которую она уже перестала обращать внимание, робко взяла ее за руку и
прошептала:
данно оказанное ей доверие вызвало у Аннеты улыбку, она смягчилась,
присмотрелась к девочке повнимательней и прочитала в ее глазах немую
мольбу. И тут, вся во власти нелепого порыва, какие были ей свойственны,
она мгновенно почувствовала себя наседкой и распустила крылья. Это про-
должалось всего одно мгновение. Но именно в это мгновение вошел Тимон.
Он сразу все понял и шутливо-равнодушным тоном сказал Аннете:
открытой дверцей автомобиля. Эта девочка, которая, не зная ее, довери-
лась ей, взывала о помощи... Аннета села в автомобиль.
заслонял своей грузной фигурой. Женщины сидели в глубине. Они не разго-
варивали между собой. Сама того не замечая, девочка судорожно вцепилась
руками в платье Аннеты. Внезапно Тимон вспомнил, что ему надо отправить
телеграмму, и приказал шоферу остановиться у почтовой конторы. Аннета
воспользовалась этой минутой, чтобы вырвать у своей спутницы кое-какие,
хотя бы отрывочные объяснения. Девочка была итальянка, из рабочей семьи,
иммигрировавшей из центральной Италии, из Анконы. В кондитерской ее уви-
дел агент по торговле живым товаром. Он внушил ей, что она может полу-
чить приз на конкурсе красоты, - такие конкурсы часто организуют крупные
торговцы, короли живого товара. Приза она не получила, но ее компенсиро-
вали ангажементом в мюзик-холл, откуда ей захотелось удрать в первый же
вечер, когда ей пришлось впервые выйти на эстраду голой и почувствовать
на себе плотоядные взгляды всего зрительного зала. Но, вместо того чтобы
бежать, она впала в оцепенение, похожее на паралич; ничто не действовало
на нее - ни хохот, ни грубость ее manager'а [116]. Эта смуглянка, кото-
рая стояла, как истукан, на эстраде, свесив голову набок, прижав руки к
бедрам, вызывала у зрителей веселый смех - и только, но взгляд Тимона
остановился на ней. И Тимон выбрал себе жертву. В течение нескольких не-
дель ее уговаривали, дрессировали, наряжали в специальном заведении, ко-
торое называлось мастерской мод, и в условленный день доставили покупа-
телю. Девочке рассказывали о Тимоне с каким-то, особенно таинственным
видом, и это одно приводило ее в трепет. А внешность людоеда ее просто
убила. Конечно, она не могла не знать, на что шла. Да и не следует преу-
величивать ее невинность. Если, предлагая себя в жертву, она не знала в
точности, как именно все произойдет, то, во всяком случае она была к
жертве готова. Лишь бы вырваться из нищеты! Эта новая Ифигения прекрасно
знала, что платить придется. Но ее воображение, воображение крестьяноч-
ки, не подсказывало ей, кому именно придется платить. С испуга (тут же
не рассуждают!) она бросилась под защиту к первой встречной. Это было
нелепо - ведь она совсем не знала Аннету. Но затравленные животные
чутьем улавливают малейшую крупицу жалости... Все это было легче уга-
дать, чем понять: девочка говорила быстро и бессвязно, мешая французские
слова с итальянскими. Аннета отвечала ей на ее родном итальянском языке
и этим окончательно завоевала ее доверие. На нее как бы пахнуло родной
Адриатикой. Она целовала ладони Аннеты:
santissime della Madonna!... [117]
и обнесенный оградой, тянувшейся на несколько километров. Название мест-
ности узнать было невозможно. Во Франции и за границей у Тимона было
несколько таких мест, куда он приезжал охотиться и развлекаться. Прибыв-
ших тотчас встретили и окружили молчаливые слуги. Женщин отвели в пред-
назначенные для них отдельные апартаменты, где они смогли привести себя
в порядок, потом за ними пришли и почтительно проводили в гостиную ниж-
него этажа, где был накрыт ужин. За круглым столом разместилось человек
двадцать гостей - мужчин и женщин - разных национальностей. Никто не
знакомил их между собой. Мужчины друг друга знали. А что касается жен-
щин, то ведь не важно, знают ли они присутствующих, и знают ли при-
сутствующие их. Каждый знал свою даму. Аннета припомнила имена трех или
четырех человек со строгими лицами: она встречала их в кабинете Тимона.
Разумеется, они тоже узнали и были немало удивлены, увидев ее здесь. Они
не знали, в каких именно отношениях она с Тимоном, и на всякий случай
были почтительны, хотя и довольно неловки. Аннета принимала знаки внима-
ния как должное, а неловких ставила на место. Она умела придать себе
безразличное, чуть-чуть надменное выражение и делать вид, что не слышит.
