Чтение 195–й страницы книги ~Горение~

расселил, а нас всех решил в третий загнать. Ничего, мы им зубы показали...

- Анекдот есть, - улыбнулся Бубнов, - не слыхали, Владимир Ильич? Ведут
конвоиры на казнь двух эсдеков. Выпить конвоирам страсть как охота, но
приговоренных оставить, понятно, боятся. "Вы, - спрашивают, - кто по
партейности?" - "Большевик и меньшевик", - отвечают. Тогда конвоиры сразу
в кабак завернули - раз большевик и меньшевик, значит, сразу заспорят, про
побег забудут...

Ленин рассмеялся. Очень ему помог Бубнов со своим незамысловатым
анекдотом, потому что в порту, пожимая руки прибывшим делегатам, Ленин
понял со всей очевидностью: съезд проигран, большевиков мало, по сходням
спускались почти одни меньшевики. Он ничего не стал говорить товарищам -
намучились, бедняги, глаза блестят, ночь не спали, им сейчас надо
отключиться от всего и завалиться в чистые постели - отдыхать. Их ждут
трудные дни, не надо их огорчать в первые минуты.

- Сейчас позавтракаете, еда входит в стоимость номера, - пояснил Ленин,
раздав товарищам тяжелые бронзовые ключи от комнат, - и сразу же спать.

- Да мы еще одну ночь можем не спать, - заулыбался Ворошилов. - За
границу приехали, как город не посмотреть?!

- Луначарский организует экскурсию, - пообещал Ленин. - Он у нас
энциклопедист, он знает то, чего сами шведы про себя не знают.

Бубнов подбросил на руке тяжелый ключ:

- Как тюремный.

Ленин стремительно глянул на синеглазого, молодого совсем товарища,
лицо закаменело - так бывало с ним, когда близко в и д е л все то, что
пришлось уже пройти Бубнову, а что еще придется?!

В ресторане сели за столик возле рояля - все остальные были заняты
французами, прибывшими с экскурсионным пароходом из Гавра.

Ленин перевел название блюд - прейскурант был в тяжелой кожаной папке,
словно какой царский рескрипт. Товарищи, смущаясь под взглядами французов,
говорили шепотом, близко склоняясь друг к другу, и ноги под стулья прятали
- ботинки были в латках, старого фасона.

Заметив это, Ленин сказал:

- Царь царем, дорогие мои, а Россия Россией. Извольте-ка гордиться, что
представляете великороссов! Смейтесь в голос! Говорите громко! Плечи
расправьте, что вы будто сироты?! Уровень Цивилизации определяется
количеством прочитанных книг, а не фасоном галстука! Ваш уровень выше!
Рабство из себя самим выжимать надо, по-чеховски, по капле!

...Проследив за тем, чтобы товарищи хорошо позавтракали, не стеснялись
брать то, что положено было, объяснив официанту Курту, что господа эти -
русские путешественники, хотят получше узнать Стокгольм, Россию покинули
впервые, поэтому ухаживать за ними надо дружески, о с о б е н н о, Ленин
отправился в отель "Эксельсиор", там поселились "Воинов" (Луначарский),
"Винтер"

(Красин) и "Мандельштам" (Лядов). Хозяйка, извиняясь, сказала:

- Господа устали с дороги, легли отдохнуть.

Ленин написал записку, ждет у себя, никуда из комнаты не уйдет, будет
работать.

Пошел в отель, где разместились практики "Иванович" (Джугашвили),
"Сергеев"

(Рыков) и "Никаноров" (Калинин). Тоже, бедолаги, спали. В холле,
однако, увидел меньшевиков - Рожкова, Маслова и Крохмаля. Те поздоровались
несколько смущенно; обрадовались встрече чересчур уж экзальтированно,
засыпали вопросами.

Ленин стоял спиною к лестнице, Ливер, спустившись со второго этажа,
лица его не увидел, крикнул торопливо:

- На собрание, товарищи, руководство в сборе!

Ленин обернулся, Либер вопрошающе посмотрел на Маслова, тот чуть
заметно развел руками. Сверху донесся голос Дана:

- Товарищи, мы ждем вас!

Ленин взял под руки Маслова и Крохмаля:

- Нас руководство ждет, пошли.

Рожков оказался нервами послабее, а может, острее других ощутил
неудобство:

- Владимир Ильич, там мы собираемся...

- А я разве не "мы"?

- Там Дан, - как-то жалобно откликнулся Маслов.

- Ну и что? - по-прежнему вел свое Ленин. - Мы с товарищем Даном уже
десять лет как д р у ж н ы. Впрочем, вы правы, - заключил, уяснив для себя
все с полной определенностью, - не стану мешать вашей работе, надо же до
конца выработать программу объединения, вы же с этим приехали, не так ли?
Вам необходимо посовещаться фракцией, как лучше объединить усилия в общей
борьбе, вполне разумное дело.

