АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ КНИГ |
|
|
АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ АВТОРОВ |
|
|
|
любишь ее. Или хотя бы не увлечен самую малость.
- Вы хотите обидеть меня?
- Прости. Просто такая дурацкая привычка - рассуждать о себе вслух.
- А я думала, что писатели чаще думают о других.
- Ты тоже думаешь? - сказал он жестко. - Кто бы рядом со мной хоть
немного не думал, а?
- Поспите, милый, - сказала она, обнимая его своей тонкой, прозрачной
рукой, - вам надо отдохнуть. На этой страшной войне вы совсем не щадите
себя.
- Ты заплачешь, если я ударю тебя, Тань?
- Если вам станет легче - ударьте. Я не заплачу. Хорошо, что вы
сказали, а то я бы очень удивилась. Меня никогда не били.
- Это хорошо.
- Я любила первого мужчину. Побои нравятся тем женщинам, которые
поняли любовь после насилия.
- А кто был твоим первым?
- Муж.
- Где он?
- Его убили.
- Когда?
- В позапрошлом году.
- Кто?
- Вы. Он попал в бомбежку.
- И ты можешь лечь со мной в постель?
- Люди никогда не умирают бессмысленно. Значит, его смерть была
угодна богу. Иначе бы он не погиб. Ну, ложитесь сюда, - сказала она, - еще
ближе. Вам надо отдохнуть, и тогда вы будете сильным.
- Тебе было хорошо только с мужем, Тань?
- Нет. Мне было хорошо с другими тоже. Мне с вами будет тоже очень
хорошо.
Эд поднялся. Ему хотелось сказать этой красивой женщине что-то
грязное и злое, но он ничего ей не сказал. Он только попросил:
- Одевайся, Тань. Мой друг отвезет тебя домой, а я поеду на аэродром.
Он зашел в комнату к Фаину.
- Ты не спишь?
- Сплю, - ответил тот, пряча диктофон. - А что?
- Отвези женщину домой, а я пока оденусь и позвоню Биллу.
...Билл не поднимал трубку, потому что Сара тихо, то и дело
оглядываясь на спящего, опасаясь разбудить его, ненароком выдернула
каблуком штепсель телефона из белой фосфоресцирующей розетки. Когда
штепсель брякнулся на кафельный пол, Сара, вздрогнув, замерла и осторожно
повернула голову: Билл по-прежнему сладко посапывал во сне.
Она тихо приоткрыла дверь, и дверь длинно, протяжно заскрипела. Сара
снова вся замерла и снова обернулась на парня, повторяя про себя как
заклинание: "Сейчас, ну сейчас, сейчас... сейчас". А выйдя из его комнаты,
она побежала по длинному стеклянному коридору и уже не боялась холодного
перестука каблуков по кафельному бело-голубому полу.
Около двери, которая вела на улицу и которая была все ближе и ближе,
которая наваливалась на нее, как громадная тяжесть, и приближалась к ней,
как будущая свобода, появился Самни, тот чревовещатель, который так смешно
пугал ее в баре. Он появился неожиданно - видно, быстро выскочил из своей
комнаты. Он стоял в майке - здорово пьяный.
- Хэлло, - сказал он, больно схватив Сару за руку. - Хэлло. Где наш
Билл?
- Что? Он у себя. Пустите, мне больно руку.
Не открывая рта, он произнес горлом:
- А вот у меня болит душа! Это хуже, чем ручка!
Он потянул Сару к себе и сказал:
- Зайдите ко мне на минуту, я вам что-то покажу...
- Хорошо, - сказала Сара, - только пустите руку.
Он покачал головой, и странно улыбнулся, и обнял Сару. Она рванулась
что было сил: Самни, потеряв равновесие, упал, увлекая Сару за собой - на
холодный голубой кафельный пол. Она ударила его каблуком в живот, он,
охнув, отпустил ее руку. Сара вскочила и выбежала из двери. Она бежала по
темной улице, больше всего страшась услышать позади себя сопение этого
Самни. Она боялась оглянуться, она бежала, повторяя все время: "Сейчас,
сейчас, Эд, родной, сейчас! Сейчас, Эд!" Она часто жмурилась, чтобы
отогнать навязчивое, до ужаса явственное видение: голова Билла на смятой
подушке и слюнка, которая стекала желтым пятном из его большого
мальчишеского рта, а еще она видела близкое лицо Самни, который хватал ее
и что-то говорил, а губы его были недвижны, как и недвижно лицо, замершее
словно маска.
