Чтение 198–й страницы книги ~Проза и ессе, переводы~

Знаешь, часто, когда цветет манцанита

и залив голубеет весенним утром,

вспоминаю невольно о доме в краю озерном,

о сетях, что сохнут под низким литовским небом.

Та купальня, где ты снимала юбку,

затвердела в чистый кристалл навеки.

Тьма сгустилась медом вокруг веранды.

Совы машут крылами, и пахнет кожей.

Как сумели мы выжить, не понимаю.

Стили, строи клубятся бесцветной массой,

превращаясь в окаменелость.

Где ж тут в собственной разобраться сути.

Уходящее время смолит гнедую

лошадь, и местечковую колоннаду

рынка, и парик мадам Фигельтауб.

Знаешь сама, мы многому научились,

Как отнимается постепенно то,

что не может быть отнято: люди, местность,

и как сердце бьется тогда, когда надо бы разорваться.

Улыбаемся; чай на столе, буханка.

Лишь сомненье порою мелькнет, что мог бы

прах печей в Заксенхаузене быть нам чуть-чуть дороже.

Впрочем, тело не может влюбиться в пепел.

Ты привыкла к новым дождливым зимам.

К стенам дома, с которых навеки смыта

кровь хозяина-немца. А я -- я тоже

взял от жизни что мог: города и страны.

В то же озеро дважды уже не ступишь;

только солнечный луч по листве ольховой,

дно устлавшей ему, преломляясь, бродит.

Нет, не затем это, что далеко,

ты ко мне не явилась ни днем, ни ночью.

Год от года, делаясь все огромней,

созревает в нас общий плод: безучастность.

___

Стенанья дам минувших дней

Наши платья втоптала в грязь большаков пехота.

Ленты скрутило пламя в собственные спирали.

Бусы упали на дно исторического водоворота.

Кольца с прозрачных пальцев темные люди сняли.

Рухнули наши прически -- зависть любой богини.

Мастер вплетал в них перья. Теперь там кричит ворона.

Мы посыпаем их на ночь пеплом. Когда дневная

розовоперстая вещь из вод восстает, нагими

мы проходим по улицам нового вавилона,

лбы напряженно морща, что-то припоминая.

1944

___

Посвящение к сборнику "Спасение"

Ты, которого я не сумел спасти,

выслушай. Постарайся понять эти простые слова.

Ей-богу,

я не знаю других. Говорю с тобой молча,

как дерево или туча.

То, что меня закалило, тебя убило.

Ты конец эпохи счел за начало новой

эры. И пафос ненависти -- за лирические восторги.

Силу слепую -- за совершенство формы.

Мелкие польские реки, струящиеся по равнине.

И колоссальный мост, тонущий в белой мгле.

И разрушенный город. Ветер швыряет вопли

чаек тебе на гроб, пока я говорю с тобою.

В неумелых попытках пера добиться

стихотворенья, в стремлении строчек к

недостижимой цели, --

в этом, и только в этом, как выяснилось, спасенье.

Раньше просом и семенами мака

посыпали могилы -- ради всегда бездомных

птиц; в них, считалось, вселяются души мертвых.

Я кладу сюда эту книгу нынче,

чтоб тебе к нам больше не возвращаться.

___

Дитя Европы

Мы, чьи легкие впитывают свежесть утра,

чьи глаза восхищаются зеленью ветки в мае,

-- мы лучше тех, которые (вздох) погибли.

Мы, кто смакует успехи восточной кухни,

кто оценить способен нюансы ласки,

-- мы лучше тех, кто лежит в могилах.

От пещи огненной, от колючки,

за которой пулями вечная осень свищет,

нас спасла наша хитрость и знанье жизни.

Другим достались простреливаемые участки

и наши призывы не уступать ни пяди.

Нам же выпали мысли про обреченность дела.

Выбирая меж собственной смертью и смертью друга,

мы склонялись к последней, думая: только быстро.

Мы запирали двери газовых камер, крали

хлеб, понимая, что завтра -- кошмарнее, чем сегодня.

Как положено людям, мы познали добро и зло.

Наша подлая мудрость себе не имеет равных.

Признаем доказанным, что мы лучше

пылких, слабых, наивных, --не оценивших жизни.

Цени прискорбное знанье, дитя Европы,

получившее по завещанью готические соборы,

церкви в стиле барокко, синагоги с картавым

клекотом горя, труды Декарта,

Спинозу и громкое слово "честь".

Цени этот опыт, добытый в пору страха.

Твой практический разум схватывает на лету

недостатки и выгоду всякой вещи.

Утонченность и скепсис гарантируют наслажденья,

невнятные примитивным душам.

Обладая описанным выше складом

ума, оцени глубину нижеследующего совета:

вбирай свежесть утра всей глубиною легких.

Прилагаем ряд жестких, но мудрых правил.

Никаких разговоров о триумфе силы.

В наши дни торжествует, усвой это, справедливость.

Не вспоминай о силе, чтоб не обвинили

в тайной приверженности к ошибочному ученью.

Обладающий властью обладает ей в силу