совпали и если не вступили в борьбу, то все же противостояли одно другому.
Возражения одной стороны встречали непреклонность другой. Неожиданный совет:
переезжайте, брошенный незнакомцем Жану Вальжану, встревожил его до такой
степени, что он потребовал от Козетты беспрекословного повиновения. Он был
уверен, что его выследили и преследуют. Козетте пришлось уступить.
слова; каждого одолевали свои заботы. Жан Вальжан был так обеспокоен, что не
замечал печали Козетты; Козетта была так печальна, что не замечала
беспокойства Жана Вальжана.
отлучки. Он предвидел, что, быть может, не вернется больше на улицу Плюме, и
не мог ни оставить там Тусен, ни открыть ей тайну. К тому же он считал ее
преданным и надежным человеком. Измена слуги хозяину начинается с
любопытства. Но Тусен, словно ей от века предназначено было служить у Жана
Вальжана, не знала, что такое любопытство. Заикаясь, она повторяла, вызывая
смех своим говором барневильской крестьянки: "Какая уродилась, такая
пригодилась; свое дело сполняю, детальное меня не касаемо".
Жан Вальжан захватил с собой только маленький благоухающий чемоданчик,
который Козетта окрестила "неразлучным". Тяжелые сундуки потребовали бы
носильщиков, а носильщики - это свидетели. Позвали фиакр к калитке,
выходящей на Вавилонскую улицу, и уехали.
одежды и кое-какие туалетные принадлежности. А Козетта взяла с собой
шкатулку со всем, что нужно для письма, и бювар.
решил выехать с улицы Плюме не раньше вечера, что дало возможность Козетте
написать записку Мариусу. На улицу Вооруженного человека они прибыли, когда
уже было совсем темно.
была расположена на третьем этаже и состояла из двух спальных, столовой и
прилегавшей к столовой кухни с антресолями, где стояла складная кровать,
поступившая в распоряжение Тусен. Столовая, разделявшая спальни, служила в
то же время прихожей. В этом жилище имелась вся необходимая домашняя утварь.
человеческая природа. Едва Жан Вальжан очутился на улице Вооруженного
человека, как его тревога утихла и постепенно рассеялась. Есть места,
которые умиротворяюще действуют на нашу душу. То была безвестная улица с
мирными обитателями, и Жан Вальжан почувствовал, что словно заражается
безмятежным покоем этой улочки старого Парижа, такой узкой, что она закрыта
для проезда положенным на два столба поперечным брусом, безмолвной и глухой
среди шумного города, сумрачной среди бела дня и, если можно так выразиться,
защищенной от волнений двумя рядами своих высоких столетних домов,
молчаливых, как и подобает старикам. Улица словно погрузилась в омут
забвения. Жан Вальжан свободно вздохнул. Как его могли бы здесь отыскать?
веселее. Жан Вальжан проснулся почти счастливым. Ему показалось прелестной
отвратительная столовая, в которой стояли старый круглый стол, низкий буфет
с наклоненным над ним зеркалом, дряхлое кресло и несколько стульев,
заваленных свертками Тусен. Из одного свертка выглядывал мундир национальной
гвардии Жана Вальжана.
самого вечера.
квартиры, подала на стол холодных жареных цыплят, которых Козетта, чтобы не
огорчать отца, согласилась отведать.
спокойной ночи и заперлась в своей спальне. Жан Вальжан с аппетитом съел
крылышко цыпленка и, облокотившись на стол, постепенно успокоившись, снова
стал чувствовать себя в безопасности.
Жану Вальжану:
внимания на эти слова. По правде сказать, он их не понял.
чувствуя, как к нему возвращается доброе расположение духа.
забота. И не потому, что он был встревожен ее головной болью, небольшим
нервным расстройством, девичьим капризом, мимолетным облачком, - все это
пройдет через день или два - он думал о будущем и, как обычно, думал о нем с
нежностью. Что бы там ни было, он не видел никаких препятствий к тому, чтобы
снова вошла в колею их счастливая жизнь. В иную минуту все кажется
невозможным, в другую - все представляется легким; у Жана Вальжана была
такая счастливая минута. Она обычно приходит после дурной, как день после
ночи, по тому закону чередования противоположностей, которое составляет
самую сущность природы и умами поверхностными именуется антитезой. В мирной
улице, где Жан Вальжан нашел убежище для себя и Козетты, он освободился от
всего, что его беспокоило с некоторого времени. Именно потому, что он долго
видел перед собой мрак, он начинал различать в нем просветы. Выбраться из
улицы Плюме без осложнений и каких бы то ни было происшествий было уже
хорошим началом. Пожалуй, разумнее всего покинуть Францию хотя бы на
несколько месяцев и отправиться в Лондон. Да, надо уехать. Не все ли равно,
жить во Франции или в Англии, раз возле него Козетта! Козетта была его
отечеством, Козетты было довольно для его счастья; мысль же о том, что его,
быть может, недостаточно для счастья Козетты, - эта мысль, раньше вызывавшая
у него озноб и бессонницу, теперь даже не приходила ему в голову. Все его
прежние горести потускнели, и он был полон надежд. Ему казалось, что если
Козетта подле него, значит она принадлежит ему; то был оптический обман, а
ведь все знают, что это такое. Мысленно он устраивал со всеми удобствами
отъезд с Козеттой в Англию и уже видел, как где-то там, в далеких просторах
мечты, возрождается его счастье.
странное.
отлично разобрал четыре строки:
вечером мы будем на улице Вооруженного человека, э 7. Через неделю мы будем
в Англии.
мучительной тревогой, забыла его там. Она даже не заметила, что оставила его
открытым именно на той странице, где просушила четыре строчки своего письма,
которое она передала молодому рабочему, проходившему по улице Плюме. Строчки
отпечатались на пропускной бумаге бювара.
изображением: строки, опрокинутые в обратном порядке на пропускной бумаге,
приняли в зеркале правильное положение, и слова обрели свой на" стоящий
смысл, перед глазами Жана Вальжана предстало письмо, написанное накануне
Козеттой Мариусу.
глазам. Ему казалось, что они возникли в блеске молнии. Это была
галлюцинация. Это было невозможно. Этого не было.
Козетты, и чувство действительности вернулось к нему. Он взял бювар и сказал
себе: "это отсюда". С лихорадочным возбуждением он стал всматриваться в
четыре строчки, отпечатавшиеся на бюваре: опрокинутые отпечатки букв
образовывали причудливую вязь, лишенную, казалось, всякого смысла. И тут он
подумал- "Но ведь это ничего не значит, здесь ничего не написано", - и с
невыразимым облегчением вздохнул полной грудью. Кто не испытывал этой глупой
радости в страшные минуты? Душа не предается отчаянию, не исчерпав всех
иллюзий.
почти готовый рассмеяться над одурачившей его галлюцинацией. Внезапно он
снова взглянул в зеркало - повторилось то же явление. Четыре строчки
обозначались там с неумолимой четкостью. Теперь это был не мираж.
Повторившееся явление - уже реальность; это было очевидно, это было письмо,
верно восстановленное зеркалом. Он все понял.
кресло, стоявшее возле буфета; голова его поникла, взгляд остекленел,
рассудок мутился. Он сказал себе, что все это правда, что свет навсегда
померк для него, что это было написано Козеттой кому-то. И тут он услышал,
как его вновь озлобившаяся душа испускает во мраке глухое рычание.
Попробуйте взять у льва из клетки мясо!
Козетты; случай предательски преподнес его Жану Вальжану, раньше чем вручить
Мариусу.
подвергался тяжким искусам; ни одно из насилий, совершаемых над человеком
злой его участью, не миновало его; свирепый рок, вооруженный всеми
средствами кары и всеми предрассудками общества, избрал его своей мишенью и
яростно преследовал его. Он же не отступал и не склонялся ни перед чем.
Когда требовалось, он принимал самые отчаянные решения; он поступился своей
вновь завоеванной неприкосновенностью личности, отдал свою свободу, рисковал
своей головой, всего лишился, все выстрадал и остался бескорыстным и
Маккефри Энн
Конан-Дойль Артур
Посняков Андрей
Шилова Юлия
Посняков Андрей
Контровский Владимир