вместе с тем прекрасным его украшением), миссис Риджер Беге (бывшая мисс
Микобер), миссис Мелл, Уилкинс Микобер-младший, эсквайр (присутствующие
смеялись до слез, услышав его заявление, что он не в силах выразить свою
благодарность в речи и просит разрешить ему что-нибудь спеть); семейство
миссис Микобер (нет нужды говорить, весьма известное у себя на родине) и пр.
и пр. В заключение, как по волшебству, были убраны столы, чтобы очистить
место для танцев. Среди поклонников Терпсихоры, развлекавшихся до восхода
солнца, напомнившего им, что пора расходиться, следует особенно отметить
Уилкинса Микобера-младшего, эсквайра, и очаровательную мисс Элен, четвертую
дочь доктора Мелла".
что мистер Мелл, мой прежний учитель, бедный, полуголодный помощник
теперешнего мидлсекского мирового судьи, добился завидного положения. Тут
мистер Пегготи указал мне на другой столбец газеты; мой взгляд упал на мое
имя, и я прочел следующее:
"ДЭВИДУ КОППЕРФИЛДУ,
знакомые ныне значительной части цивилизованного мира. Но лишенный, дорогой
мой сэр, в силу сложившихся обстоятельств (над которыми я был невластен),
общества друга и товарища моей юности, я не переставал следить за его
парящим полетом. И никто не мог мне воспрепятствовать,
занимать свое место у пиршественного стола, к которому вы нас приглашаете.
уважаем и чтим, я не могу не выразить вам от своего имени, а также, - беру
на себя смелость добавить - от имени всех жителей Порт-Мидлбей,
благодарность за интеллектуальное наслаждение, священнослужителем коего вы
являетесь.
Хотя мы "где-то далеко", но отнюдь не "лишены друзей", не "меланхолики" и
(смею добавить) не "отсталые". Продолжайте, дорогой мой сэр, ваш орлиный
полет! Жители Порт-Мидлбей мечтают по крайней мере следить за ним с
восторгом, с восхищением и себе в назидание!
найдете, - пока он не утерял способности наслаждаться светом и жизнью, глаз,
принадлежащий
деятельным и почтенным сотрудником этого печатного органа. В том же номере
было и другое его письмо, посвященное какому-то мосту, а также объявление о
выходе отдельным томом подобных его писем "со значительными дополнениями",
и, если не ошибаюсь, передовая статья тоже принадлежала его перу.
Микобере. Мистер Пегготи жил у нас все время - кажется, около месяца, - а
бабушка и его сестра приезжали в Лондон с ним повидаться. Когда он уезжал,
мы с Агнес простились с ним на борту корабля. Больше нам не придется на этой
земле с ним прощаться.
надгробную плиту, положенную мною на кладбище в память о Хэме. Когда, по
просьбе мистера Пегготи, я записывал для него простые слова, высеченные на
плите, он наклонился и взял горсть земли и пучок травы.
мистер Дэви.
ГЛАВА LXIV
прежде чем закончить эти страницы, я бросаю взгляд в прошлое.
вокруг нас наших детей и друзей, и по дороге я слышу гул голосов; много этих
голосов, и не безразличны они мне.
они! И все обращены ко мне, когда я задаю этот вопрос.
быть может, больше, но она все еще держится прямо и в холодную погоду может
пройти без отдыха шесть миль.
очках и вечерами сидит со своим шитьем у самой лампы и всегда при ней огарок
восковой свечи, сантиметр в футляре и рабочая шкатулка с изображением собора
св. Павла на крышке.
я недоумевал, почему птицы не клюют их вместо яблок, сморщились теперь; все
еще блестят ее глаза, и в их блеске черты лица кажутся затененными, хотя
глаза все-таки потускнели. Но ее шершавый палец, похожий, как я как-то
заметил, на терку для мускатных орехов, остался таким же, как раньше; и
теперь, когда я вижу, как мой самый младший сынишка, ковыляющий от бабушки к
ней, хватается за этот палец, я вспоминаю маленькую гостиную в нашем доме и
то, как я некогда тоже учился ходить. С разочарованием бабушки, испытанным
ею в далекие времена, теперь покончено: она крестная мать настоящей Бетси
Тротвуд, а Дора (следующая за Бетси по порядку) утверждает, что бабушка
слишком балует Бетси.
меньше, как книга о крокодилах; теперь она в плачевном состоянии, но хотя
много листов в ней разорвано и сшито нитками, Пегготи показывает ее детям
как драгоценную реликвию. Странно видеть мне свое собственное детское лицо,
глядящее со страниц этой книги о крокодилах, и странно вспоминать о своем
старом знакомце - Бруксе из Шеффилда.
Он мастерит гигантские бумажные змеи и, пока они парят в воздухе, взирает на
них с неописуемым наслаждением. Приветствует он меня восторженно и,
подмигивая, шепчет мне:
делать, я закончу свой Мемориал, а ваша бабушка, сэр, - самая замечательная
женщина на свете!
со следами былой гордости и красоты и делает слабые попытки победить
помрачение рассудка, жалкого, бессильного и неспокойного. Она в саду, и
рядом с ней стоит суровая, мрачная, изможденная женщина с белым шрамом на
губе. Прислушаюсь к тому, что они говорят.
шепчет:
временем вам будет легче.
снова взглянуть, пытается вернуть ее к действительности.
помирились?
Вдруг она кричит, и голос ее страшен:
пререкается, то с яростью говорит ей: "Я любила его так, как вы никогда не
любили!" - то прижимает ее голову к своей груди и баюкает, как ребенка. В
таком виде они остаются, когда я их покидаю. И такими я нахожу их снова. И
так они влачат свое существование из года в год.
вышедшая замуж за старого шотландского креза, брюзгливого и лопоухого?
Неужели это Джулия Миллс?
темнолицый лакей, который приносит ей на золотом подносе карты и письма, а
для того, чтобы сервировать ей в будуаре второй завтрак, есть у нее служанка
с медно-красной кожей, вся в белом, с ярким платком, повязанным вокруг
головы. Но теперь Джулия Миллс не ведет дневника, не поет "Панихиды по
любви" и бесконечно ссорится со старым шотландским крезом, похожим на
загорелого бурого медведя. Джулия - по уши в золоте и ни о чем не может
говорить, ни о чем не может думать, кроме как о золоте. Мне она нравилась
больше, когда пребывала в пустыне Сахаре.
великолепный дом, избранное общество, и ежедневно она дает роскошные обеды,
но вокруг нее что-то я не видел зеленых побегов, не видел ничего, что могло
бы расцвести и дать плоды. А что называет Джулия "обществом", я знаю. В него
входит, например, мистер Джек Мелдон; с высоты своего поста он подсмеивается
над рукой, заплатившей за этот пост, и говорит мне, что доктор - "такое
очаровательное старье". Но если, о Джулия, общество есть собрание
пустопорожних джентльменов и леди и если сущностью его является полное
равнодушие ко всему, что помогает или мешает прогрессу человечества, то,
значит, мы заблудились в пустыне Сахаре и нам нужно постараться из нее
выбраться.