Чтение 193–й страницы книги ~Граф Монте-Кристо~

роля, который в настоящее время царствует, или за его величество импера-
тора".

"Я роялист, - отвечал генерал, - я присягал Людовику Восемнадцатому,
и я останусь верен своей присяге".

Эти слова вызвали общий ропот, и по лицам большинства членов клуба
было видно, что они хотели бы заставить господина д'Эпине раскаяться в
его необдуманном заявлении. Президент снова встал и водворил тишину.

"Сударь, - сказал он ему, - вы слишком серьезный и слишком рассуди-
тельный человек, чтобы не давать себе отчета в последствиях того положе-
ния, в котором мы с вами очутились, и самая ваша откровенность подсказы-
вает нам те условия, которые мы должны вам поставить: вы поклянетесь
честью никому ничего не сообщать из того, что вы здесь слышали".

Генерал схватился за эфес своей шпаги и воскликнул: "Если уж говорить
о чести, то прежде всего не преступайте ее законов и ничего силой не на-
вязывайте!"

"А вы, сударь, - продолжал президент со спокойствием, едва ли не бо-
лее грозным, чем гнев генерала, - советую вам, оставьте в покое вашу
шпагу".

Генерал обвел присутствующих взглядом, в котором выразилось некоторое
беспокойство. Все же он не сдавался; напротив, он собрал все свое му-
жество.

"Я не дам вам такой клятвы", - сказал он.

"В таком случае, сударь, - спокойно ответил президент, - вам придется
умереть".

Господин д'Эпине сильно побледнел; он еще раз окинул взглядом окружа-
ющих; некоторые члены клуба перешептывались и искали под своими плащами
оружие.

"Генерал, - сказал президент, - не беспокойтесь; вы находитесь среди
людей чести, которые испробуют все средства убедить вас, прежде чем при-
бегнуть к крайности; но с другой стороны, вы сами это сказали, вы нахо-
дитесь среди заговорщиков; у вас в руках наша тайна, и вы должны нам ее
возвратить".

Многозначительное молчание последовало за этими словами; генерал ни-
чего не ответил.

"Заприте двери", - сказал тогда президент.

Мертвое молчание продолжалось и после этих слов.

Тогда генерал выступил вперед и, делая над собой страшное усилие,
сказал:

"У меня есть сын. Находясь среди убийц, я обязан подумать о нем".

"Генерал, - ответил с достоинством председатель собрания, - один че-
ловек всегда может безнаказанно оскорбить пятьдесят; это привилегия сла-
бости. Но он напрасно пользуется этим правом. Советую вам, генерал, пок-
лянитесь и не оскорбляйте нас".

Генерал, снова укрощенный превосходством председателя собрания, мину-
ту колебался, наконец, подойдя к столу президента, он спросил:

"Какова формула клятвы?"

"Вот она:

"Клянусь честью некогда но открывать кому бы то ни было то, что я ви-
дел и слышал пятого февраля тысяча восемьсот пятнадцатого года, между
девятью и десятью часами вечера, и заявляю, что заслуживаю смерти, если
нарушу эту клятву".

Генерала, видимо, охватила нервная дрожь, которая в течение нес-
кольких секунд мешала ему что-либо ответить; наконец, превозмогая явное
отвращение, он произнес требуемую клятву, по так тихо, что его с трудом
можно было расслышать; поэтому некоторые из членов потребовали, чтобы он
повторил ее, более громко и отчетливо, что и было исполнено.

"Теперь я хотел бы удалиться, - сказал генерал, - свободен ли я нако-
нец?"

Президент встал, выбрал трех членов собрания, которые должны были ему
сопутствовать, и сел с генералом в карету, предварительно завязав ему
глаза. В числе этих трех членов находился и тот, который исполнял роль
кучера.

Остальные члены клуба молча разошлись.

"Куда вам угодно, чтобы мы отвезли вас?" - спросил президент.

"Куда хотите, лишь бы я был избавлен от вашего присутствия", - отве-
тил господин д'Эпине.

"Сударь, - сказал на это президент, - берегитесь, вы больше не в соб-
рании, вы теперь имеете дело с отдельными людьми; не оскорбляйте их, ес-
ли по желаете, чтобы вас заставили отвечать за оскорбление".

Но вместо того чтобы попять эти слова, господин д'Эпине ответил:

"В своей карете вы так же храбры, как и у себя в клубе, по той причи-
не, сударь, что четверо всегда сильнее одного".

Президент приказал остановить карсту.

