полюсов сбило их с толку и не давало найти дорогу к родным гнездам. Комары,
пчелы, стрекозы и все прочие дневные насекомые в отчаянном смятении носились
в освещенной лунным светом траве. Подобно ночным наблюдателям на тех улицах,
которые они проезжали, природа ощущала приближение какого-то
сверхъестественного события и не могла оставаться безучастной.
почти ничем не отличались друг от друга в серо-синем свете ночи, она
уверенно выбрала путь к Убежищу, и они потащились вперед, увязая во влажной
почве и путаясь в густой траве. Понедельник насвистывал по дороге - с тем же
блаженным безразличием к мелодии, по поводу которого несколько часов назад
прошелся Миляга.
завидуя этой странной безмятежности.
что мы сможем туда попасть. Классно погуляем.
протяжении следующих ста ярдов, до тех пор пока звук, более настойчивый, чем
его свист, не заставил его замолчать.
траве, но так как ветер дул в противоположном направлении, то гул, исходящий
от этого скопления живых существ, они услышали только сейчас.
более очевидными. Хотя лунный свет не слишком глубоко проникал сквозь
листву, было ясно, что на каждой ветке каждого дерева вокруг Убежища -
вплоть до самого крохотного сучка - сидят, прижавшись друг к другу, птицы.
Их запах ударил им в ноздри; их крики - в уши.
просто задохнемся.
плотный, что через несколько шагов они отказались от попыток отмахнуться от
них и, неся трупы погибших на лбах и щеках и чувствуя, как в волосах у них
трепыхаются бесчисленные застрявшие создания, пустились бегом к цели своего
путешествия. Теперь стали попадаться птицы и в траве - очевидно, члены
нижней палаты парламента, которым не нашлось места на ветках. Вопящими
стаями они вылетали из-под ног бегущих, и их тревога передалась верхней
палате. Начался оглушительный подъем такого огромного числа птиц, что их
яростное неистовство вызвало настоящий листопад. Когда Юдит и Понедельник
достигли рощи, им пришлось бежать через двойной дождь: один - зеленый -
падал вниз, другой - покрытый перьями - вверх.
его были черны от насекомых) по направлению к двери. На пороге она замерла.
Внутри, неподалеку от края мозаики, горел небольшой костер.
костра. Его глаза, более привычные к виду существ в лохмотьях, первыми
обнаружили того, кто развел костер. Она шагнула в Убежище, уже зная, кто это
существо, хотя оно пока не поднимало головы. Да и как она могла этого не
знать? Уже трижды - один раз здесь, второй раз в Изорддеррексе и третий раз,
совсем недавно, в Башне Tabula Rasa - этот человек вторгался в ее жизнь
самым неожиданным образом, словно для того чтобы доказать свои собственные,
не так уж давно произнесенные слова о том, что судьбы их переплетены, потому
что они - два сапога пара.
направлению к бесформенной груде. Руки Дауда были скрещены у него на груди,
словно он предполагал скончаться на этом самом месте. Глаза его были
закрыты, но это была единственная часть его лица, к которой было применимо
это слово. Все остальное было обнажено до кости, и несмотря на свои
баснословные способности к выздоровлению, он так и не смог оправиться от
нанесенного Целестиной ущерба. И все же он дышал, хотя и слабо, а также
время от времени постанывал себе под нос, словно видя сны о праведной мести.
Ею чуть было не овладело искушение убить его во сне, чтобы здесь и сейчас
положить конец этой плачевной истории. Но ей было интересно узнать, как он
оказался здесь. Совершил ли он неудачную попытку возвращения в Изорддеррекс
или он ожидал кого-то, кто должен вернуться оттуда? Все могло обрести
значение в эти изменчивые времена, и хотя в ее нынешнем безжалостном
настроении она вполне могла его прикончить, он всегда был подручным в делах
более великих душ и, возможно, еще способен принести некоторую пользу в роли
вестника. Она опустилась перед ним на корточки и вновь произнесла его имя,
едва не заглушенное криками возвращающихся на крышу птиц. Он медленно открыл
глаза, и их блеск слился с влажным сверканием освежеванных черт.
Это была реплика из бульварной комедии, и несмотря на свое плачевное
состояние он произнес ее с посылом. - Я, конечно, выгляжу просто
непристойно. Не придвинешься ли ты ко мне поближе? Боюсь, во мне осталось не
слишком много громкости.
склонность к злу была безгранична, а осколки Оси, по-прежнему остававшиеся в
его теле, могли придать ему силу, достаточную для того, чтобы причинить ей
вред.
он. - А шепотом - в два раза больше.
верно? Обо мне, Сартори, Годольфине. А теперь даже и о Примирителе. Но одна
история тебе неизвестна.
истории я не знаю?
немногое драматическое напряжение, которое в ней имелось. Наконец он сказал:
Владыки Первого Доминиона.
чем она успела отпрянуть. Понедельник заметил нападение и ринулся на помощь,
но прежде чем он успел сокрушить Дауда, она остановила его и отослала
обратно к костру.
Не так ли? - Она пристально посмотрела на Дауда. - Не так ли? - повторила
она снова. - Ты не можешь позволить себе потерять меня. Я - последняя
зрительница, которая у тебя осталась, и ты об этом знаешь. Если ты не
расскажешь эту историю мне, ты уже не расскажешь ее никому. Во всяком
случае, по эту сторону Ада.
Имаджики. Он явился мне в пустыне.
своего скептицизма.
знаешь, я видел кое-какие намеки.
самом деле.
ты мне уже рассказывал, Дауд.
используя заклинания, которые Он прошептал мне, чтобы пересечь Ин Ово. И я
прочесал вдоль и поперек весь Лондон в поисках женщины, которая будет
благословенна между женами.
смотрела, как вешают преступников. Не знаю, почему я выбрал именно ее. Может
быть, потому, что она громко расхохоталась, когда приговоренный поцеловал
петлю, я я подумал, что в этой женщине нет ни грана сентиментальности, и она
не станет плакать и завывать, если ее заберут в другой Доминион. Она не была
красивой, даже тогда, но в ней была ясность, понимаешь? У некоторых актрис
она есть. У великих актрис. Лицо, которое может выразить крайнюю степень
чувства и при этом не потерять своей возвышенности. Возможно, я слегка
Корнев Павел
Шилова Юлия
Гуревич Георгий
Шилова Юлия
Посняков Андрей
Березин Федор