А глаза ее между тем не теряли времени даром. Они изучали физиономии и
старались угадать, как сложилась та или иная жизнь. Аннета вспоминала,
что говорил об этих людях Тимон, как он набрасывал их портреты, и мыс-
ленно составляла каталог. Она узнала старика с морщинами на голом чере-
пе. Казалось, он смеется и наблюдает за окружающими не только маленькими
своими глазками с воспаленными веками, но и всеми складками кожи. Худой,
сгорбленный, зябкий, он был похож на мелкого буржуа на покое. Это был
один из королей американской металлургии. А вот другой: буржуа, крупный
буржуа, типичный француз, натянутый, чопорный, с повадками нотариуса или
майора в отставке - владелец металлургического завода, депутат...
тельной улыбкой и стальными глазами. При первом же взгляде эти глаза об-
менялись с глазами Аннеты веселым товарищеским приветствием. Какой он
национальности? Он говорил на всех языках с ирландским акцентом; лицо
открытое, мужественное, приятное... По одному намеку Тимона Аннета узна-
ла в нем пресловутого агента "Интеллидженс сервис", который появлялся на
Востоке то в одном обличье, то в другом и либо создавал там государства,
либо разрушал их... Среди этой почтенной компании не было недостатка и в
других агентах. Иные носили звучные имена: например, один аристократ с
узким и длинным черепом, высокомерный, учтивый, рассеянный, с прекрасны-
ми манерами; другие были менее высокого полета, но от них исходил запах
доллара. На недавней конференции по разоружению в Женеве один из них
обильно оросил долларами газеты, занимающиеся сеянием тревоги: амери-
канское адмиралтейство поручало им содействовать проведению программы
строительства военноморского флота. Низкорослый толстячок, брызжущий юж-
ной словоохотливостью и пропахший чесноком с гвоздикой, сочетал в себе
Дон Кихота и Санчо Пансу. Он рассыпался перед Аннетой в комплиментах,
уверял ее в своей преданности, сжимал ей руки своими потными руками,
громко чмокал ее в ладони своими толстыми губами, лебезил перед ней и
высокопарно, восторженно, чуть не со слезами на глазах, отзывался о Ти-
моне. Эротика была у него перемешана с мистикой, Аннета знала его: шан-
тажист, газетный жулик... Трудно было сказать, в какую именно минуту
подлость уступала в нем место искренности - он и сам этого не знал. В
силу какого-то неведомого божественного закона добродушие и мерзость со-
четались в нем навеки, и распутать их сможет, пожалуй, лишь Страшный
суд. А пока что здешяим хозяевам, которые соперничали друг с другом, бы-
ло выгодно использовать его таланты; во всяком случае опасно было от них
отказываться... Все общество в целом не внушало особого доверия. Но
развлечения, подобные сегодняшнему, были для него "миром божьим". Мужчи-
не нужны передышки, ему нужно наслаждаться обществом других мужчин, хотя
бы и врагов, делить с ними любовные похождения и подвиги. В конце концов
разве смысл их существования не в соперничестве?
столом, начать рассматривать друг друга поверх тарелок и обнаженных
женских плеч, не пренебрегая, однако, содержимым платьев и тарелок (за
исключением американского металлургического короля: он страдал несваре-
нием желудка - вино и женщины для него, по-видимому, не существовали: он
строго придерживался диеты, посасывал яйцо всмятку и запивал минеральной
водой).
тересует. Между ними были красивые и некрасивые, но все до одной отлича-
лись изысканностью, не все были молоды, но каждая могла возбудить аппе-
тит. Одни принадлежали к миру театра, другие - к миру литературы. Не все
были продажны по профессии, но все имели к ней призвание. Юная послушни-
ца из Анконы была за столом свежей ягодкой. Присутствие Аннеты вызывало
удивление. Да и Тимон, казалось, испытывал неловкость; он уже начинал
жалеть, что привез ее.
собственного достоинства, она приняла на себя за столом роль хозяйки.
Можно было подумать, что это ее дом. И Тимон не мешал ей. Она сидела
против него; рядом с ней по одну сторону сидел старый морщинистый госпо-
дин, поглощенный заботой о своем здоровье, рассказывал ей о внучатах, о
благотворительных обществах, о детских яслях, - этакий Венсан де Поль, а
по другую - тот красивый малый. Он без стеснения шептал ей прямо в ухо,
что этот добрый старик - сущий крокодил, и весело рассказывал историю с
переодеванием, которая произошла с ним не то у арабов, не то в Индии;
он, видимо, был тонкий знаток нарядов и косметики. Соседи не мешали Ан-
нете наблюдать за остальными гостями; она незаметно руководила и разго-
вором и слугами. Слуги живо смекнули, что за приказаниями надо обра-
щаться к ней и что она будет отдавать их молча, взглядом. Но еще удиви-
тельнее было то, что гости приняли заданный ею тон, хотя никто бы не по-
думал, что это она его задала. Чтобы придать собранию строгую, академи-
ческую корректность, не хватало только музыки. Но Аннета была женщина
хорошей галльской закваски: она признавала законные права такого вольно-
Каменистый Артем
Шилова Юлия
Шилова Юлия
Буркатовский Сергей
Посняков Андрей
Глуховский Дмитрий