унижений его несчастного детства, им не приходилось петь и молиться на
улице, сгорая со стыда, когда вся душа, все существо рвалось к иной,
лучшей доле. Кто из всех этих людей, включая и его мать, смеет судить его,
не зная, какие нравственные, телесные и душевные муки он успел пережить?
Даже сейчас, мысленно переживая все это вновь, он так же остро чувствует
боль этих страданий. Хотя факты все против него и хотя нет человека,
который не считал бы его виновным, что-то в глубине его существа громко
протестует против этого, так что даже сам он порой удивляется. Но ведь вот
преподобный Мак-Миллан - такой справедливый, хороший и добросердечный
человек. Конечно, он лучше, чем сам Клайд, способен видеть и оценить все
происшедшее... Так временами твердое сознание своей невиновности сменялось
в нем мучительными сомнениями.
и не удастся ясно - раз и навсегда - понять все это?
вере такой чистой и любящей души, как преподобный Мак-Миллан, или во
всемогущем и всемилостивом боге, чьим посланцем он является. Что же
все-таки делать? Где взять слова для молитвы, проникновенной, чистой,
смиренной? И, следуя настояниям преподобного Данкена, увидевшего в
исповеди Клайда доказательство полного его обращения к богу, он снова
листает указанные ему страницы, читает и перечитывает уже хорошо знакомые
псалмы, надеясь, что они вдохновят его на раскаяние - залог покоя и
твердости духа, которых он так жаждет в эти долгие томительные часы. Но
вдохновение не приходит.
19.. года апелляционный суд в составе Кинкэйда, Бриггса, Трумэна и
Добшутера, рассмотрев дело (по докладу Дж.Фулхэма, резюмировавшего
материалы Белнепа и Джефсона), признал Клайда виновным и постановил
оставить в силе приговор суда присяжных округа Катараки и привести таковой
в исполнение в один из дней недели, начинающейся двадцать третьего
февраля, то есть через полтора месяца. В постановлении говорилось:
уликах, и единственный очевидец отрицает, что смерть явилась результатом
преступления. Но представитель обвинения в соответствии с самыми строгими
требованиями, предъявляемыми к этому виду обвинений, весьма тщательно и
умело собрал огромный материал в виде косвенных улик и показаний и
представил его суду на предмет правильного решения вопроса о виновности
подсудимого.
являются спорными ввиду недостаточности или противоречивости улик и что
некоторые обстоятельства допускают толкование в пользу подсудимого. Защита
весьма талантливо пыталась отстаивать эту точку зрения.
убедительное доказательство виновности, что мы не можем опровергнуть его
никаким логическим рассуждением и вынуждены заявить, что приговор не
только не находится в противоречии с данными следствия и суда и с теми
выводами, которые надлежит из них сделать, но, напротив, полностью
таковыми оправдывается. Решение низшей судебной инстанции единогласно
подтверждается".
чтобы в час официального объявления результатов апелляции быть с ним и
духовно поддержать его, ибо он был убежден, что лишь господь - постоянная
и вездесущая опора наша в тяжелую минуту - может дать Клайду силы
перенести этот удар. Но, к глубокому его облегчению, оказалось, что Клайд
еще ни о чем не подозревает, так как в подобных случаях решение объявляли
осужденным, только когда прибывало распоряжение о казни.
слова Матфея, Павла и Иоанна о бренности мира сего и об истинных радостях
будущего, Клайд должен был выслушать от своего друга известие о том, что
суд решил дело не в его пользу. Правда, Мак-Миллан тут же упомянул, что он
и еще ряд лиц, на которых он рассчитывал повлиять, обратятся с прошением к
губернатору штата, но это означало, что, если губернатор не захочет
вмешаться, через полтора месяца Клайд умрет. Но наконец эти страшные слова
были произнесены, и Мак-Миллан продолжал говорить о вере - о прибежище,
которое человек обретает в милосердии и мудрости божией, - а Клайд стоял
перед ним, выпрямившись, и взгляд его был твердым и мужественным, как
никогда за всю его короткую и бурную жизнь.
многие другие. И для меня опустят занавески перед камерами. И меня поведут
в старый Дом смерти и потом по узкому коридору назад, и я, как другие,
скажу что-нибудь на прощание, перед тем как войти. А потом и меня не
станет". Он словно перебирал в памяти все подробности процедуры -
подробности, которые так хорошо были ему знакомы, - только сейчас он
впервые переживал их, зная, что все это произойдет с ним самим. Сейчас,
уже выслушав роковое известие во всей его грозной и словно гипнотизирующей
силе, он не чувствовал себя подавленным и ослабевшим, как ожидал.
