Токс красные.
детьми, мне передали вашу записку. И я пошла сюда, как только немножко
успокоилась. Здесь нет никого, кроме вас?
сказали, что он никогда не выходит из своей комнаты.
что душевно расстроен. Бедный джентльмен; должно быть, очень тяжело у него
на душе!
отнюдь не младенец, но годы и безбрачие не сделали ее черствой. Сердце у нее
очень нежное, сострадание очень искреннее, уважение - неподдельное. Под
медальоном с тусклым глазом в груди мисс Токс таятся более высокие качества,
чем у многих людей с менее странной внешностью, - качества, которые на много
веков переживут самую прекрасную внешность и самую красивую шелуху, падающую
под серпом Великого Жнеца.
ковра, выглядывает на улицу, смотрит ей вслед и не чувствует ни малейшего
желания возвращаться в мрачный дом, нарушать его тишину грохотом тяжелых
болтов у парадной двери и ложиться спать. И тем не менее все это она
проделывает; а утром она приносит в одну из этих комнат со спущенными жалюзи
те кушания, какие ей посоветовали приготовить, потом уходит и возвращается
сюда только на следующее утро в том же часу. Хотя есть здесь колокольчики,
но они никогда не звонят; и хотя иной раз она слышит шаги - взад и вперед,
взад и вперед, - но человек никогда не переступает через порог.
приготовлением лакомых блюд - во всяком случае, лакомых с ее точки зрения, -
чтобы наутро их отнесли в те комнаты. Столько удовольствия доставляет ей это
занятие, что она предается ему регулярно, и приносит ежедневно в маленькой
корзинке всевозможные изысканные приправы, выбранные из скудных запасов
покойного обладателя напудренного парика с косичкой. Затем она приносит себе
на обед завернутый в бумагу для папильоток холодный ростбиф, бараний язык,
полкурицы и, закусывая вместе с Полли, проводит большую часть дня в
разоренном доме, откуда бежали крысы, пугливо прячется при малейшем шуме,
приходит и уходит, крадучись как преступник, и хочет остаться верной своему
павшему кумиру, о чем неведомо ему и неведомо никому в мире за исключением
только одной бедной, простодушной женщины.
майор очень забавляется. В припадке любопытства майор поручил туземцу
наблюдать за этим домом и разузнать, что сталось с Домби. Туземец доложил о
верности мисс Токс, и майор чуть не задохся от смеха. С той поры он посинел
еще больше и постоянно бурчит себе под нос, тараща рачьи глаза: "Черт
возьми, сэр, эта женщина - идиотка с младенческих лет!"
Он вспомнил. Теперь это угнетало его больше, чем все остальное.
Дождь, бьющий по крыше, ветер, стонущий снаружи, быть может, предвещали это
своим меланхолическим шумом. "Ему суждено вспомнить об этом в той же самой
комнате в грядущие годы!"
мучительный час рассвета и в призрачных сумерках, пробуждающих воспоминания.
Он вспомнил. В тоске, в скорби, в отчаянии, терзаемый раскаянием! "Папа!
Папа! Поговорите со мной, дорогой папа!" Он снова слышал эти слова и видел
ее лицо. Он видел, как дрожащие руки закрыли это лицо, и слышал тихий
протяжный стон.
окутавшей его разорение, уже не наступит восход солнца; пятно на его имени
уже не будет смыто; ничто, слава богу, не могло воскресить его умершего
сына. Но то, что в прошлом он мог сделать совсем иным, что могло бы и это
прошлое сделать совсем иным (хотя об этом он вряд ли теперь думал), то, что
было делом его рук, то, что так легко могло стать для него благословением, а
он с таким упорством в течение многих лет превращал в проклятье, - вот что
было для него самой горькою мукой.
снаружи, предвещали это своим меланхолическим шумом. Теперь он знал, что он
сделал. Теперь он понял, что, по его вине, обрушилось на его голову и
заставило ее опуститься ниже, чем могли бы ее склонить самые жестокие удары
судьбы. Теперь он знал, что значит быть отвергнутым и покинутым, теперь,
когда все цветы любви, засушенные им в невинном сердце дочери, осыпали его
пеплом.
женой. Он вспоминал, какою она была во время всевозможных событий,
происходивших в покинутом доме. Он думал о том, что из всех, кто его
окружал, она одна никогда не изменялась. Его сын в могиле, его надменная
жена стала нечистой тварью, его льстивый друг оказался гнусным негодяем, его
богатства растаяли, даже стены, в которых он искал убежища, смотрели на него
как на чужого; она одна обращала на него все тот же кроткий, ласковый
взгляд. Да, до самой последней минуты! Она не изменялась в своем отношении к
нему так же, как и он в своем отношении к ней, и она была потеряна для него.
