Аннета встала, оделась, позвонила, отдала распоряжение, затем разбудила
свою спутницу, которая не могла оторвать голову от подушки:
дверей, их ждал мощный автомобиль Тимона. Аннета распоряжалась и
действовала, как хозяйка. И потому ли, что тон у нее был внушительный,
или скорее всего потому, что Тимон сам так наказал, но ей подчинялись,
как если бы она и в самом деле была хозяйкой. Девочка, еще не оправивша-
яся от ночных треволнений и выпитого вина, почти тотчас заснула; Аннета
поудобней положила ее голову на подушки, а сама в полудремоте смотрела
усталыми глазами, как пред нею, точно в кино, развертывалась белая доро-
га, мелькали изгороди, поля, города, облака дыма - и битвы ее жизни. В
Париже она доставила свою, наконец проснувшуюся подопечную к ней в дом,
а затем поехала к себе отдохнуть, - она вполне заслужила этот отдых.
во рту проступала одна-единственная, ясно осознанная мысль: "С Тимоном
кончено!.." И тем не менее она ничуть не была удивлена, когда к вечеру,
уснув, наконец, спокойно, была разбужена звонком. Она не стала гадать,
кто бы это мог прийти. Но, отворив дверь, сочла вполне естественным по-
явление могучей фигуры Тимона. Они не обменялись приветствиями. Аннета
показала движением руки: "Войдите", - и прошла вперед. Он последовал за
ней - боком, потому что коридор был узкий. Она быстро привела в порядок
постель. Но ни разу не взглянула на себя в зеркало. Она лишь запахнула
халат, указала Тимону на стул, а сама молча села в кресло у окна: она
ждала. Ничто в лице Тимона не выдавало его намерений. Он был мрачен и
хмур. Он знал, что ему надо сказать, что он хочет сказать. Он не соби-
рался приносить извинения. Но когда он увидел эти строгие глаза и разби-
тый рот, он забыл все, с чем пришел. Он видел только этот рот. И неуклю-
же, просто чтобы хоть что-нибудь сказать, он спросил, как она себя
чувствует. Она ответила холодно:
он все еще не мог оторвать взгляд от ее рта, она проговорила:
Аннета.
но... Если бы я мог заменить его одним из моих собачьих зубов!..
ленным. Просить прощения или прощать - все это не имеет хождения на бир-
же, это потерянное время. Тимон счел бы более естественным, если бы Ан-
нета, в свою очередь, выбила ему зуб. Заметив его колебания, она сказа-
ла:
нужно! И я предпочитаю сказать вам заранее, что это ничего не изменило
бы в моем решении.
но сжимавшимся кулакам видно было, какая в нем происходит борьба. Нако-
нец он сказал:
снова задвигались. Аннете он на мгновение представился Ассурбанипалом, и
она увидела, как он разламывает ей хребет своей тяжелой пятой...) Но
все-таки, если бы я тебя спросил...
его, что заговорить в такой момент о деньгах, значит наверняка привести
дело к разрыву. Он сказал - и сам был удивлен, услышав эти слова:
с минуту смотрел, как она покачивает босой ногой, наполовину высунувшей-
ся из комнатной туфли. И внезапно нагнулся, схватил эту босую ногу и
приник к ней своими толстыми губами.
ние. Резко, гневно отдернула она ногу от морды, которая позволила себе,
пусть почтительно, но завладеть ею, и при этом сильно ударила Тимона по
губе. Она была в ярости. Он тоже. Он прорычал:
поборол. Склонив свою огромную побежденную голову, он проговорил:
Теперь уже она попирала бритую голову негритянского царька. Видение про-
мелькнуло мгновенно. Однако оно было так отчетливо, точно все это прои-
зошло в действительности. По телу Анкеты пробежала дрожь удовлетворения.
Потом, успокоившись, она сказала:
покончим со всей этой историей!
увидел рот Аннеты, увидел рану, которую озаряла строгая улыбка... Но
сломанный мост был восстановлен. Он прошел по этому мосту.
вий.
дишь.
кончены текущие дела.
мон заметил это и проявил великодушие:
видела после вчерашней сцены, - я это понимаю, - уходи! Ты мне нужна, ты
для меня гораздо больше, чем секретарша, - ты моя узда. Правда, не очень
весело обуздывать такое животное, как я. Я это признаю. Ты вправе ска-
зать: "Довольно с меня!.." Ты свободна. Я тебя недостоин.
нас обоих! Либо узда лопнет, либо зубы поломаются.
редакции не изменилось. Она по-прежнему сидела за своим столиком, рядом
с большим письменным столом Тимона. Но очень скоро все заметили, что у
хозяина изменился тон, что он стал к ней внимателен. Конечно, распухшие
губы Аннеты привлекли всеобщее внимание, вызвали много толков о том, что
произошло ночью в замке; ходили самые фантастические слухи. Слухи эти
были довольно противоречивы, но безусловно установленным считалось то,
что последнее слово осталось за женщиной... Ну и баба! И как же она здо-
рово скрывала свою игру!.. Она попрежнему знала свое место, так же вни-
мательно и усердно исполняла все распоряжения хозяина, никогда не выска-
зывала ему своего мнения о чем бы то ни было при посторонних, если он
сам ее не спрашивал, и на людях продолжала говорить ему "вы". Но стало
известно, что, как только дверь закрывалась, Аннета переходила на "ты",
между ними возникали споры, и Тимон - самое трудное для такого деспота!
- выслушивал ее не перебивая. Сотрудники гнусными остротами мстили Анне-
те за ее тайную власть, хотя должны были бы скорее радоваться, ибо она
действовала на Тимона благотворно. Аннета не знала подробностей, но она
хорошо знала человеческое недоброжелательство и обо всем догадывалась:
она дошла до той степени добродушного презрения, когда человек становит-
ся безразличным к таким вещам. В глазах Тимона это было не последним
достоинством Аннеты, ибо его презрение было не добродушным, а сокрушаю-
щим. Тайна заключалась в том, что Аннета не старалась использовать свое
положение в своих интересах, - она принимала к сердцу интересы Тимона.
"Славу"...) Да, ей хотелось, чтобы эта сила, скопившаяся на пустом мес-
те, по крайней мере возвела себе пирамиду, которая возвышалась бы над
песками. Ей хотелось именно на это употребить свое влияние, которым она
пока (надолго ли?) пользовалась. И она наметила путь, по которому стара-
лась направить Тимона. Постоянно вращаясь в самой гуще интриг, которые
плели бароны-разбойники из промышленного и делового мира, она научилась
кое-как разбираться в политике. А инстинкт заставлял ее, - правда, бе-
зотчетно, - склоняться в пользу партий, которые ставили своей задачей
защиту и освобождение эксплуатируемых. СССР, на который столько клевета-
ли - и неизвестно, кто больше: невежественные туристы, заносившие на бу-
магу свой детский лепет, поколесив две недели по стране, или профессио-
нальные лжецы своими отравленными перьями, - оставался для Аннеты загад-
кой, но загадкой манящей. Она ясно чувствовала, что именно там находится
необходимый противовес чудовищной глыбе Реакции, под бременем которой
трещали кости Запада. И, еще не имея твердого и определенного намерения,
она все же старалась перетянуть решающий вес Тимона именно на эту чашу.
Видел ли он это? Возможно. Он, пожалуй, лучше, чем она, понимал то, чего
ощупью искала ее мысль, и знал, до каких пределов может эта мысль дойти.
Но он ее не подталкивал и делал вид, что ни о чем не догадывается. Он,