Напротив, к своему удивлению, он сосредоточенно и внешне спокойно
размышлял о том, как теперь поступать, что говорить.
конечно. Даже с радостью. Но все же...
шепчет:
обязанностям новый губернатор. Говорят, это очень умный и добрый человек.
У меня есть знакомые, которые хорошо знают его, и я рассчитываю
отправиться к нему лично, заручившись письмами от людей, которые его знают
и которые напишут на основании моих слов.
слушал.
тяжело. - И потом: - Наверно, они не согласились, что было неправильно
читать те письма полностью, да? А я надеялся, что согласятся.
ему сейчас больше всего хотелось не говорить, а обнять Клайда, приласкать
и утешить его. - Вашей матушке я уже телеграфировал. А что касается самого
решения, я сейчас же повидаюсь с вашими адвокатами. И потом, я уже сказал
вам, я сам поеду к губернатору. Он из новых людей, вот что важно.
34
Нью-Йорк, недели через три после того, как Мак-Миллан сообщил Клайду о
решении апелляционного суда. После многих предварительных и безуспешных
попыток Белнепа и Джефсона добиться замены смертной казни пожизненным
заключением (обычная просьба о помиловании, затем ссылка на неправильное
истолкование улик, на незаконность оглашения писем Роберты, что, однако,
ни к чему не привело, так как губернатор Уотхэм, бывший окружной прокурор
и судья из южной части штата, счел своим долгом ответить, что не видит
поводов к вмешательству) перед губернатором Уотхэмом предстала миссис
Грифитс в сопровождении преподобного Мак-Миллана. Губернатор согласился
наконец принять ее, отчасти ввиду широкого общественного интереса к делу
Клайда, а отчасти и потому, что движимая своей несокрушимой любовью мать,
узнав о решении апелляционного суда, снова поспешила в Оберн и с тех пор
настойчиво требовала в письмах и через печать, чтобы он заинтересовался
смягчающими обстоятельствами, связанными с падением ее сына, а потом стала
добиваться личного свидания с ним, желая изложить собственную точку зрения
на дело. Губернатор решил, что вреда от этого не будет. А матери, может
быть, станет легче. Изменчивое в своих настроениях общество, - какого бы
мнения оно ни придерживалось в том или ином случае, - если верить газетам,
склонно было считать Клайда виновным. Но миссис Грифитс после долгих
раздумий о Клайде и Роберте, обо всем, что вынес Клайд во время и после
суда, и, наконец, о том, что, по словам преподобного Мак-Миллана, он
полностью раскаялся в своем грехе и обратился к богу, - сейчас больше, чем
когда-либо, была убеждена, что по законам человечности и даже
справедливости ему должны хотя бы сохранить жизнь. И вот она стоит перед
губернатором, высоким, сдержанным и несколько угрюмым человеком, который
едва ли хоть раз в жизни ощущал на себе дыхание тех страстей, что палили
Клайда, но, как примерный отец и муж, готов был понять переживания миссис
Грифитс. Впрочем, сейчас он нервничал под бременем обязательств, которые
налагало на него, с одной стороны, уже сложившееся представление об
обстоятельствах дела, а с другой стороны - привычная и неискоренимая
приверженность к закону и порядку. Он внимательно прочитал и все
материалы, фигурировавшие в апелляционном суде, и последние документы,
представленные Белнепом и Джефсоном. Но на каком основании он, Дэвид:
Уотхэм, не имея перед собой никаких новых данных, - только попытку иного
истолкования уже рассмотренных улик, - рискнет заменить Клайду смертный
приговор пожизненным заключением? Ведь уже два суда постановили, что он
должен умереть!
всю историю жизни Клайда с самого начала, - какой он был хороший, никогда
не совершал дурных или жестоких поступков вплоть до этого случая (а здесь
и сама Роберта не без греха, не говоря уже о мисс X), - губернатор только
смотрел на нее с глубоким волнением. Как велика в ней сила материнской
любви! Как она страдает сейчас, как твердо верит, что ее сын не повинен в
злодеянии, в котором изобличают его факты, неопровержимые для него,
Уотхэма, и для всякого другого.