04.47
- Мой парень где-то загулял, - сказал Эд вернувшемуся Файну. - Хочешь
слетать со мной? Это будет нетрудный полет.
- Спасибо.
- Спасибо - да?
- Конечно. Сейчас я переоденусь.
- Зачем? Включим печку, ты не замерзнешь.
Когда они сели в машину и Стюарт включил зажигание, Файн спросил его:
- Скажи правду: ты летишь со злобы? Тебе надо сорвать злобу? Или -
что?
- Как тебе сказать? - медленно ответил Эд. - Наверное, я лечу сейчас
только потому, что, садясь за штурвал, начинаю по-настоящему ощущать свою
силу.
04.57
- У нас батарейки еще не сели, Ситонг? - спросил Степанов.
- Хочешь послушать радио?
- Да, - ответил Степанов, но, взглянув на часы, попросил: - Погоди
включать. Сейчас одна музыка. Знаешь, когда я слушаю радио, я думаю, что
мир все-таки плоский. Разность часовых поясов, по-моему, выдумали досужие
мудрецы.
- Конечно! - радостно согласился шофер. - Я ничего в этой премудрости
так и не смог понять.
- Вообще-то мир - круглый, - сказал Ситонг. - Это точно. Почему тебе
кажется, что часовые пояса выдумали?
- А вот ты послушай последние известия... Весь мир передает последние
известия в одно и то же время. Как уговорились.
- Вообще-то верно, - сказал шофер. - Мир прекрасен, как синяя равнина
при рассвете...
Ситонг засмеялся и сказал:
- Может, послушаем музыку?
- Я боюсь, не хватит батареек на последние известия. И так радио еле
слышно. Хочется послушать последние известия.
- Скорбные и радостные известия с полей битв, - заключил шофер в
своей обычной манере, - заслуживают того, чтобы мы ограничили музыкальные
программы. В конце концов мы можем спеть сами.
- Ты скоро совсем перестанешь говорить, а начнешь петь - сказал
Ситонг. - Прямо соловей, а не шофер. Еще б заводную ручку с собой возил -
тогда полный порядок! Выключи фары, в тумане лучше ехать без света.
Шофер убрал свет, и в зыбкой, рассветной, сероватой мгле Степанов
увидал расплывчатые фигуры. Люди в длинных одеяниях ходили по кругу,
словно в феерическом сказочном хороводе. Движения людей были ритмичны,
будто согласованы с неслышимой, но очень четкой музыкой.
- Что это? - спросил Степанов.
- Это? - переспросил Ситонг. - А, это, наверно, ансамбль "Сипахатон".
Здесь же равнина, они тут репетируют по ночам. От скал ведет траншея, они
в случае чего убегают. Здесь до скал метров пятьдесят.
- Остановись, - попросил Степанов. - Давай посмотрим.
- Нельзя. Светает. Надо проскочить долину. Тут еще километров десять
открытой долины.
- Ну хоть на минуту, - попросил Степанов. - Я не буду вылезать,
только выключи мотор, это надо слушать...
- Выключи мотор, - сказал Ситонг, и шофер выключил мотор, и стало
тихо.
И в этой наступившей тишине Степанов услышал песню. Она была очень
странной - то быстрой, то - вдруг - замирающей. В такт этой песне по
зеленой поляне двигались танцовщицы, то появляясь, то исчезая в белом
тумане.
- Ты оставил пленному риса? - шепотом спросил Ситонг шофера.
- Оставил.
- Тише, - попросил Степанов.
- И банку консервов, - шепнул шофер.
Степанов смотрел на танцовщиц и вспоминал Дунечку: она любила
танцевать, когда ее никто не видел. Движения ее были неожиданны и странны.
Лицо ее замирало, очень взрослело, и под глазами залегали серые тени - от
волнения. Она слушала свою музыку, которая звучала в ней, и маленькое ее
тело двигалось по комнате, подчиняясь этой не слышимой никому, кроме нее,
музыке.
Однажды Степанов спросил ее:
- Про что ты танцуешь, Дуня?
- Ну... Не знаю, - ответила она. - Когда как. Иногда я танцую про
Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 [ 20 ] 21 22
|
|