лучащимися довольством подчиненными, разъезжающими на автомобилях.
заварит чай и примется за Рабле, о чем еще мечтать?..
приближении распахнулась дверца и, выставив вперед плечо, из машины
выбрался квадратный сержант, как раз тот, что обходил Апраксина на рынке,
удивляясь и причмокивая толстыми губами.
ниточки:
конечно, обладательница квартиры-сейфа озаботилась нежданной вежливостью:
вдруг незнакомец приятной наружности прокладывает путь к ее богатствам?
Апраксин пожал плечами, вполне мог разобидеться - принять его,
интеллигентного человека, не наглого, не процветавшего ни в годы застоя,
ни после, вообще давно разминувшимся с благополучием, будто и ходили всю
жизнь по разным улицам - за громилу? Досадно. А если он преувеличивает,
чем объяснить появление сержанта? Наверняка Фердуева в смятении отзвонила
куда следует, оттараторила на едином выдохе свои опасения и вот,
пожалуйте, при входе в собственный подъезд приходится сообщать свою
фамилию.
с появлением милиционера.
непременно - удостоверяли колючие, близко посаженные глазенки, и оснований
не верить не оставляли.
привязать к кронштейну шампанское на веревке и разбить бутылку резким
броском, будто дверь, а под ее охраной и хозяйка, отправлялись в опасное
плавание. Сполна рассчиталась с мастером. Сегодня дверщик, судя по
костюму, намеревался поужинать вне дома и, похоже, в обществе дамы,
Фердуеву кольнуло озлобление: ее намеками принебрег! К вчерашнему
разговору не возвращались. Фердуевой прояснять ничего не хотелось, все как
на ладони.
еще - вернуться к интересующему ее. Беседу про необязательное - про общих
знакомых (а таковых у деловых людей неизменно пруд пруди), про вновь
открывшиеся харчевни, про опустевшие антикварные прилавки - решила не
поддерживать, пусть без проволочек выруливает на сделанное предложение.
мышиного размера, любого разбередит.
опустил ресницы.
уточнял - зряшная трата времени. Как отнесутся Почуваев и Васька Помреж к
компаньону-новичку? Должны понять: без главного инженера, без спеца по
железякам им не потянуть. Фердуева придвинула мастеру лист бумаги, ручку.
исходя из размеров подвала, описанного Фердуевой со слов Почуваева, вслух
проговаривал, как подвести электропитание, как складировать и вывозить,
дельность и простота, досягаемая даже неподготовленной женщине, убедили
Фердуеву, что выбор сделан верный.
соприкоснулись, Фердуева прильнула еще плотнее и закрыла глаза...
когда он покидал квартиру-сейф около полуночи, то признался: ну, мать, ты
и головастая! Хотя Фердуева предпочла бы услышать нечто совершенно иное.
института, на животе блюдо с бутербродами - красная икорка с вологодским
маслицем, предложенная в приступе боязни Почуваевым, перед глазами
телевизор. Этажом выше три пары пировали, предупрежденные, что безобразий
фирма не потерпит. На предпоследнем этаже, в уютном холле с пальмами и
подсветкой, шестеро крутых резались в карты, ночевать не собирались, хотя
оплатили и ночлег, и утренний завтрак.
телевизора нет-нет да выдавливал угрей с подбородка, с крыльев сильно
поблескивающего носа.
трубку телефона; выдал гневный нагоняй и вновь вперился в экран.
Картежники тише и приличнее, платят - щедрее; гулены обременительны, зато
никогда не иссякают. Звонили игроки, заказали еще шампанского, непременно
мелкомедального абрау-дюрсо. Помреж кивнул, нагрузил сумку бутылками, от
себя, не спрашивая, желают ли, насыпал сверху дюжину апельсинов и поплелся
к лифту. На обратном пути навестил гулен. Мужики осовели, девицы
держались. Порядок. Васька Помреж подмигнул старой знакомице Лильке Нос -
потрошение предстояло знатное - и величаво удалился.
оскорбления не прощал; через неделю, месяц, а случалось и через полгода
после нанесения обиды в стенах института во время его дежурства,
неосторожного бузотера постигала кара: мордобой случайный на улице,
разбитая вдребезги машина, а раз, как шептались, и спаленная дотла дача.
Было, не было, никто доподлинно не знал, зато Помреж усвоил, что слухи
работают к его пользе и особенной свирепостью, наподобие Почуваева, свой
лик не уснащал, усекая наперед, что как раз смешливый и вроде б не
серьезный, о котором ползут колючие слушки, устрашает во сто крат больше.
видик, запустил фильм с пальбой. Весной в работе наступало затишье: самый
сезон - середина зимы и разгар лета, сейчас же передых выпал, хотя
предприятие работало бесперебойно, впрочем, без полной загрузки мощностей.
персональным замком, отсчитал три комплекта в мелкий цветочек, хохотнул в
голос:
смотри, чтоб не побил чего пес, вычту до копья...
романились еще на студии и умчалась в горячий цех.
протянул руку к ночнику, умерил реостатом свечение, повернулся на бок и,
перед тем, как погрузиться в сон узрел Почуваева, крадущегося в подвал
третьего дня, отметил испуг, несвойственный разухабистому отставнику.
Помреж особенно не тужил: что ни случись, он в накладе не останется, да и
Почуваев, ясное дело, тож - слишком обширно оба осведомлены, Фердуева их
не выпустит из коготков, а усвоив накрепко, что разная оплата прорастает
завистью, не допустит, чтоб подчиненных одаривали разнокалиберно; другое
дело, что за особые услуги Фердуева могла единовременно, и в строгой тайне
от других, поощрить удачливого, но тут уж язык прикуси намертво, иначе не
видать расположения бригадирши вовек.
славу, тут Помреж звонить-вразумлять не решился: распаляет сучонка
клиента, все по правилам, и Помреж в доле так, что не резон ему
утихомиривать выкладывающуюся Лильку, не то утратит квалификацию,
растеряет навык - фирме только урон. Помреж вжал уши в подушку, окунулся в
ватное тепло.
каждый сезон меняющий парики и их цвет, откуда и прилипло "Четыре валета".
Валетам Помреж доверял, как себе, и потом, выпроваживать команду в полночь
не понадобится. Леха своим ключом отомкнет дверь внизу, им же и задрает.
Такая вольность считалась серьезным прегрешением, узнай Фердуева, но
сладкий сон Помрежу мил не менее расположения хозяйки, да и Леха никогда
не подводил.
вой Лильки добирался до слуха, ослабленный расстоянием, будто из
преисподней.
нежно гладят, чешут за ухом, как сытого кота, и шепот: вставай, Вась, ну,
вставай. Помреж крутанул лошадиной мордой и вдруг почувствовал - подлинное
прикосновение, разлепил глаза. Ба! Лилька в простыню завернутая, будто
привидение, тормошит его за плечо.
Бедой повеяло. - Чего надо?
конец, мол, пришел.
- вот валокордин, нитроглицерин, чего еще? Хоть требуй справку о здоровье,
как в бассейне. Может, влить ему стаканеро в глотку? Лучшая терапия...
полусгнивший лес светляками. Что тогда?