а? Ты честно мне скажи, а то темно мне будет разбираться, я ведь должен по
закону разобраться, чтоб без обид. Может, обделил ты его, а? Он ведь
обидчивый, Сань...
печаль вмещает. Я с ним поговорю, с Витькой-то, он ведь парень душевный,
а, Сань? Да? Или не прав я?
завтра дома сиди и жди. Я позвоню тебе. Поговорю с Витькой и позвоню. А
если не позвоню, ты к Курскому подъедь. Теперь смотри: вот чемоданчик, в
нем для мастера-электрика весь инструмент. Ты с им и пойдешь. Сразу с
дальней комнаты у профессора начинай, чтобы убедиться, один он или кто
есть. Если один, ты его попроси фонарик принесть, он отвернется, а ты его
- по темечку. Чита пущай на лестнице стоит. А как стукнешь, его впусти, и
шуруйте. Понял? Не торопися, шторки занавесьте - и айда... Только ты
трупик сначала в ванну спрячь, чтоб Читу попусту не нервозить...
вот еще возьми. Для Читы. Наганчик. Он пригодится. Хороший наганчик,
вороненый, руку холодит, вчера по случаю достал... Пять патронов я в
барабан загнал, больше-то и не надо, да, Сань?
как он задумал, тогда сорок тысяч рублей он получит завтра вечером на
привокзальной площади от человека, который будет его ждать в машине с
желтым номером. Коллекция итальянских картин эпохи раннего Возрождения,
принадлежащая профессору Гальяновскому, завещанная им в дар Эрмитажу,
оценивалась в пятьдесят тысяч золотых рублей. Профессор собирал ее всю
жизнь - долгие шестьдесят лет, отказывая себе подчас в самом необходимом.
Все три Государственные премии, гонорары за свои труды он отдавал
коллекционированию. Коллекция у него была редкостная, изумительная, и
знали об этом многие люди и у нас в стране, и за ее рубежами.
принадлежала ему давно. Она была подарена ему еще до войны правительством.
Оценивалась она в тридцать тысяч золотом.
коллекциями! Завтра вечером должны были погибнуть от руки Сударя два
великих гражданина: гений операций на сердце и скрипач, известный всему
миру.
Прохор. О нем Сударь почти ничего не знал. Не знал он ни его фамилии, ни
места жительства, ни занятий - ничего он не знал о Прохоре -
контрразведчике из власовской охранки. Прохор сумел скрыть многое, и
поэтому он был репрессирован как рядовой власовец. В пятьдесят девятом
году его освободили по состоянию здоровья. Ловко сыграв на доверчивости
врачей, он уехал из Коми АССР сначала а Ярославскую область, а потом
перебрался под Москву, в Тарасовку. Здесь он снял комнату у вдовы, которая
жила с двумя маленькими детьми, и зажил тихо, незаметно и скромно. Прохор
приглядывался, выжидал, думал. Он провел несколько удачных операций, но
понял, что крупное дело одному ему не поднять. Встретился с Сударем. Убил
с ним Копытова, завладел оружием. И завтра решил сыграть ва-банк. Вот
только Витька. Шофер, хороший паренек. Задурил. Ай-яй-яй! Он адрес-то
знает. Подвозил ночью, после милиционера. Ночь - она, конечно, ночь, да
Тарасовка тоже не тайна. Фары тогда табличку осветили. Табличка
желтенькая, а буквочки на ней черные, резкие. А память у молодых светлая,
в ней все точно и зримо откладывается. Витька, Витька, ты чего ж
запсиховал, а, Витьк?"
а палку держал в руке вроде зонтика. Шел он не сутулясь и не казался
сейчас таким маленьким и забитым, как десять минут назад, пока рядом сидел
Сударь. Попадутся мальчики - про палку сразу стукнут. А палки-то и нет:
вон решетка канализационная, туда ее и опустить. Уронил! Ай-яй-яй, какая
жалость! Ищите хромого старичка! Ищите, мусора, вам деньги за это платят.
Зорко ищите, еще зорче!
Улица уснула. Мокрый асфальт блестел, будто прихваченный ледком. Сильно
пахло цветущими липами. Сонно моргали тупыми желтыми глазами светофоры на
перекрестках и площадях. Из-за неоновых фонарей небо казалось
непроглядно-темным.
приходится сажать, - вот у-ужас. В нашем д-деле самое страшное - это всех
возненавидеть. С гадостью мы работаем, к-как настоящие ассенизаторы,
п-понимаешь? А людей надо о-очень любить. Иначе к-какой смысл нам
работать? В том-то и дело: нет смысла...
радость карать?
Леня, и чревато с-серьезными последствиями для того, кто н-наказывает...
Это, если относиться к наказанию серьезно, с с-состраданием к
н-наказуемому, ибо, хочешь того или не хочешь, а он - брат мой. Хоть и
враг... Человек он, понимаешь, человек ведь - наказуемый-то... К-караемый,
как ты г-говоришь. Страшно, если наказывать станет привычкой... Страш-шно,
если каждого станешь подозревать... Один наш товарищ, когда его приглашали
в гости, заранее интерес-совался, кто там еще будет... Д-данные на
остальных г-гостей запрашивал... Но, с другой стороны, когда задержишь
бандита, испытываешь спокойствие, что ли, по отношению к с-согражданам...
обрезами на дорогу, п-потому что у них дети с голоду пухли... Все
п-понимал: и что с обрезом за едой идти - не путь, и что воровство - это
з-зло, а все равно внутри жалел... Но это уже п-после того, как посадил в
тюрьму... Когда брал - тогда н-ненавидел.
Росляковым, и составляли план на завтра.
кожанки, обращая внимание, в частности, на обтрепанные манжеты, а Костенко
с Росляковым снова выйдут на улицу. Ровно в восемь, к открытию
гастрономов. У Читы вся стена заставлена бутылками - такие с утра пить
начинают.
происшествий за день не произошло. Три раза звонили женщины. Им отвечали,
что они ошиблись номером.
Костенко.
Ламброзо...
он месяц назад видел Назаренко с девушкой. Толстенькая такая. Он их
встретил на улице Горького, около Елисеевского. Кот звал его в гости, и
приятель записал адрес.
что девушку звали Надя, а живет она на Пушкинской площади.
Шилова Юлия
Сертаков Виталий
Семенова Мария
Шилова Юлия
Афанасьев Роман
Андреев Николай