согретые солнцем доски. Вайс заметил новый рубец от раны на теле Зубова,
затянутый еще совсем тонкой, сморщенной, как пенка на молоке, кожей.
хрипло:
восстания, когда ихних боевиков уже почти всех перебили. Кругом горит,
люди с верхних этажей обмотают детей матрацами и, обняв, прыгают вниз. А
по ним снизу из автоматов...
Расшифровался, что русский. Был момент - не поверили, вызвали старика -
когда-то жил в России, - тот подтвердил. Таскал его за собой как
переводчика, пока не убили. Но он мне авторит создал - стали слушаться.
Набьем фашистов, а совсем маленькие ребята к трупам ползут - за оружием,
патронами. Я кричу: "Назад!" - не слушают. А ведь огонь, от камней осколки
летят. А они же совсем дети! - Потер лоб ладонью. - За нашей группой стали
из артиллерии охотиться. Плечо задело осколком. А я один у пулемета - и за
первого и за второго номера.
Увязался за мной помощник, шустрый такой мальчишка, ничего не боялся.
Только научил я его оружием владеть, как всё - подстрелили. Начал его
перевязывать. А он попольски объясняет: "Извините, говорит, вы не доктор,
вам стрелять надо". Отполз к краю крыши, чтоб мне его было не достать, и
там у желоба помер. Потом старуха с дочерью у меня за второго помера были.
Дочь - врач, ловко умела перевязывать, но когда в третий раз меня ранили,
их уже не было. Кто-то в подвал меня сволок, там я отлежался, выполз.
Работал из автомата - прикрывал, пока старики, женщины и дети в люке от
канализации скрывались. Их потом там дымовыми шашками немцы задушили.
сапоги обмотали тряпками, чтобы неслышно ступать, и, как найдет живого,
добивали.
воздерживался. Потом вконец устал, без памяти свалился.
ухаживали за мной, будто я самый лучший человек на земле. Понимаешь, такие
люди! Им самим там дышать нечем - воздуху нет. Знаешь, хлебом, водой
поделиться - это что, а вот когда дышать нечем... А тут такая здоровенная
дылда, как я, зубами от боли скрипит и последний воздух хлюпает. Уполз я
от них. Вижу - дети синеют, ну и уполз.
канализационного люка. Они, оказывается, беглецам решетку пропиливали, где
выход из туннеля на Вислу. Кое-кто спасся - те, кто не потонул. Ну, тут я,
очевидно, и скис. Как они меня оттуда уволокли, не знаю.
аккуратно сработал. Все получилось, но вроде как гестапо чего-то учуяло. Я
намекнул Бригитте: неплохо было бы в Берлин эвакуироваться, - ну, она
выхлопотала.
человеческими словами рассказать! - Посмотрел на озеро, добавил: - И моря
не хватит, чтобы такое смыть навечно из памяти. Так вот. - Встал и начал
одеваться. - Из Берлина туристские автобусы приезжали, специальная
остановка возле варшавского гетто. Гид пояснения публике давал, брюхоногие
развлекались, как в цирке. Может, из здешних вилл жители.
спасательными отрядами из немцев, но главным образом - заключенными.
понимаешь, постановление вынесли. Один подлец мне об этом донес. Ну, я,
конечно, разволновался: от своих смерть принять - это же ни к чему. А поом
решение принял: пристрелил под каким-то предлогом при всех заключенных
этого гада во время спасалки, но чтобы все поняли, что к чему. Как шлепнул
- сказал: "Это был весьма хорошего языка человек". Ну, видимо, они сами на
этого подлеца уже глаза щурили. Спустя день старшина подходит и
спрашивает: "Герр комиссар, вы застрелили нашего товарища - он хотел
сделать вам плохое?" - "Не мне, а вам", - это я так ему сказал. Поглядели
мы в глаза друг другу и разошлись. Выходит, отменили они после этого свое
решение: много было возможностей пришибить меня, а не использовали.
расстрелял на месте - за мной все права на это. А некоторых заношу в
списки погибших при бомбежке или во время завалов. Бухгалтерия у меня на
такие дела чистенькая. - Сказал завистливо: - Чувствую по всему: у них
партийная и другая организация имеются, они решают, кому и когда бежать.
Живут коллективом. А я для них вроде как пешка - не человек, одна фигура.
рухнувшего бомбоубежища выносят, смотреть невозможно: будто они их
собственые, эти ребятишки. - Вздохнул: - Вот, значит, какая конструкция
души у советских! И кто скажет, слабина в этом или сила...
в этот ранний час. Кельнер, не спрашивая о заказе, принес кофе, булочки,
искусственный мед и крохотные, величиной в десятипфенниговую монету,
порции натурального масла.
отсветах, будто налитое кровью небо, спросил сердито:
промышленность не только не снизила выпуск продукции, но, наоборот,
постоянно его увеличивает и кульминационная точка производства самолетов
приходится как раз на время самых сильных бомбежек? И все это вооружение
гонится против нас.
с целью терроризировать его и вызвать панику, - продолжил его мысль Вайс.
сказал Зубов. - Недавно репрессировали более трехсот тысяч человек. И,
понимаешь, вчера ночью я видел, как на молочных цистернах фирмы "Болле" и
автомашинах берлинской пожарной охраны вывозили на Восточный фронт
стационарные батареи, входящие в систему ПВО Берлина. А раньше туда
отправили много зенитных железнодорожных установок. Я уж не говорю об
эскадрильях ночных истребителей, снятых с берлинской ПВО для той же цели.
Выходит, союзники должны сказать гитлеровцам: "Мерси, услуга немалая". -
Поморщился, словно от зубной боли. - Похабная эта стратегия, вот что я
тебе скажу! Вместо того чтобы сломать хребет военной промышленности
Германии, бьют вкупе с гестаповцами гражданское население. Союзники
усиливают воздушный террор, а гестаповцы - полицейский. И немцу от всего
этого податься некуда, разве только на фронт. Всех и сметают подчистую
тоталкой. И тоже на Восточный фронт гонят. - Сказал со злостью: - Был я
тут на одном военном заводишке, смотрел. Вкалывают немцы, отбывающие
трудовую повинность, по двенадцать часов в сутки. Началась воздушная
тревога - работают. Вот, думаю, народ! А что оказалось? Бомбоубежища нет,
а кто оставит станок - саботажник, ему прямой путь в концлагерь. В
заводских зонах дежурят не зенитчики, а наряды гестапо. Вот и вся
механика. Самые же крупные военные заводы находятся за пределами городов,
и союзники их не бомбят - не та мишень. - Помолчал. Вздохнул: - Занимаюсь
кое-чем в свободное от спасательных работ время.
высокого начальства воруем взрывчатку, ну и используем по назначению.
Воспитываю, конечно, чтобы без излишней самодеятельности. Недавно одного
агента из вашего "штаба Вали" пришибли.
прибудет в Берлин на поезде, с одним сопровождающим. Встретили обоих с
почетом, на машине. Повезли. Как всегда, бомбежка. Ну, и остановились у
бомбоубежища, которое я по особому заказу построил, но клиенту еще не
сдал. Ну, входит. Допросили. Приговорили. Все по закону, как полагается. -
Зубов поднял глаза, спросил: - А ты, значит, без передышки, все время
немец? - Покачал головой. - Я бы не смог. Душа присохла бы. Железный ты,