Не дожидаясь ответа, кивнул, отошел к портье: рассыльный привез пачки
газет, остро пахнувшие краской - великолепный, тревожный запах
типографии...

Взял немецкие и французские газеты, на английские не хватило денег,
вышел из рациона, купив Фрунзе, Бубнову и Ворошилову карты Стокгольма,
чтоб не заблудились, открытки с видами города и заказав себе кофе: неловко
было сидеть за столом, а оставить одних нельзя - уйдут голодными,
посовестятся попросить.

На первых полосах крупно было подано экстренное сообщение из Петербурга:

"Падение Витте. Премьером назван малоизвестный в петербургских кругах
Горемыкин, хотя обозреватели, близкие к Царскому Селу, предполагали, что
преемником может быть только один человек - Петр Столыпин, который,
однако, занял пост министра внутренних дел".

Ленин задумчиво сложил газеты, сунул под мышку, подумал: "Началась
возня.

Все, как в парламентской стране, тужатся походить на в з р о с л ы х.
Подкоп под Думу - ясное дело, но почему Горемыкин? Это ж лапша, спагетти,
право слово, он же тянется, его надо ложкой накладывать. Видимо,
промежуточная фигура.

Столыпин?

Наша беда заключается в том, что мы не знаем тех, которые в Британии
занесены в справочник "Кто есть кто". А знать это нам надо, легче будет
ориентироваться в паучьей драке".

...У Вацлава Воровского, который поселился по соседству с Лениным,
сидел зеленоглазый молодой человек - улыбка славная, внезапная.

- Это Дзержинский, - представил Боровский гостя. - Феликс Эдмундович,
редактор "Червоного"...

- Я читал Феликса Эдмундовича. - Ленин не дал договорить Воровскому,
крепко пожал руку. - Я поклонник вашего пера и "Червоного штандара", рад
личному знакомству. Как добрались?

- Очень хорошо, Владимир Ильич, спасибо.

- Сложно добирался, - поправил Боровский, - пробирался через Россию, за
ним вплотную топали. Три бригады по три человека.

- Почему именно три бригады? Откуда это известно?

- Мы имеем фотографии филеров, - ответил Дзержинский.

- Каким образом заполучили? - удивился Ленин.

- Мы создали особую группу в составе нашей народной милиции.

Ленин присел на краешек стула, подломил под себя ногу, что-то
юношеское, увлекающееся было в нем. Дзержинскому это понравилось, он сразу
почувствовал д о в е р ч и в о е равенство.

- Ну-ка, извольте, Феликс Эдмундович, объяснить. Меня сей проблем
о-очень интересует. Народная милиция? На деле? Провели в жизнь нашу
резолюцию?

Замечательно! А что за г р у п п а? Сколько в ней человек? Почему
выделяете?

Смысл?

- Выделяем особые группы разведки, Владимир Ильич, - ответил
Дзержинский.

- Три, пять, семь человек, в основном молодые рабочие, обязательно
грамотные, знающие местные условия, спортсмены, стрелки, учат языки. Мы
должны уметь бороться с теми, кто сажает нас в тюрьмы. Для этого надо
знать врагов.

- Ой! - Ленин рассмеялся. - Шел сюда - думал о том же. Читали - Витте
свалили...

- Вот это новость! Прекрасно, право же! - сказал Воровский.

- Вацлав Вацлавович, дорогой мой человек, объясните, отчего это
"прекрасно"? До каких пор в России будут уповать на смену личности? Ладно,
бог с ним, снова я о больном... Вернемся к практике... Итак, Витте
свалили, пришел Горемыкин.

Враг?

Понятное дело. Но кто за ним стоит? Кого он представляет? Чего от него
ждать?

Каков был раньше? Отношение к реформам? К армии? Сплетнями пользоваться
негоже, надо з н а т ь хотя бы протокольные, чисто биографические данные:
из этого можно вывести контур человека, пусть даже сугубо приблизительный.
А мы к этому не готовы. Так что ваш опыт важен, Феликс Эдмундович,
надобно, чтобы вы рассказали об этой работе нашим товарищам, а то спорить
мы горазды, а вот защищаться - не ахти. Будем учиться.

- Будем, - согласился Дзержинский.

- Сейчас заходил к нашим, спят как суслики, а меньшевики начали фракцию
собирать, - сказал Ленин, - что называется, с корабля на бал.

- Так надо бы наших побудить, - сказал Боровский.

- Отоспятся - злее будут; с товарищами из меньшинства дискутировать -
силу надобно иметь, силу и крепкие нервы. Замучают словопрениями, сплошные
присяжные поверенные.

Боровский улыбнулся:

- А вы?

- Я до присяжного не дорос, не пустили, я на помощниках замер, конец