Чтение 196–й страницы книги ~Имаджика~

- Она никогда их не услышит, - сказала Хои-Поллои. - Ведь ее нет на
свете.

- И все же ты боишься произнести ее имя в полный голос.

- Мы не должны произносить имена Богинь - так нас учил папа. Это строго
запрещено.

- Так есть и еще Богини?

- Ну, конечно. Есть еще сестры Дельты. А папа говорил, что есть даже
Богиня по имени Джокалайлау, которая живет в горах.

- А Тишалулле где живет?

- По-моему, в Колыбели Жерцемита, но я не уверена.

- Колыбели чего?

- Это такое озеро в Третьем Доминионе.

На этот раз Юдит улыбнулась сознательно.

- Реки, снега и озера, - сказала она, присев на корточки рядом с потоком
и опустив в него пальцы. - Они пришли сюда в воде, Хои-Поллои.

- Кто пришел?

Поток был прохладным. Он заигрывал с пальцами Юдит и подпрыгивал, чтобы
лизнуть ее ладонь.

- Не будь такой тупой, - сказала Юдит. - Богини. Они пришли сюда. Они
здесь.

- Это невозможно. Даже если они все еще и существуют а папа говорил, что
их давно уже нет, - то с какой стати им сюда приходить?

Юдит зачерпнула воду ладонью и поднесла ее ко рту. Вкус оказался сладким.

- Возможно, кто-то позвал их.

Она подняла глаза на Хои-Поллои, с лица которой еще не сошло выражение
крайнего отвращения перед тем, что сделала Юдит.

- Кто-то там наверху? - спросила девушка.

- Знаешь, это очень трудно - взбираться на гору. В особенности, для воды.
Не думаю, что она течет туда, чтобы полюбоваться видом. Ее что-то влечет, и
если мы пойдем вслед за ней, то рано или поздно...

- Не думаю, что это благоразумно, - сказала Хои-Поллои.

- Но ведь зовут не только воду, - сказала Юдит. - Зовут и нас. Разве ты
не чувствуешь?

- Нет, - откровенно ответила девушка. - Я, пожалуй, поверну назад и пойду
домой.

- Ты уверена, что ты этого хочешь?

Хои-Поллои посмотрела на поток, протекавший в ярде от ее ног. Надо же
было так случиться, что вода в этот момент несла мимо них не самый приятный
груз - флотилию отрубленных куриных голов и частично обуглившийся труп
маленькой собачонки.

- Ты пила это, - сказала Хои-Поллои.

- Вкус был очень приятный, - сказала Юдит, тем не менее отвернувшись,
когда собака проплывала мимо.

Зрелище укрепило Хои-Поллои в ее намерении.

- Наверное, я действительно пойду домой, - сказала она. - Я не готова к
встрече с Богинями, даже если они ждут нас наверху. Я слишком грешна.

- Глупости, - сказала Юдит. - Это не имеет никакого отношения к греху и
искуплению. Вся эта чепуха - для мужчин. А это... - Она запнулась,
подыскивая нужное слово, - ... это - гораздо мудрее.

- Откуда ты знаешь? - сказала Хои-Поллои. - Никто по-настоящему не
понимает таких вещей. Даже папа. Он говорил мне, что знает, как была создана
Комета, но это все вранье. То же самое с тобой и с этими Богинями.

- Почему ты такая трусиха?

- Если б я не была трусихой, меня бы уже давно не было в живых. И не надо
быть такой высокомерной. Я знаю, что ты считаешь меня нелепой, но если б ты
была хоть чуточку повежливее, ты бы попыталась это скрыть.

- Я не считаю тебя нелепой.

- Нет, считаешь.

- Нет. Просто мне кажется, что ты любила своего папочку немного чересчур.
В этом нет никакого преступления. Поверь мне, я сама тысячу раз совершала ту
же самую ошибку. Сначала доверишься мужчине, а потом... - Она вздохнула и
покачала головой. - Ну да ладно. Может быть, ты права, и тебе действительно
лучше пойти домой. Кто знает, может, папа тебя уже ждет.

Не произнеся больше ни слова, они развернулись и пошли в разные стороны.
Юдит продолжила подъем, жалея, что не подыскала более мягких слов для
изложения своей точки зрения. Одолев еще ярдов пятьдесят, она услышала у
себя за спиной тихую поступь Хои-Поллои, а потом и ее голос, начисто
лишенный прежних обвинительных ноток:

- Папа ведь уже не вернется домой, верно?

Юдит обернулась и постаралась встретиться с косоглазым взглядом
Хои-Поллои, что было не так-то легко.

- Да, - сказала она. - Скорее всего.

Хои-Поллои посмотрела на потрескавшийся асфальт у нее под ногами. -
Думаю, я поняла это с самого начала, - сказала она, - но просто не могла с
этим примириться. - Потом она снова подняла взгляд, который, вопреки
ожиданиям Юдит, не был затуманен слезами. Собственно говоря, она выглядела
почти счастливой, словно это признание облегчило ей душу. - Мы ведь обе
одиноки, верно? - спросила она.

