Ирен и Фарраном. В общественных местах у кабин обычно бывает застекленная
дверь, так что любой, проходя мимо...
стояла рядом с ним. Она держалась совсем просто, разговаривала с ним как с
товарищем. Правда, для здешней публики должно быть привычно заниматься
любовью.
лица их различались с трудом. Вот танцовщица направляется к лысому клиенту,
которого до этого похлопала своим веером, и приглашает его расшнуровать ей
корсет.
лет шестидесяти, ухоженный, изысканно одетый, в обычной жизни он, должно
быть, является кем-то важным - директором или замдиректора. Завтра он будет
выговаривать опоздавшему служащему, усталой машинистке.
движения мимикой "испуганной невинности", но на ней еще остается рубашка из
тонкого, прозрачного батиста.
поворачивается спиной. Рубашка слетает с нее через голову в тот самый
момент, когда смолкает музыка.
ягодиц. Ему интересно, повернется ли сейчас женщина к ним лицом. Конечно же
нет! Прожектора гаснут, зажигаются лампы. Она уже исчезла.
происходит в нем в этот момент. Прежде всего он чувствовал стеснение оттого,
что находится здесь, как и мужчина с лысым черепом, как и прочие, что
последовали за метрдотелем в первый ряд.
возразить.
человек, действовавших согласованно, с тем чтобы вытянуть из клиентов как
можно больше денег, и он, Жовис, являлся одним из таких клиентов.
света, от недавнего присутствия рядом с ним девушки, о существовании которой
он еще накануне даже и не подозревал, а также - несмотря ни на что - от
этого обнаженного тела, которое под лучами прожекторов становится как бы
символом.
перегородкой, ее хрипловатый голос, всхлипывания.
драматизма испытанием, раздирающим душу, неким культом со своим ритуалом,
который надо выдерживать до конца.
Вот он проходит рядом с Жовисом, пробирается сквозь толпу, достигает
небольшой двери возле гардероба. Мгновение спустя новая барабанная дробь
возвещает о следующем номере, несколько секунд традиционной темноты, и перед
зрителями предстает Ирен.
Жовиса. У него могла быть дочь, а не сын. Такой, какой он видел ее сейчас -
на расстоянии и при этом освещении, - ей можно было дать не больше
четырнадцати, как Алену.
Он повернулся к стойке и встретился взглядом с Леоном, который, казалось,
приказывал ему остаться.
и в его синих глазах не было никакого особенного выражения. Однако Жовис не
отважился бы спросить у него:
этого так мило с ним разговаривала. У нее теперь уже была обнажена
грудь-грудь молоденькой девушки - маленькая и круглая. Ему показалось, что
она ищет его глазами, делает ему знак.
последнюю одежду, она осталась отважно стоять лицом к публике, но
треугольник между ног, который, должно быть, был у нее светлым, как и
волосы, прикрывал черный шелк.
временем пробиралась к двери в глубине зала. Алексы на своем месте в конце
стойки уже не было. Он удивился, когда спустя несколько мгновений обнаружил
ее уже в прямом узком черном платье посреди подиума, где ее встретили
аплодисментами.
поглощена грезами. Перед несуществующим зеркалом она любовалась линией
своего тела, которую подчеркивала движением руки, гладила грудь, живот,
бедра, изображая экстаз.
Все разворачивалось как бы в иной реальности, и ему не верилось, что он
действительно находится в баре с незнакомой женщиной, которая обращается с
ним как с давним другом.
ей на ногу, что вынудило его дотронуться до ее щиколотки.
что именно его в нем и пытались вызвать, как и во всех тех, кто находился
там в качестве клиентов.
Фарраном - тот снова появился в зале, он стоял, прислонившись спиной к
двери. Молодая гардеробщица застыла на своем посту; метрдотель, официанты...
ему некоторый страх. Все происходило как в хорошо отлаженном механизме.
Людям едва ли требовалось шептать что-либо друг другу на ухо. Достаточно
было незаметных знаков. Каждый на своем месте автоматически исполнял свою
роль.
как он не являлся настоящим клиентом, это наверняка обнаруживалось по его
поведению, по его манерам...
естественным тоном.
концов, это всего лишь номер.
глубже, тревожнее, что подчеркивали редкие аккорды контрабаса.
пурпурные губы приоткрылись в оскале, а тело корчилось в когтях болезненного
наслаждения.
завсегдатаи в баре прервали свои негромкие разговоры. Все смотрели в
напряженном волнении, ожидая развязки.
был из-за них от своей честной, мужественной жизни. Если бы он вдруг увидел
перед собой Бланш и даже своего сына Алена, он бы, вероятно, даже не
удостоил их взглядом.
стеснения. Вонзалась ли она ему в кожу ногтями из-за нервного возбуждения?
Он почти не чувствовал этого.
как ее с облегчением приветствуют крики "браво", она в ответ на них
стаскивает с себя длинное узкое черное платье и размахивает им у себя над
головой как флагом.
шепчет:
играют как куклой. Все было фальшивым.
Фарран и его жена...
ведет. Она направляется не к той двери, возле которой по-прежнему стоит
Фарран, а к выходу.
или только делает вид, что ищет.
дома, но Ирен уже переступает порог соседней двери, над которой красуется
надпись: "Меблированные комнаты".
кому-то невидимому: