говорит: "Дарагая, ты хорошая женщина, а это
плохой город. Я только найду этого проходимца, который обманул Гогию
Чачвадзе, и уеду из этого города".
тут не при чем.
дело. Квартиру тоже без ума не продашь.
серым лицом.
не продает их квартир. Это для него слишком мелкий навар.
он сейчас живет под другим паспортом на съемной квартире, и опять
занимается ее продажей, - сказал Дмитриев.
солидный сыскной опыт организаций, Гуня не занимался никакой новой аферой.
людей, надо иметь очень хороший контакт с реальностью. А Гуню, с того
времени, как Сазан и Шакуров выставили его за дверь, все стремительней и
стремительней уносило в какой-то другой мир, где от реальности оставались
лишь разрозненные клочья.
поэтому не предпринимал никаких естественных для разыскиваемого человека
действий. Сразу после покушения Гуня испугался и решил уехать из города.
Он поехал на Павелюгу и купил с рук билет, но до отхода поезда оставалось
еще долго, он напился, и его забрала привокзальная милиция. В обезъяннике
он немного протрезвел, а так как машина из вытрезвителя все не шла и не
шла, менты выгнали его вон. Гуня опять пошел на вокзал, и там он
познакомился с очень милой дамой, которая работала проводником в липецком
поезде. Дама посадила его в служебное купе, и всю дорогу до Липецка они
пили водку и трахались. В сознательные моменты женщина рассказывала Гуне о
Новолипецком металлургическом комбинате, который продали американскому
финансовому монстру, и в начале его продали за миллион долларов, а в конце
- за десять тысяч рублей. Гуня съездил в служебном купе до Липецка и
обратно, и к вечеру 10-го числа он вновь стоял на твердой земле Павла.
тревожатся люди о том, что случилось в прошлом рождении. Проводница тоже
была в прошлом рождении. Он купил бутылку водки, но, не чувствуя страха,
не стал ее пить. Он подумал, чего ему хочется, и вспомнил, что ему хочется
повидать десятилетнюю сестренку, которая жила с отчимом и матерью в доме у
Кропоткинской. Гуня купил гроздь бананов и глупую куклу, погрузился в
троллейбус и поехал к Арбату.
сидевший в потрепанной машине, припаркованной возле магазина "Овощи",
напрягся и протер глаза: небритый и слегка помятый Баркин прошел мимо него
к подъезду.
рацию и сотовый телефон, который ему дал Сазан. Рация была тяжелая и
советская, выданная органам накануне Московской олимпиады. Телефон был
шикарный, с белым пластмассовым брюшком и податливыми, как женское тело,
кнопками.
и долго рассматривал портрет американского общественого деятеля Бенджамина
Франклина.
бардачок. Потом он взял "панасоник" и набрал затверженный номер.
две ступеньки.
события. Во-первых, Валерий забыл снять ручной тормоз, и прежде, чем он
обратил на это внимание, тормоз был немного попорчен. Второе событие
состояло в том, что передатчик, прикрепленный утром под выхлопной трубой
"Вольво", стал тихо попискивать. Валерий не знал об этом передатчике, и
милиция о нем не знала, - у милиции не было денег на такие штучки.
рубашке, один конец которой свисал поверх белых тренировочных штанов, а
другой был заправлен внутрь.
две или три пятницы, в которые Гуня задавал этот вопрос. Как это часто
бывает, отчиму казалось невероятным, что об этом факте, так твердо
установленном в кругу семьи, можно забыть, - или даже вовсе его не знать.
К тому же он видел, что Гуня либо пьян, либо вчера был пьяный.
прямо на старые тапки матери.
отнес к сестре. Гуня пожалел, что не купил кошачьей еды.
черную куртку и устремляясь на кухню.
гречневой кашей, завернутую, для сохранения тепла, в целый ворох
"Московских комсомольцев". Отчим размышлял, стоит ли говорить Гуне о
звонке Валерия, который искал своего друга "для одного очень выгодного
дела", и о ненавязчивом визите милиции, которой Гуня был нужен "да нет,
свидетелем". Отчим не знал, чем занимается сейчас Гуня, но он всегда
считал, что Валерий оказывает на своего приятеля дурное влияние. Как и
многим бывшим гражданам Советского Союза, отчиму казалось, что всякое
"очень выгодное дело" должно быть непременно также и очень противозаконным
делом, вне зависимости от того, что это за дело, - грабить банк или его
основывать. Впрочем, с этим мнением насчет "очень выгодных дел", вероятно,
согласился бы и Платон, и Фома Аквинский. И поэтому отчим не спешил
говорить Гуне о звонке Валерия. Что же касается милиции, то у отчима Гуни
сохранились самые неприятные воспоминания о властях, в основном связаннные
с эпидемией анонимок в НИИ, а также с утерянным им в метро и
принадлежавшем приятелю сборником "Из-под глыб". Отчим Гуни инстинктивно
брезговал милиционерами, пьяницами, и тараканами, и ему было неприятно
думать, что его пасынку придется звонить и идти к людям в форме. Он
принадлежал к тем шестидесяти четырем процентам российского населения,
которые думают, что власть России действует в интересах криминальных
стуктур, хотя сами не имеют никакого отношения ни к власти, ни к
криминальным структурам.
щеки.
когда кому плохого сделал, а? Ходят, пристают, как мухоловка! Вон, в
Липецке завод американцам продали за десять тыщ, а они ко мне пристают! В
троллейбусе тоже грязь... - мрачно прибавил Гуня.
широкими отворотами на рукавах. Руки Валерий держал в кармане плаща.
И.И.Демочкин, - это тебе что-нибудь говорит? - И, повернувшись к отчиму,
добавил: - Вы не представляете, какой он дурак. Он снял по фальшивому
Акунин Борис
Суворов Виктор
Андреев Николай
Сертаков Виталий
Афанасьев Роман
Шилова Юлия