- Да, похоже на то.

- Стало быть, нам лучше держаться вместе. Так нам обеим будет лучше.

- Спасибо, что ты обо мне заботишься, - сказала Юдит.

- Мы, женщины, должны поддерживать друг друга, - сказала Хои-Поллои и
двинулась вслед за Юдит.

3

Миляге показалось, что Изорддеррекс уснул, и теперь ему снится бредовый
сон о самом себе. Черная пелена нависла над дворцом, но улицы и площади были
полны чудес. Реки вырывались из трещин в асфальте и пускались в пляс вверх
по склону холма, плюясь своей пеной прямиком в лицо озадаченному закону
земного притяжения. Вокруг каждого фонтана сиял разноцветный ореол, яркий,
словно стая попугаев. Ему пришло в голову, что для Пая это зрелище было бы
настоящим пиршеством, и он стал мысленно отмечать каждую попадавшуюся по
дороге странность, чтобы рассказать обо всем мистифу, когда они вновь будут
вместе.

Но не только чудесами был полон город. Вокруг рек и радуг простиралась
выжженная пустыня, в которой женщины, едва заметные на фоне обуглившихся
руин своих собственных домов, оплакивали погибших. И только Кеспарат
Эвретемеков, перед воротами которого он в настоящий момент стоял, похоже,
был нетронут поджигателями. Однако в нем не было видно ни единого обитателя,
и Миляга отправился бродить по пустынным улицам, шлифуя в уме новый набор
предназначенных для Скопика оскорблений. Лишь через несколько минут он
увидел того, кого искал. Афанасий стоял напротив одного из деревьев,
посаженных вдоль бульваров Кеспарата, и созерцал его в состоянии полного
восхищения.

Крона была довольно пышной, но не настолько, чтобы скрыть от глаза
конфигурацию ветвей, и Миляге необязательно было претендовать на роль
Христа, чтобы понять, насколько удобно прибить к ним человеческое тело.
Приближаясь, он несколько раз позвал Афанасия по имени, но тот, похоже,
совсем замечтался и не оглянулся даже тогда, когда Миляга встал у его плеча.
Однако, он все-таки удостоил его ответным приветствием.

- Ты прибыл как раз вовремя, - сказал он.

- Самораспятие, - сказал Миляга в ответ. - Вот это будет чудо.

Афанасий наконец повернулся к нему. Лицо его было болезненно-желтым, а
лоб - весь в крови. Он оглядел шрамы на лбу у Миляги и покачал головой.

- Уже двое, - сказал он и вытянул вперед руки.

На ладонях виднелись раны, природа которых не вызывала никаких сомнений.
- А такие у тебя есть?

- Нет. А это... - Он указал на свой лоб, - ... вовсе не то, что ты
думаешь. Зачем ты так себя уродуешь?

- Я не уродую, - ответил Афанасий. - Я проснулся с этими ранами. Поверь,
я совсем этому не рад.

Лицо Миляги приняло скептическое выражение, и Афанасий принялся убеждать
его с удвоенной энергией.

- Я никогда этого не хотел, - сказал он. - Ни стигматов, ни снов.

- Так почему ж ты тогда уставился на это дерево?

- Я голоден, - ответил Афанасий. - Просто я прикидывал, хватит ли у меня
сил на него забраться.

Миляга проследил за взглядом Афанасия и на верхних ветках увидел целые
грозди фруктов, созревших под жаркими лучами Кометы. Внешне они напоминали
мандарины, но были полосатыми.

- Боюсь, что ничем не смогу тебе помочь, - сказал Миляга. - Во мне
слишком мало материи, чтобы я мог за них ухватиться. А стрясти ты их не
можешь?

- Да я пробовал. Ну ладно. У нас есть дела и поважнее моего голода...

- Для начала, забинтовать твои раны, - сказал Миляга. - Я не хочу, чтобы
ты истек кровью до начало Примирения.

- Ты имеешь в виду эти? - спросил Афанасий, опуская взгляд на свои руки.
- Да нет, кровь течет и останавливается сама, когда захочет. Я уже к этому
привык.

- Ладно, тогда нам надо найти тебе что-нибудь поесть. Ты не заглядывал в
дома?

- Я не вор.

- Не думаю, чтобы кто-нибудь вернулся сюда, Афанасий. Давай найдем тебе
какое-нибудь пропитание, пока ты не околел с голоду.

Они подошли к ближайшему дому, и после нескольких ободряющих наставлений
Миляги, который был немало удивлен такой щепетильностью, Афанасий вышиб
дверь ударом ноги. Дом либо стал жертвой мародеров, либо был покинут
хозяевами в большой спешке, но кухня была нетронута, и там нашлось немало
съестного. Афанасий приготовил себе сэндвич, запачкав кровью хлеб.