ни одного цента и никаких стоящих военных сведений. Вы должны бы платить мне
за информирование, а не брать у меня деньги.
покончим с этим. Да или нет? Даю вам три минуты на размышление. Если вы не
согласитесь, ваше начальство получит сегодня же сообщение, и тогда -- участь
Дрейфуса, с той только разницей, что Дрейфус пострадал невинно.
вынул из кармана две бумаги.
что у меня нет другого выхода, -- и протянул их русскому.
беспокоить, разве если вы накопите еще денег или новые сведения, -- и он
захохотал.
убью вас. Я был близок к этому сегодня. Я целый час сидел у себя за столом с
этими двумя бумагами и заряженным револьвером перед собой. Я не знал, что из
двух мне захватить с собой. Вы были близки к смерти сегодня, Роков, не
искушайте судьбы в другой раз.
тени, подальше от дверей. Двери тотчас распахнулись, вышел Жернуа, за ним
Роков. Оба молчали. Жернуа сделал несколько шагов вниз по лестнице,
остановился, повернул и поднялся на несколько ступенек.
Роков все еще стоял на пороге комнаты, но смотрел он мимо него, по
направлению к Жернуа. Потом офицер, видимо, передумал и снова начал
спускаться по лестнице. Тарзан слышал, как Роков облегченно вздохнул.
Русский вернулся в комнату и захлопнул дверь.
вошел в комнату. Он был подле Рокова прежде, нежели тот успел подняться со
стула, на котором сидел у стола, рассматривая бумаги. Увидав
человека-обезьяну, он побледнел, как полотно.
человека-обезьяны. -- Вы пришли убить меня? Этого нельзя. Они гильотинируют
вас. Вы не смеете.
знает, что вы здесь, никто не знает, что я здесь, а Павлов расскажет, что
это сделал Жернуа. Я слышал, как вы это только что говорили. Но для меня это
не важно, Роков. Не важно, чтобы не знали, что я вас убил, -- за всякую кару
я был бы вознагражден тем удовольствием, которое это мне доставило бы. Вы
самый презренный трус и негодяй, о каком я когда-либо слышал. Мне было бы
очень приятно убить вас. -- И Тарзан подошел ближе.
соседней комнате, но человек-обезьяна настиг его на полпути и свалил на пол.
Железные пальцы искали его горла, и трус визжал, как поросенок, которого
режут, пока не оборвался голос. Потом человек-обезьяна поднял его на ноги,
не переставая душить. Русский тщетно пытался вырваться -- он был беспомощным
ребенком в мощных руках Тарзана от обезьян.
смерть, разжал пальцы. Когда у Рокова прошел приступ кашля, Тарзан опять
заговорил с ним.
убью вас на этот раз. Я щажу вас только ради очень хорошей женщины, которая
имела несчастье родиться от одной матери с вами. Но я щажу вас в последний
раз. Если я услышу когда-нибудь, что вы причиняете неприятность ей или ее
мужу, если вы будете снова надоедать мне, если я услышу, что вы вернулись во
Францию или появились в каких-нибудь французских владениях, я поставлю себе
целью разыскать вас и додушить до конца. -- После этого он обернулся к столу
и взял лежащие на нем бумаги. Роков замер в ужасе.
заключались. Роков успел прочесть кое-что, но Тарзан понимал, что невозможно
запомнить цифры, которые, главным образом, и представляли интерес для
враждебной державы.
карман.
отправился на север -- к Буире и Алжиру. Когда он проезжал мимо гостиницы,
на веранде стоял лейтенант Жернуа. При виде Тарзана он стал белее мела.
Человек-обезьяна охотно избежал бы встречи, но делать было нечего.
Поравнявшись, он поклонился. Жернуа ответил машинально, но широко раскрытые
глаза, в которых ничего не было, кроме ужаса, проводили всадника.
познакомился при первом своем пребывании там.
слыхали о несчастном Жернуа?
такое?
