Чтение 20–й страницы книги ~Стрела архата~

я в это время был на работе.

-- В какое время? -- быстро спросил Щеглов. -- Откуда вы знаете,
когда было совершено убийство, если непричастны к нему? Отвечайте,
Бобров!

-- Да я на работе с раннего утра до позднего вечера -- потому так
и сказал. Ничего конкретного я в виду не имел.

-- Допустим. Тогда как вы объясните тот факт, что из ружья,
находящегося в вашей квартире, стреляли в человека, а вы к этому
отношения вроде как даже и не имеете?

-- Но ведь я был на работе!

-- Это очень похвально, что вы так помногу работаете, гражданин
Бобров. Но вопрос сейчас не в том. Да, действительно, в момент
совершения преступления вас видели на работе -- алиби у вас
безупречное.

-- Я же говорил! -- воспрянул духом Бобров. -- Так на каком же
основании вы обвиняете меня в убийстве?

-- Не обвиняю, а подозреваю, -- поправил Боброва следователь, -- и
не в убийстве, а в соучастии или, если хотите, в пособничестве
убийству. Да, убийца не вы, но оружие в руки убийце вложили именно вы.

-- Опять вы за свое! А факты у вас есть?

-- Факты будут. Поэтому я и хочу выяснить, каким образом из ружья,
которое находилось в вашем доме, был убит человек. Вы можете мне это
объяснить?

-- Нет, не могу. И не хочу. Объясняйте сами. Впрочем... впрочем,
попытаюсь, хотя работа эта целиком на вашей совести, граждане
розыскники. В мое отсутствие, а также в отсутствие моей жены, некий
злоумышленник проник в мою квартиру, похитил ружье, сделал свое черное
дело, а потом подкинул его, то есть ружье, обратно. Вот и все
объяснение. Устраивает?

Щеглов задумался, пристально разглядывая грузчика.

-- С некоторыми оговорками, но -- допустим, так оно и было. Вы
подозреваете кого-нибудь конкретно, кто мог бы это сделать?

Бобров пожал плечами.

-- Да нет, никого я не подозреваю. А что, если Храпов? -- вдруг
воскликнул он. -- Ведь только он знал об этом ружье.

Щеглов снова задумался. Мокроусов, за все время беседы не
проронивший ни слова, нетерпеливо заерзал.

-- Храпов, говорите? -- произнес Щеглов. -- Что ж, это мысль. Я
как-то об этом не подумал.

-- А вот и зря! -- подхватил Бобров с воодушевлением, видя, что
подозрения от него переходят на другого человека. -- Тот еще тип! Тем
более, в Афгане служил, небось людишек там щелкал, что твои орехи.

Щеглов опустил голову и несколько минут молчал. Потом поднял глаза
на Боброва и неожиданно произнес извиняющимся тоном:

-- Да, мы, видимо, поспешили, подозревая вас, Михаил... э-э...
Павлович, в преступлении. Вы уж извините нас, если мы ненароком
наговорили вам лишнего. Работа, знаете ли, чертовски нервная. А ваша
мысль, товарищ Бобров, действительно заслуживает внимания. Мы
обязательно ее учтем.

-- Чего уж там, -- милостиво махнул рукой Бобров и осклабился,
обнажив два ряда маленьких, желтых от никотина зубов, -- и в органах
бывают проколы. Честно говоря, на вашем месте я рассуждал бы точно так
же. И даже задержал бы подозреваемого.

-- Задержать человека мы можем только в том случае, -- строго
произнес Щеглов, -- если факты явно свидетельствуют о его вине.

-- Я думаю, вы не всегда придерживаетесь этого правила, --
подмигнул следователю Бобров.

Щеглов замотал головой.

-- Нет, нет, закон обязателен для всех.

В этот момент на столе зазвонил телефон. И тут же в кабинет вбежал
директор Мормышкин.

-- Извините, это, наверное, мена, -- извиняясь на ходу, пропищал
он и схватил трубку. -- Да, директор у аппарата!..

Щеглов поднялся. Вслед за ним поднялся и Мокроусов.

-- Примите наши извинения, товарищ Бобров, -- произнес Щеглов, --
за причиненное беспокойство...

-- Если что, -- Бобров вытянул вперед огромный кулак, -- я всегда
готов помочь нашим доблестным органам.

-- Спасибо... Спасибо, Степан Ильич.

-- А? Что? -- Директор оторвался от телефона. -- А, прощайте!
Всего хорошего!.. Да это я не вам! Не вам, говорю!.. Тьфу, бросили
трубку!..