Они находились как раз в том месте набережной Орм, где есть лестница,
ведущая вниз к реке.

"Почему вы здесь остановились?" - спросил господин д'Эпине.

"Потому, сударь, - сказал президент, - что вы оскорбили человека, и
этот человек не желает сделать ни шагу дальше, не потребовав у вас за-
конного удовлетворения".

"Еще один способ убийства", - сказал, пожимая плечами, генерал.

"Потише, сударь, - отвечал президент, - если вы не желаете, чтобы я
счел вас самого одним из тех людей, о которых вы только что говорили, то
ость трусом, делающим себе щит из собственной слабости. Вы один, и один
будет биться с вами; вы при шпаге, у меня в трости тоже есть шпага; у
вас нет секунданта, - один из этих господ будет вашим секундантом. Те-
перь, если вам угодно, вы можете спять повязку".

Генерал немедленно сорвал платок с глаз.

"Наконец-то я узнаю, с кем имею дело", - сказал он.

Дверца кареты открылась; все четверо вышли..."

Франц снова прервал чтение. Он вытер холодный пот, выступивший у него
на лбу; страшно было видеть, как бледный и дрожащий сын читает вслух не-
известные доныне подробности смерти своего отца.

Валентина сложила руки, словно молясь.

Нуартье смотрел на Вильфора с непередаваемым выражением гордости и
презрения.

Франц продолжал:

- "Это было, как уже сказано, пятого февраля. В последние дни стоял
мороз градусов в пять-шесть, лестница вся обледенела; генерал был высок
и тучен, и президент, спускаясь к реке, предоставил ему ту сторону лест-
ницы, где были перила.

Оба секунданта следовали за ним.

Было совсем темно, пространство между лестницей и рекой было мокрое
от снега и инея, и перед ними текла река, черная, глубокая, кое-где пок-
рытая плывущими льдинами.

Один из секундантов сходил за фонарем на угольную барку, и при свете
этого фонаря осмотрели оружие.

Шпага президента, обыкновенный клинок, какие носят в тросточке, была
на пять дюймов короче шпаги его противника и без чашки.

Генерал д'Эпине предложил раздать шпаги по жребию; но президент отве-
тил, что это он вызвал его и, делая вызов, имел в виду, что каждый будет
действовать своим оружием.

Секунданты не хотели с этим соглашаться; президент заставил их замол-
чать.

Фонарь поставили на землю; противники стали по обе его стороны; пое-
динок начался.

В свете фонаря шпаги казались двумя молниями. Люди же были едва вид-
ны, настолько было темно.

Генерал считался одним из лучших фехтовальщиков во всей армии. Но он
сразу же встретил такой натиск, что отступил; отступая, он упал.

Секунданты думали, что он убит; но его противник, зная, что не ранил
его, подал ему руку, чтобы помочь подняться. Это обстоятельство, вместо
того чтобы успокоить генерала, еще больше раздражило его, и он в свою
очередь бросился на противника.

Но его противник не отступал ни на шаг и парировал его выпады. Трижды
генерал отступал и трижды снова пытался атаковать.

На третий раз он снова упал.

Все думали, что он опять поскользнулся; однако, видя, что он не вста-
ет, секунданты подошли к нему и пытались поставить его на ноги; но тот,
кто подхватил его, почувствовал под рукой что-то теплое и мокрое.

Это была кровь.

Генерал, впавший в полуобморочное состояние, пришел в себя.

"А, - сказал он, - против меня выпустили наемного убийцу, какого-ни-
будь полкового учителя фехтования?"

Президент, ничего ему не ответив, подошел к тому из секундантов, ко-
торый держал фонарь, и, засучив рукав, показал на своей руке две сквоз-
ных раны; затем, распахнув фрак и расстегнув жилет, обнажил бок, в кото-
ром также зияла рана.

А между тем он не испустил даже вздоха.

У генерала д'Эпине началась агония, и через пять минут он умер..."

Франц прочел эти последние слова таким глухим голосом, что их едва
можно было расслышать; потом он умолк и провел рукой по глазам, точно
сгоняя с них туман.

Но после минутного молчания он продолжал:

- "Президент вложил шпагу в тросточку и вновь поднялся по лестнице;
кровавый след на снегу отмечал его путь. Не успел он еще дойти до верха
лестницы, как услышал глухой всплеск воды: это секунданты бросили в реку
тело генерала, удостоверившись в его смерти.

Таким образом, генерал пал в честном поединке, а не в западне, как
могли бы уверять.

В удостоверение чего мы подписали настоящий протокол, дабы установить