бабушкой; нельзя сказать также, что мы избегали этой темы, скорее каждый из
нас сознавал, что оба мы думаем об этом и только не облекаем наши мысли в
слова. Так случалось с нами частенько, когда, по старой привычке, мы сидели
вечером у камина, и все было до того естественно и понятно, точно мы об этом
говорили с полной откровенностью. Но мы не нарушали молчания. Я уверен, что
она читала, хотя бы отчасти, мои мысли и прекрасно знала, почему я молчу.
меня начало мучить опасение, время от времени уже возникавшее, не
догадывается ли она о моем душевном состоянии и не боится ли причинить мне
боль. Если это было так, значит жертва моя была бесполезна, я не исполнил по
отношению к ней своего долга и каждым своим поступком повинен в том, чего
хотел избежать. И я решил выяснить, так ли это; если в самом деле между нами
стена, надо было сразу и без колебаний ее сломать.
часов назад шел снег, и теперь, не тая, он покрывал землю пеленой, впрочем
не очень толстой. На море - я видел в окно - дул сильный северный ветер. И я
подумал о ветре, который мчится по снежным просторам швейцарских гор,
недоступных в эту пору для человека, подумал о том, где более одиноко - в
той снежной пустыне или здесь, на океанских просторах?
бабушка.
верхом, - ответил я.
дверью, понурив голову и свесив уши, и, кажется, предпочитает очутиться в
конюшне, - заметила бабушка.
зону, но по-прежнему была врагом ослов.
бабушка, поглядывая на бумаги, лежавшие на столе. - Ах, дитя мое, сегодня ты
так долго работал! Какого труда стоит все это написать!
работа писателя увлекательна, бабушка.
сочувствия и так далее... Не так ли? Ну что ж, в добрый путь!
спросил я, остановившись перед ней, а она похлопала меня по плечу и
опустилась в мое кресло.
неуверенностью, что я постарался принять самый беззаботный вид.
мужа.
лестнице, вскочил в седло и двинулся в путь. Теперь, еще больше чем раньше,
у меня были основания поступить так, как я задумал.
впивались мне в лицо. Цокали конские копыта, отбивая какую-то мелодию. Почва
затвердела на вспаханных полях. В меловых ямах ветер ворошил сугробы снега.
Лошади, впряженные в возы с сеном, с трудом взбирались на пригорки,
мелодично звеня бубенцами, останавливались, чтобы перевести дыхание, и от
них шел пар. Побелевшие откосы холмов и долины у их подножий выступали на
фоне темного неба, словно были нарисованы на гигантской грифельной доске.
оставшись одна, читала у камина. Увидев меня, она отложила книгу,
поздоровалась со мной, как обычно, взяла свою рабочую корзинку и села у
одного из старинных окон.
когда она будет кончена и насколько она подвинулась после моего последнего
посещения. Агнес была очень весела; смеясь, она предсказывала мне, что скоро
я стану чересчур знаменитым и никто не решится говорить со мной на эти темы.
пока еще можно, - сказала она.
подняла добрые глаза и увидела, что я на нее смотрю.
говорить о чем-нибудь серьезном, и вся обратилась в слух.
так же, как относился до сих пор?
обязан, дорогая Агнес, и как сильно и глубоко мое чувство к вам?
странно! - что у вас есть кто-то, кому вы подарили свою любовь, едва ли я
мог бы этого не узнать. Речь идет о вашем счастье, и вы не должны от меня
ничего скрывать. Если вы мне доверяете - а вы мне это сказали, и я вам верю!
- мне бы хотелось, чтобы вы видели во мне друга и брата, именно теперь,
пожалуй, больше, чем всегда!
- встала, рванулась куда-то, сама не зная куда, закрыла лицо руками и так
разрыдалась, что я был потрясен.
не знаю почему, но они вызвали в моей памяти ее спокойную, грустную улыбку,
и скорее породили во мне надежду, чем страх или печаль.
скажу вам как-нибудь потом... в другой раз. Я вам напишу. Не говорите сейчас
со мной. Не надо, не надо!
любви, не нуждавшейся во взаимности. Мне казалось, целый мир должен был
открыться мне в одно мгновение.
виноват я! Никогда, никогда вы не были мне так дороги, как теперь! Если вы
несчастны, позвольте же мне разделить с вами это несчастье. Если вам нужны
совет или помощь, позвольте мне вам помочь. А если вам тяжело на сердце,
дайте мне возможность облегчить эту тяжесть. Для кого же мне теперь жить,
Агнес, если не для вас?
разобрать.
мелькнул проблеск надежды и открывалось то, о чем я не смел и мечтать?
после стольких лет, после того, что было, не станем обманывать друг друга! Я
хочу говорить откровенно. Может быть, вы думаете, что я стану завидовать
счастью, которое вы подарите другому? Или не соглашусь уступить вас вашему
избраннику? Или не захочу смотреть из своего уединения на вашу радость?
Отбросьте эти мысли, я этого не заслужил! Я страдал не напрасно. Ваши уроки
не пропали даром. В моем чувстве к вам нет эгоизма.
сказала тихо и очень ясно, хотя по временам запинаясь:
сомневалась, я должна сказать, что вы ошибаетесь. Больше я ничего не могу
ответить. Если в эти годы я нуждалась в помощи и совете, я получала их. Если
иногда я чувствовала себя несчастной, это чувство проходило. Если мне бывало
тяжело на сердце, я находила утешение. А если у меня есть тайна - она не
новая... И это совсем не то, что вы предполагаете. Открыть я ее не могу и не
могу ни с кем разделить. Уже много лет она только моя, пусть моею и
остается.
годы"! "Она не новая"! Как вихрь пронеслась в моем сознании мысль... И все
цвета моей жизни стали иными.
Когда я явился сюда сегодня, я думал, что ничто не вырвет у меня это
признание. Мне казалось, что до нашей старости я буду хранить его в своем
сердце. Но если только что у меня мелькнула надежда, что когда-нибудь я
назову вас... не сестрой, а как-нибудь иначе...
засияла для меня надежда.
бы вы думали о себе больше, чем обо мне, когда мы вместе здесь росли, мои
мечты были бы прикованы к вам. Но вы настолько были выше меня, вы настолько
были мне необходимы во всех моих мальчишеских радостях и печалях, что я
привык поверять вам все и во всем на вас полагаться... И эта привычка стала