Чтение 191–й страницы книги ~Горение~

Дзержинскому. - Если б своих выставлял, а то всем вдовам по серьгам, не
чванится... Да, тупые-то вы тупые, но ваши б фермеры не стали, как наши,
помещичьи усадьбы жечь.

- Стали бы, - убежденно возразил Дзержинский.

- Оттого, что национальный характер у нас такой - что не так, сразу
кровь пускать и дом палить?

- Нет. Дело не в национальном характере, а в социальных условиях. Что
могло помочь крестьянину в его варварской, немыслимой нужде? Образование.
А что для этого сделано царем? На сто человек десять грамотных, как же
можно урожай собрать, если о б ы ч а й правит мужиком, а не наука?! А
инициатива? Ведь деревня отдана исправникам, старостам, стражникам,
становым! На каждого мужика сорок тысяч пиявок, право слово! Кредит? Черта
с два! Кулак правит на селе, дает ссуду под такой процент, что и Шейлоку
не снился! А сколько у мужика земли?

Десятина? Две? Треть у царя, остальное у помещика, а он арендную плату
взвинтил до того, что земля стоит пустая, а крестьянину, голодному,
босому, это видеть невмоготу! Он миром просил у помещика - тот ему
отказал, под свист пуль отказал.

Вот и начали жечь! И не с тупого и слепого зла, нет, Кирилл Прокопьевич!

Нам известно, что в мужицких комитетах стали говорить: "Коли не пожжем
усадьбы, дадим кров казакам да солдатам, а так они придут, а жить под
открытым небом, а под открытым небом долго не протянешь".

- Но сколько денег зазря пропадет?! Сколько добра, Феликс Эдмундович!

Усадьбы - это ведь с р е д с т в а!

- А мужик отвечает: "Ноне стена на стену встала, кто повалит, тот и
победитель, и грошей считать нечего! Коли мы победим - таких апосля
хоромов настроим, какие барам не снились, и не для их эти хоромы будут, а
для наших детей!"

Попробуйте возразите! Отправляйтесь в бунтующие уезды - искать далеко
не надо, в Псков поезжайте, в Новгород, в Курск, в Эстляндию, в Люблин -
постарайтесь с мужиком найти общий язык, обратитесь к нему со своей
программой! Я посмотрю, что из этого станется!

- А вы сможете? - хмуро спросил Николаев. - Вы с ними поладите?

- Поладим. Потому что мы требуем справедливого, Кирилл Прокопьевич!

- То есть?

- Равенство, отмена частной собственности на средства производства,
национализация.

- А кто мне тогда шпалы будет поставлять?! У меня и так все сроки
срываются, оттого что не могу шпал дождаться, казенных начальников тьма, а
отвечать некому.

А коли национализируете все? Тогда уж и вовсе никто не ответит. "Наше"
- значит ничье, Феликс Эдмундович.

- Ну, а коли "наше" - сиречь государственное?

- Да разве можно на нашей хляби построить государство, коим управляет
сообщество думающих?! Разве без кнута можно в России? Разве добром да
уговором нашего брата прошибешь? Согласен, во тьме живем. Согласен, живем
плохо, но в сказки ваши Марксовы не верю.

- Хи из прагматик, - вставил Джон Иванович. - Верит только тому, что
есть...

- Вы что больше всего на свете любите, Кирилл Прокопьевич?

- Водку, - усмехнулся тот.

- Больше всего на свете вы любите строить свои железные дороги, Кирилл
Прокопьевич. Но чтобы их строить, вам приходится хитрить, устраивать
банкеты, выпрашивать кредиты, льстить одним, подмасливать других - разве
нет? Лишь демократическая республика позволит вам творить по-настоящему.

- Джон Иванович, давай штоф, - сказал Николаев. - Дзержинский меня
разбередил.

- Не надо, Кирилл Прокопьевич, вам еще со мной придется помучиться...

- Я уж намучился... Свободы вам мало, бюджет для народа плохой, царь
мне конкурент... Прав Джон Иванович, прав: дайте хоть на том закрепиться,
что с такой кровью получили. Разве можно из деспотии да в республику? На
Западе вон сколько лет к свободе готовились!

- Неверно. Или есть свобода, или нет ее вовсе, - мы на этой точке
зрения стоим.

- Это Ленин говорит.

- Правильно говорит Ленин.

- Утопии он проповедует. Я работать хочу, а мне руки вяжут! Я надеюсь,
понимаете, Феликс Эдмундович, я истинно, верующе надеюсь! Не забирайте
моей веры, не надо, не отдам. Вы затвердили себе: "Нет свободы, нет прав,
нет гарантий". Не надо бы так, Феликс Эдмундович. Вспомните, как мы первый
раз встретились, вспомните! Вы ведь тогда бесправным были, и мне это
о-очень не нравилось, нечестно это было и низко: бомб у человека нет,
револьвера тоже -
пошто за книжку Маркса сажать в острог?! Но сейчас... Спокойно
разъезжаете, не таитесь, как равный с равными живете...