приехал в Алжир и узнал, что ему придется прождать два дня парохода, идущего
на Канштадт. Он составил подробный отчет о своем путешествии. Но забранных у
Рокова бумаг к нему не приложил, так как боялся выпустить их из рук, пока не
будет уполномочен передать их другому агенту или самому отвести в Париж.
Когда Тарзан садился на пароход после долгого, как ему показалось, ожидания,
на него смотрели с верхней палубы двое мужчин, изысканно одетых и гладко
выбритых. У более высокого были пепельные волосы, но очень черные брови.
Позже они повстречались Тарзану на палубе, но один из них быстро отозвал
другого, чтобы показать ему что-то на море, и они отвернули лица от Тарзана:
он не успел рассмотреть их, да и не обратил на них никакого внимания.
вымышленным именем Джона Кальдуэлла из Лондона. Ему была неясна причина, он
чувствовал себя стесненным и задумался над тем, что ожидает его в Канштадте.
создателю! Он начинал надоедать мне. Уж не начинаю ли я в самом деле
цивилизовываться, что у меня появляются нервы? С ним не мудрено, -- он
играет нечисто. Никогда не знаешь, откуда ждать удара. Вот если бы Нума-лев
уговорил Тантора-слона и Гисту-змею соединиться с ним, чтобы убить меня, --
я не знал бы, когда, кто и где нападет на меня следующий раз. Но звери
благороднее людей, они не снисходят до трусливых интриг.
по левую руку капитана, который и познакомил их.
назвав дочь Газель.
написанное красивым почерком Джэн Портер, было для него первой вестью от
женщины, которую он любил. Как живо он помнит ту ночь, когда он выкрал его с
конторки хижины своего давно умершего отца, где Джэн Портер писала до
поздней ночи, в то время, как он, сгорбившись, сидел снаружи в темноте. В
какой ужас пришла бы она тогда, если бы знала, что зверь джунглей тут, под
окном, следит за каждым ее движением.
железнодорожной станции северного Висконсина. Низко висит над окрестностями
дым от лесных пожаров, разъедая глаза маленькой группе из шести человек,
ожидающих поезд, который должен увезти их на юг.
длинного сюртука, под охраной заботливых взглядов своего верного и
неутомимого секретаря, м-ра Самуэля Т. Филандера, который за несколько
последних минут уже дважды возвращал рассеянного профессора, когда тот,
перешагнув через полотно, направлялся к близлежащему болоту.
Вильямом Сесилем Клейтоном и с Тарзаном от обезьян. Всего несколько минут
тому назад в маленьком зале ожидания прозвучали слова любви и отречения,
которые отняли жизнь и счастье у двух из шестерых, но не у Вильяма Сесиля
Клейтона, лорда Грейстока.
ведь она возвращается в свой любимый Мэриленд! Она уже видит сквозь облако
дыма смутные очертания подходящего поезда и огни локомотива. Мужчины
начинают собирать багаж. Вдруг Клейтон восклицает:
благословит вас бог!
меня, -- нет, только не это, я не могла бы с этим примириться...
создателя, если бы мог забыть. Легче было бы жить, чем с этой постоянной
мыслью о том, что могло бы быть... Вы будете счастливы. Вы скажете
остальным, что я решил отвезти автомобиль в Нью-Йорк -- я не в силах
прощаться с Клейтоном. Я буду вспоминать его тепло, но боюсь, во мне слишком
много зверя, чтобы меня можно было долго оставлять вместе с тем, кто стал
между мною и единственным человеком во всем мире, который мне нужен.
телеграфный бланк. Он нагнулся, поднял его, думая, что кто-нибудь обронил
его нечаянно. Бросив беглый взгляд, он вдруг забыл и о своем плаще, и о
подходящем поезде, обо всем на свете, кроме этого маленького кусочка желтой
бумаги, который он держал в руке. Он дважды перечел, прежде чем схватил все
значение этого известия для самого себя.