Оба сыщика молча вышли из мебельного магазина, и лишь в машине
Мокроусов нарушил молчание:

-- Семен Кондратьевич, почему вы не задержали его сейчас? Не
хватает улик?

Щеглов кивнул.

-- И он чувствует это. Видит наше бессилие. Потому так нагло и вел
себя. Хорош, а? Классический тип громилы-боевика! А кулачищи! Заметили?
Попробуй задержи такого, даже если у тебя улик полный карман! Уж
теперь-то я точно знаю, что он в этом деле -- главный организатор. А
как все точно продумал! Но в одном он просчитался. Он решил, что сразу
же после признания Храпова следствие будет прекращено. Так бы оно и
случилось, если бы не вторая пуля... Кстати, предъявите Храпову
бобровское ружье и составьте протокол опознания.

-- А что же теперь с Бобровым? -- спросил Мокроусов, когда машина
остановилась у управления. -- Ведь этого бандита нельзя упускать из
виду.

-- Ни в коем случае, тут вы правы, -- согласился Щеглов, -- иначе
вся наша игра с ним -- коту под хвост. Позаботьтесь, чтобы за ним
лично, за его домом, а также за его телефоном было установлено
круглосуточное наблюдение. И немедленно!

-- Будет исполнено, Семен Кондратьевич.

На этом они расстались, и Щеглов направился в свой кабинет. В
коридоре его уже ждала Валентина Храпова.

Глава десятая

Капитан Щеглов скорее согласился бы в одиночку и без оружия
участвовать в задержании головореза Боброва, чем в предстоящем
разговоре с дочерью преступника. Но выбора у него не было. Работа
следователя порой сродни неудачному вмешательству врача-хирурга в жизнь
пациента: разбередит рану, влезет в самую душу, зацепит невзначай
какой-нибудь нерв -- а облегчения не принесет, наоборот, одну только
боль. Сейчас был именно тот случай.

Валентина сидела с красными от слез и бессонной ночи глазами и
ввалившимися щеками. Следователь Щеглов долго собирался с мыслями,
подбирая нужные слова, но это давалось ему с трудом. Нет, куда легче
общаться с матерыми преступниками!

-- Я вас вызвал затем, -- наконец решился он, -- чтобы из ваших
уст услышать некоторые подробности этого печального дела. Ваш отец мне
все рассказал.

Далее Щеглов поведал Валентине Храповой все то, что услышал
нынешним утром от ее отца, А. М. Храпова. Рассказ вызвал на лице бедной
девушки яркий румянец, да несколько горьких слезинок скатились по ее
щекам.

-- Вы подтверждаете слова своего отца? -- спросил Щеглов, когда
рассказ был окончен. Она молча кивнула и опустила голову. -- В таком
случае вы должны отдавать себе отчет в том, что явились невольной
причиной, толкнувшей его на преступление. Ваш отец убил человека, пусть
негодяя, но...

-- Он не негодяй, -- горячо возразила Валентина.

-- Не негодяй?.. Впрочем, не буду с вами спорить -- вам, наверное,
видней. Но факт остается фактом: профессор мертв, убил его ваш отец, а
вы -- вы стали той самой силой, которая вложила оружие в руки вашего
отца. Вы хоть понимаете это?

Глаза ее, полные ужаса и тоски, устремлены были на беспощадного
следователя и молили о жалости, о снисхождении. Но Щеглов боялся
встречаться с ней взглядом.

-- В чем же я виновата? -- взмолилась она, еле сдерживаясь, чтобы
не разрыдаться. -- Не могла же я скрыть этого... позора от отца. У меня
и в мыслях не было, что он может сделать такое... Бедный отец!

Все-таки она не выдержала и заплакала, размазывая слезы по щекам,
на этот раз лишенным косметики.

-- Отец! Бедный отец!.. Прости! -- причитала она, всхлипывая. --
Да, да, это я виновата, я! Только я... Прости! Что же я наделала?..
Ведь я думала, что так будет лучше... Пойми, я не могла иначе...
Бедный, бедный мой...

Щеглов понял, что большего от несчастной дочери Храпова он не
добьется. Но один вопрос все же не давал ему покоя.

-- Успокойтесь, Валентина, я вас очень прошу. Вот, выпейте воды,
вам станет лучше. Успокойтесь, и постарайтесь ответить на один вопрос.
Ваши отношения с Петром Николаевичем Красницким действительно зашли так
далеко?

Валентина на секунду вскинула на Щеглова глаза, обильно залитые
слезами, но тут же вновь затряслась в рыданиях, еще более сильных, чем
прежде. Ни слова больше не услышал от нее следователь Щеглов. С тем и
отпустил бедную девушку, внутренне переживая ее боль как свою