Дзержинский поднялся, отошел к окну, поманил Николаева.

- Это кто? - спросил он, когда Николаев стал рядом. - В сереньких
пальто?

Инженеры? Артисты балета? Филеры это! Они за кем следят? За вами? Или
за Джоном Ивановичем? Они за мной следят, Кирилл Прокопьевич, они меня на
вокзале ждали, а вы меня от ареста спасли - во второй уже раз. И в третий
должны будете.

Как, вывезете меня из свободного, демократического Петербурга в
Финляндию, а?

Или не станете?

Есин оказался человеком невероятно резким в движениях, маленького
роста, очень худой, без шеи, с огромной головою, посаженной прямо на
туловище. Одет он был кричаще: длинный пиджак с покатыми, по последней
моде, плечами - никакой ваты; брюки до того заужены, что прямо хоть на
сцену, танцевать лебедя; ботинки остроносы, непонятно, как в мысках
умещались пальцы, чисто китайскую ступню надобно иметь. Большой человек не
человек; настоящий, то есть живучий, должен быть маленьким, ему тогда на
свете у м е с т и т ь с я легче, меньше неудобств окружающим доставит.

...Глазов не перебивал Есина, слушал молча, доброжелательно, полагая,
что сможет до конца понять собеседника: когда человек с о л и р у е т, он
куда как больше выявляется, он ведь сам за собою идет, без чьей-либо
помощи; не зря ведь актеры так монолог чтут - выигрышен.

- Слежу, что у вас творится, - жарко продолжал Есин, - и только диву
даюсь:

шумим, братцы, шумим! А как стояла единая и неделимая, так и будет
стоять -
никуда не сдвинется, ничто не изменится! Я вам скажу, господин Трумэн,
вот что:

и американский фермер и русский мужик одним миром мазаны, дурни
дурнями, только американского отдрессировали, а наш еще темный - вот и вся
разница. И тому и другому власть нужна, как же без власти?! Я бы на месте
царя подкинул земли мужику, помог плугами, пусть банк пошевелится, вы
необоротистые, а потом надобно поднять размер подати и понизить закупочные
цены на хлеб - чистый бизнес.

Почему вы медлите? Чего царь боится, солдаты ведь ему принимают
присягу?!

"Ишь как распоряжается, - подумал Глазов, - тебя бы, канашечку, в
Россию вернуть, ты бы там посоветовал!"

- Я вам скажу, господин Груман, что в моем бизнесе - он, конечно, не
очень велик, я стою сорок тысяч долларов, - все решает сметка: смикитил
вовремя, кредит взял, деньги вложил - и считай прибыль!

- Бизнес ваш каков? - спросил Глазов.

- Разный...

- Это как понять?

- Купля-продажа, - по-прежнему уклоняясь, ответил Есин, словно бы
смущался чего-то. - Посредничаю, господин Груман, посредничаю. Там без
этого нельзя.

Русские всегда хотят сами - во всем и везде сами, и чтоб другому
перепоручить - никогда!

- Давно изволили уехать из России?

- С родителями. Отец старовер, молиться дома не позволяли - уехал, ну и
мы за ним... Я за русскими газетами слежу, всю торгово-рекламную полосу
прочитываю, жду, когда и у вас посредники появятся, мы бы тогда огромные
дела начали проворачивать, огромные!

- Для огромных дел миллионы потребны, а у вас всего сорок тысяч...

- Ну и что? Консул поможет, у нас все на взаимности - он мне, я - ему,
и потом, деньги тут не столь важны, господин Груман, тут главное убаюкать
партнера.

Я вот раз взялся продать партию галстуков, надо мной все смеялись,
говорили, что погорю, фасон из моды вышел, а я на этом деле заколотил
десять тысяч!

Мысль моя работала так: поскольку галстуки прошлогодние и уступили их
мне поэтому за две тысячи, а не за семь, в Нью-Йорке их никому не всучишь:
пуэрториканцы носят платочки из шелка, евреи - шарфы, негры ничего не
носят, американцы начали следить за парижской модой. Но ведь есть
провинция! Как к ней подкрасться?

Очень просто. В обычную провинцию - а это почти вся Америка - надо
пролезть через самую захолустную провинцию. А какая самая захолустная
провинция? Прерии.

Кто там живет? Пастухи. Их называют ковбои. А что любят ковбои? Песни и