надежды, возлагавшиеся на малютку-сына, на жену, друга, богатство, - о, как
рассеивался туман, сквозь который он ее видел, и как вырисовывалось перед
ним подлинное ее лицо! О, оно вырисовывалось перед ним гораздо яснее, чем
мысль о том, что он любил ее так же, как и сына, потерял ее так же, как
потерял сына, и похоронил их обоих в безвременной могиле!
как светское общество покинуло его. Когда это случилось, он сам отшатнулся
от общества. Подмечал ли он в нем жалость к себе или равнодушие, все равно
он его сторонился. Так или иначе, но общества следовало избегать. Он не знал
ни единого человека, который был бы готов помочь ему в несчастье, кроме той,
кого он выгнал. Что сказал бы он ей и какое утешение принесла бы она ему -
об этом он никогда не задумывался. Но он знал всегда, что она осталась бы
ему верна, если бы он разрешил. Он знал всегда, что теперь она любила бы его
больше, чем когда бы то ни было. Он был уверен, что такова ее натура, -
уверен не меньше, чем в том, что над ним - небо. И в своем одиночестве он
думал об этом часами. День за днем внушал ему эти слова, ночь за ночью
открывала ему это знание.
первое время) письмом от ее молодого мужа и уверенностью, что она потеряна
для него. И тем не менее - так был он горд в своем падении или так сильна
была уверенность в том, что она могла бы всецело принадлежать ему, если бы
он окончательно ее не потерял, - доведись ему услышать ее голос в соседней
комнате, он не вышел бы к ней. Если бы он увидел ее на улице и она
посмотрела на него так, как смотрела в былые времена, он по-прежнему прошел
бы мимо с холодным, неумолимым лицом и не заговорил бы с ней, не улыбнулся,
хотя бы сразу после этого его сердце должно было разорваться. Какая бы буря
ни разразилась в его душе и как бы ни был велик его гнев, вызванный
известием о ее браке и направленный против ее мужа, - все это осталось в
прошлом. Больше всего он думал о том, что могло быть и чего не было. То, что
было, сводилось к следующему: она для него потеряна, а он согнулся под
тяжестью горя и раскаяния.
голые стены связали его узами мучительными, но прочными с двумя детьми и с
двойной утратой. Он хотел покинуть дом, - зная, что уйти он должен, и не
зная, куда идти, - вечером того дня, когда это чувство впервые в нем
укрепилось. Но потом решил провести здесь еще одну ночь и ночью в последний
раз побродить по комнатам.
потихоньку подниматься по лестнице. Он подумал, что из всех следов,
оставленных башмаками, истоптавшими эту лестницу, как уличный тротуар, не
было ни одного, который бы, казалось, не вдавился ему в мозг, пока он сидел
взаперти и прислушивался. Он смотрел на это множество следов, - один след
стирал другой, они вели вверх и вниз, неслись наперегонки, отталкивали друг
друга, - и с ужасом и изумлением подумал о том, сколько он должен был
выстрадать во время этого испытания и как должен был измениться. Потом он
подумал: о, есть ли еще в мире та легкая поступь, которая могла в одно
мгновение стереть половину этих отпечатков? И тогда он опустил голову и
заплакал, поднимаясь по лестнице.
наверх, и казалось, снова появилась здесь фигурка девочки, которая несла на
руках ребенка и шла, напевая. А вот та же фигурка, но - одна; она на секунду
приостановилась, затаив дыхание; блестящие волосы рассыпались, обрамляя
заплаканное лицо, она оглядывалась, чтобы увидеть его.
теперь стали такими пустынными и унылыми; даже их форма и размер как будто
изменились. И здесь повсюду были следы башмаков, и снова та же мысль о
страданиях, которые он перенес, привела его в ужас и недоумение. Он начал
опасаться, что вся эта путаница в мозгу сводит его с ума, что мысли его
становятся беспорядочными, как следы на полу, и - такие же неверные,
запутанные и неясные - сталкиваются одна с другой.
рад был уйти отсюда и подняться выше. С этими комнатами были связаны
воспоминания о неверной жене, о неверном друге и слуге, о зыбком фундаменте,
на котором зиждилась его гордыня; но сейчас он не захотел предаваться всем
этим воспоминаниям и безнадежно, грустно, с любовью думал только о своих
двух детях.
Андреев Николай
Самойлова Елена
Перумов Ник
Шилова Юлия
Прозоров Александр
Акунин Борис